Известный в Венесуэле политолог Темир Поррас, близкий к властям страны, рассказал корреспонденту РИА Новости Дмитрию Знаменскому в Каракасе о своем видении экономических проблем, политическом раскладе перед важнейшими парламентскими выборами 6 декабря и перспективах отношений с Россией.
— Господин Поррас, какой вы видите Венесуэлу накануне выборов? Можно ли говорить о политической сбалансированности ситуации?
— С момента физической смерти президента Чавеса Венесуэла прожила новый для себя период. Чавизм вошел в новую фазу очень серьезных вызовов, и это новая реальность при президентстве Мадуро. По времени это совпало с очень неблагоприятной конъюнктурой в мировой экономике, особенно для стран-экспортеров нефти, таких как Россия и Венесуэла. В случае с Венесуэлой это имело серьезные последствия, так как экономика страны очень зависит от нефти, а политический проект чавизма связан с распределением внутри государства доходов от нефти. Без всяких сомнений, два последних года стали очень трудными с экономической точки зрения.
Однако, в отличие от стран с более традиционной манерой управления, за эти два года правительство Мадуро, напротив, все равно занималось продолжением и продвижением социальной политики, не откатывалось назад в части социальной модели, построенной при чавизме. Теперь в экономике очень много искажений: с одной стороны, мы видим важную проблему роста цен, ограничения импорта, что было сделано для поддержания инвестиций внутри страны и сгенерировало трения с частным сектором, который очень зависим, малопродуктивен и чувствителен к изменениям в сфере импорта и торговли.
Эту ситуацию правительство Мадуро и назвало экономической войной, когда частный сектор отказался помогать правительству в его стратегии ограничить расходы на импортные операции с целью сохранить социальные инвестиции.
Такая ситуация спровоцировала временное исчезновение тех или иных товаров, повышение цен, причем цены могут очень серьезно различаться — можно найти один и тот же товар по низкой цене в так называемых народных магазинах, а в другом месте — по цене, в несколько раз выше. Такая ситуация, вытекающая из снижения цен на нефть и сокращения импорта, сложностей в сохранении того же уровня потребления, который был в прошлом, без всяких сомнений, создала политический вызов для правительства президента Мадуро. Чавизм впервые за многие годы создал условия благополучия для самых бедных слоев населения и для среднего класса начиная с 2000-х годов, и именно из этого родился его политический успех. Президент Мадуро сейчас столкнулся с самой сложной ситуацией, которая только могла быть в стране.
В стране идут важные дебаты, какой должна быть экономическая стратегия в дальнейшем. И если все понимают экономическую конъюнктуру, то споры идут об инструментах, которые помогут преодолеть эту ситуацию и трансформировать венесуэльскую экономику с учетом того, что нас ожидает длительный период не таких высоких цен на нефть, как раньше. И это да, создает определенные ожидания относительно того, какой должна быть экономическая стратегия, чтобы политическая модель и планы чавизма могли и дальше развиваться без такой напряженности. Мы сейчас стоим перед важными парламентскими выборами, а перед чавизмом стоят большие вызовы, которых не было ранее.
Несмотря на это, ситуацию нельзя назвать враждебной боливарианскому правительству Мадуро, потому что у оппозиции есть огромные проблемы с тем, чтобы капитализировать это возможное недовольство и сложности. Со стороны оппозиции панорама продолжает оставаться очень расколотой, нет ясности, что они предлагают в качестве альтернативы. У чавизма очень много проблем, но оппозиция не предлагает ничего взамен либо говорит об очень классических вещах из неолиберализма, что в Венесуэле не пользуется большой популярностью.
Поэтому следует с осторожностью относиться к различным заявлениям представителей оппозиции, различных институтов по изучению общественного мнения, которые говорят о больших предпочтениях в сторону оппозиции. Им не удается оптимально капитализировать трудности, которые есть у власти, в свои плюсы, а правительство, несмотря ни на что, проводит постоянную мобилизацию, чтобы небольшие ресурсы, которые есть, были направлены самым нуждающимся слоям, хотя, действительно, у него нет удовлетворительного видения на ситуацию в экономике на средне- и долгосрочный период.
