Россия, отправляя на восток Украины гуманитарные конвои, оказывает "очень значительную" помощь жителям Донбасса, заявил в интервью РИА Новости глава территориальной делегации Красного Креста Алан Эшлиман. Отношения самого МККК с властями Украины и непризнанных республик он оценил как рабочие, хотя и посетовал, что Красный Крест уже год не может получить доступ к пленным, удерживаемым ополченцами. Сам же Красный Крест в наступившем году собирается перейти от срочной помощи жителям Донбасса к долгосрочным проектам — помощи по сельскому хозяйству и ремонту домов.
— Президент МККК Петер Маурер заявил, что организация расширит свою гуманитарную деятельность на Украине. В чем это расширение будет заключаться? Какие новые программы помощи будут введены?
— Масштаб деятельности Международного Красного Креста на Украине уже достаточно большой, на этом высоком уровне он и будет продолжен. Но мы собираемся теперь делать упор не на срочной помощи, например на раздаче еды, но на программах, которые помогут людям обеспечить их жизнь.
Например, будем помогать организовывать весной сельскохозяйственные работы. Будем помогать ремонтировать дома, восстанавливать инфраструктуру по водоснабжению водой, подачу газа и электричества.
— Как вы сейчас оцениваете гуманитарную обстановку на востоке Украины?
— МККК много работает в населенных пунктах, которые находятся близко к линии фронта, где много разрушенных домов, рынки не работают, время от времени происходят обстрелы, многие люди потеряли работу. Конечно, ситуация там тяжелая, несмотря на прекращение огня, а перемирие очень хрупкое. Гуманитарная ситуация сложна для многих людей. МККК старается облегчить их положение, поставляя туда продукты, инсулин и препараты для гемодиализа.
Интересно, что по сравнению со многими другими конфликтами, уровень медицины на неподконтрольных (Киеву — ред.) территориях достаточно неплох. У них достаточное количество врачей и медицинских сестер. К слову, добавлю, что восхищаюсь их тяжелой и важной работой в таких опасных условиях.
Чего не хватает, так это нового оборудования. В прифронтовой полосе не хватает мобильных госпиталей.
— Какова ситуация в прифронтовых поселках, которые находятся с украинской стороны?
— Жизнь в поселках, которые находятся у линии фронта, но с украинской стороны, выглядит довольно похожей. К счастью, в последние месяцы она улучшается, рынки и магазины возобновили работу. Во время вооруженного конфликта многие люди уехали, но теперь стали возвращаться. Но это перемирие очень хрупкое, время от времени стрельба имеет место.
— Россия регулярно отправляет на Донбасс гуманитарные конвои, их было уже 48. Как бы вы оценили их значение для жителей этой территории?
— Что касается количества оказываемой помощи, то это значительные цифры, и это очень полезно. Но мы не хотим участвовать в решении, что должно содержаться в этой гуманитарной помощи, потому что это очень тонкий вопрос отношений между Россией и Украиной.
— С украинской стороны на Донбасс поступает гуманитарная помощь?
— С украинской стороны тоже продолжают поступать гуманитарные товары. Но на самом деле есть несколько организаций, которым местные структуры на территориях, неподконтрольных правительству Украины, все еще не разрешили работать. Например, ООН не разрешено работать в Донецке и поэтому ЮНИСЕФ (Детский фонд ООН) не может там работать.
Один из самых активных — фонд Рената Ахметова, они продолжают свои поставки продуктов. На поставки гуманитарных товаров блокада никогда не вводилась. Хотя регламент, позволяющий пересекать блок-посты, очень сложный. Возникают и вопросы безопасности.
— В конце лета 2015 года Красный Крест приостанавливал свою работу в ДНР и ЛНР. Почему это произошло и как удалось возобновить работу?
— Дело в том, что местные структуры в этих регионах ввели новые правила работы, новый административный регламент. Видимо, для того, чтобы повысить уровень контроля. Чтобы местные органы на этих территориях понимали, где работает какая гуманитарная организация. Это потребовало от нас усилий и времени, но мы прошли эти процедуры, мы научились следовать этому регламенту.
В августе и сентябре (2015 года — ред.) мы не могли работать в Луганске и Донецке, но затем эта проблема была решена. Так что в целом мы чувствуем позитивное принятие нашей деятельности (со стороны властей непризнанных ДНР и ЛНР — ред.)
— Есть ли у вас сейчас какие-то сложности в работе с властями Украины, Донецка или Луганска?
— Мы нейтральная беспристрастная организация. Однако всем понятно, что мы работаем по чувствительным, конфиденциальным и сложным темам.
Поэтому иногда у нас может быть какое-то недопонимание с властями или с кем-то из их представителей. Иногда нам приходится кого-то в чем-то убеждать. Но в общем и целом нас принимают и наша работа с властями (Украины, — ред.), с оппозицией в Донецке и Луганске конструктивна. На нас позитивно реагируют и дают нам доступ.