— В таких условиях какой могла бы стать главной цель работы Единой социалистической партии Венесуэлы в случае ее победы на выборах?
— Макроэкономическую политику нужно пересмотреть, изменить некоторые ее инструменты, но без какого-либо отказа от своих целей в социальной сфере. Одна из главных вещей — это очень сложная и фактически не работающая обменная система в Венесуэле, которая сейчас не дает эффекта, который предполагался ранее. Существование нескольких обменных курсов усложняет систему и делает ее неэффективной, разница такова, что есть один официальный курс доллара — 6,3 боливара, есть другой — почти 200 боливаров, а курс черного рынка отличается от официального более чем в сотню раз (примерно 900 боливаров — ред.).
— С точки зрения ЕСПВ можно было бы говорить о либерализации доллара?
— Не думаю, что можно говорить о либерализации рынка FOREX, обмена доллара. Есть несколько возможных вариантов решения, но не обязательно говорить о введении системы свободного обращения капиталов. Но по меньшей мере нужно было бы спланировать коррекцию обменного курса с учетом реалий обменного рынка. Это должен быть более гибкий, чем сейчас, механизм доступа к доллару, может быть, механизм торгов. В любом случае другой механизм, а не существующая ныне очень забюрократизированная модель, которая в условиях ограничения ликвидности при снижении цен на нефть провоцирует огромное количество проблем. Во-первых, нефтяная компания PDVSA, продающая доллары центральному банку по низкому курсу, не получает достаточно средств, чтобы выполнить свои обязательства. Это вызов для PDVSA в части цен в боливарах, потому что инфляция — очень важный фактор.
Даже само государство имеет большой налоговый дефицит, оно снова должно осуществлять большие социальные расходы и инвестиции, а такой обменный курс не дает возможности решить проблему дефицита. И изменение курса тут же исправило бы ситуацию с дефицитом, который сейчас подсчитывается на уровне примерно 20% ВВП.
По ценам на бензин. В принципе, в обществе было согласие с тем, что их необходимо скорректировать (сейчас литр бензина в пересчете на рубли стоит меньше одной копейки по курсу черного рынка — ред.). Люди согласны, что это ненормальная ситуация. По меньшей мере нужна постепенная переоценка хотя бы для того, чтобы нефтяная компания PDVSA могла окупать стоимость производства бензина.
— В случае победы ЕСПВ могла бы начать продвижение новых социальных проектов или, наоборот, в условиях низких цен на нефть придется отказаться от каких-то проектов, таких как миссии?
— Не думаю, что в Венесуэле, по крайней мере, со стороны чавизма, стоит вопрос о сокращении социальных проектов. Это даже не является необходимостью. Многие инвестиции делаются в национальной валюте, а государство является ограниченным в этом плане, потому что применяется абсолютно нерыночный курс. Если была бы корректировка курса, объем ресурсов от экспорта нефти был бы значительно больше. Есть еще огромное поле деятельности в части сбора налогов. Венесуэла, к сожалению, является страной, где собирается мало налогов. Был достигнут большой прогресс по этой части, но в основном — по сбору НДС. Остается еще много налоговых ниш, где можно было бы работать, чтобы улучшить ситуацию с доходами государства без ущерба для экономической активности.
Я уверен, что Венесуэла остается жизнеспособной страной при цене на нефть и в 40 долларов за баррель. Я защищаю идею, что она может существовать, даже если цена нефти не 100 долларов: это было прекрасно для наших доходов, но если действовать с рациональной точки зрения, то венесуэльская экономика должна быть устойчивой и при более низких ценах, нужно избегать той чрезмерности, которая была при высоких ценах. Нужно улучшить госуправление, усилить производство в частных секторах экономики. У нас есть много, что еще делать, прежде чем думать о сокращении социальных расходов.