Хотя есть одна важная проблема. Одно из традиционных направлений деятельности МККК — посещение и проверка условий содержания лиц, задержанных в ходе конфликта, чтобы убедиться, что по отношению к ним соблюдаются все гуманитарные требования и международные стандарты.
На украинской стороне у нас есть возможность посещать задержанных в СИЗО и колониях. Хотя мы пытаемся сделать так, чтобы увеличить это число и посещать их без каких-либо ограничений. Для нас очень важен систематический доступ ко всем задержанным.
Со стороны Донецка и Луганска у нас, к сожалению, нет такой возможности — нам не разрешают посещать задержанных. Только один раз у нас была такая возможность — в январе прошлого года. Тогда у нас в первый и последний раз было разрешение навестить этих людей. С тех пор мы их не навещали, пока что нам не дают такую возможность. Переговоры по этому поводу ведутся.
— Как власти ДНР и ЛНР это объясняют?
— Они не объясняют, но мы надеемся, что наши переговоры будут успешными и мы получим регулярный доступ.
— Сторона самопровозглашенных республик часто говорит, что ее пленных пытают, бьют, не дают им необходимую медицинскую помощь. Вы можете это подтвердить или опровергнуть?
— При наших посещениях задержанных один из важных моментов — возможность поговорить с задержанными конфиденциально, без чужого присутствия, спросить их о проблемах и жалобах. Потом Красный Крест включает это в свои доклады и обсуждает с властями. Но условием является то, что мы не можем это публично комментировать. Если мы видим какие-то проблемы, то мы пытаемся их решить.
— Мы знаем, что МККК оказывает содействие в поисках пропавших без вести. Сколько сейчас человек в таких списках и насколько эти списки точные и полные?
— Конечно, эти списки приблизительные. Мы основываемся на запросах со стороны самих семей, потерявших своих членов и все это время не имеющих от них никаких новостей. Таких запросов (от родственников- прим.) около 400. Кроме того, у нас есть список пропавших, поданный правительством (Украины — ред.), а также списки, поданные со стороны территорий, подконтрольных оппозиции (непризнанные ДНР и ЛНР — ред.). Всего таких людей, о которых нет никакой информации — уехали ли они куда-то, погибли или задержаны кем-то, около двух тысяч.
То есть это список с именами и всеми данными пропавших, от которых нет никаких вестей, а также с информацией о том, где его в последний раз видели.
Сейчас мы эти списки сводим воедино.
Нужно учесть, что есть большое количество до сих пор неопознанных останков, для которых надо делать анализ ДНК и проводить другую работу по их идентификации. Нам надо сделать своего рода сопоставление списков пропавших и неопознанных тел.
— Сколько из этих двух тысяч гражданских лиц, а сколько тех, кто воевал, то есть военных и ополченцев?
— Мы не различаем гражданских и военных. Очень сложно было бы различить.
— Я знаю также, что Красный Крест ведет большую работу по воссоединению семей, члены которых оказались по разные линии фронта. Каковы результаты?
— Последняя цифра — это более 200 человек, которым мы помогли воссоединиться за 2015 год. Причем среди них были не только украинцы и россияне, но и иностранцы. Например, это иностранные студенты, учившиеся в Луганске. Когда конфликт начался (весной 2014 года — ред.), многие родственники потеряли друг друга, потеряли связь, члены семей не знали, где находятся их родственники. Например, были такие студенты из Африки, которые потеряли связь со своими семьями.
Кроме того, был, например, случай с восьми-девятилетней девочкой из Италии, которая была в Донецке, и мы помогли установить контакт с ее отцом в Италии.
К сожалению, эта наша деятельность пока не очень известна, поэтому люди, потерявшие своих родственников, не всегда к нам обращаются. Хотя у нас есть офисы и в Киеве, и в Донецке, и в Луганске, и в Ростове-на-Дону, и они открыты и готовы помогать. Мы находимся на связи с властями, поэтому готовы делать все от нас зависящее. Наши сотрудники владеют реальной ситуацией и могут постараться помочь.
— Сколько среди пропавших без вести граждан России?
— К нам обращались родственники сорока человек. Восемь из них удалось найти. И мы продолжаем эту работу.
— Как бы вы оценили ход обмена пленными, которые проводят стороны?
— Очень хорошо, что этот процесс идет и стороны о нем договариваются. Нас дважды приглашали наблюдать за ним, второй раз — в середине ноября. Если еще раз позовут, мы обязательно примем участие.
— Сколько всего человек погибло в 2014-2015 годах в ходе конфликта на востоке Украины?
— У МККК нет собственных цифр, мы оперируем цифрами ООН и правительства. Они говорят примерно о восьми тысячах погибших.