— Как вы видите развитие отношений Венесуэлы с Россией в случае победы правящей партии и оппозиции? Какие ниши для сотрудничества есть у наших стран, кроме вооружений и нефти?
— В первую очередь сейчас отношения между нашими странами вышли на высочайший уровень. И Россия для Венесуэлы — очень важный партнер. Это стало возможным благодаря политике, проводимой президентом Чавесом и президентом Мадуро. Без всяких сомнений, очевидно, что в случае, если Венесуэла будет управляться другой политической силой, наши отношения пострадают по меньшей мере в части динамизма и подвижности последних лет. Но внешняя политика — это дело президента, однако
Национальная ассамблея имеет слово, к примеру, в части межгосударственных соглашений. Однако, даже если большинство в парламенте будет у оппозиции, именно у президента и МИДа остаются рычаги по проведению внешней политики. В этом случае можно ожидать, что глава государства будет поддерживать отношения с Россией, как и раньше.
У нас есть обширное поле для расширения отношений. Венесуэле нужно поощрять инвестиции в отраслях, которые будут очень важны для дальнейшего развития. Среди них находится туризм, инфраструктура, добывающий сектор, который очень важен, и нам не хватает там потока инвестиций. Пока Венесуэле это было не нужно, но в будущем понадобится финансирование для проектов развития. Нам нужно будет решить макроэкономические проблемы, что позволит государственным и частным капиталам таких стран, как Россия, которые имеют большие средства, найти в Венесуэле спокойное, доверительное место с ясными условиями для размещения и инвестиций. Я бы сказал, что это должно коснуться не только нефтяного сектора, нам нужно создать условия для инвестирования в проекты, важные для Венесуэлы. У нас есть примеры сотрудничества в финансовой области с Китаем, в рамках которого были созданы каналы финансового сотрудничества, которые стали альтернативами традиционным финансовым центрам, таким как Нью-Йорк или Лондон. Венесуэла не активна на рынках капитала, но когда речь идет о наиболее стратегических проектах, она может создавать доверительные отношения и выгодные финансовые условия с такими странами-союзниками, как КНР. Мне кажется, что нечто подобное можно было бы сделать с Россией, причем не только с государственным институтами, но и с частным бизнесом.
— Говоря о туризме и инвестициях, вы не сказали ни слова о преступности, а это, может, и мешает развитию этой темы. Я сюда приезжаю уже 10 лет и вижу, что ситуация чрезвычайно ухудшилась за это время.
— Да, это так. В общем и целом можно говорить о создании условий безопасности. К этому относится и создание макроэкономических условий. Сейчас турист, приезжающий в Венесуэлу, видит пять обменных курсов, у него нет безопасного места для обмена денег, а при использовании кредитной карточки с него снимают деньги по официальному курсу. Зачем ему это, если у него есть множество стран на выбор для поездки, где он получит услуги и сервис за разумные деньги. К этому же относится и инфраструктура, доступность авиасообщения, туристических услуг и, конечно, просто физическая безопасность, которая является тут фундаментальной вещью. Это вызов для чавизма, чтобы дать Венесуэле диверсифицированную экономическая активность, так как пока экономика зависит от добычи нефти.
— Правящая партия готова признать любые итоги выборов?
— Да, без каких-либо сомнений.
— А оппозиция?
— Не знаю. Чавизм построил определенную демократическую культуру, при которой выиграл 17 из 18 проведенных выборов. Но все правила имеют исключение, чавизм проиграл единственные выборы и немедленно признал это. Признание выборов входит в эту культуру. Но нетипичный проект чавизма в Венесуэле приковал к себе большое внимание из-за рубежа, страна находится в центре внимания, и, как следствие, за ней следят, особенно за политическими процессами. То, что давало легитимность чавизму, — это его уважение к демократическим процедурам, результатам выборов. Если бы чавизм начал играть с этими правилами, была бы просто лавина заявлений со стороны различных правительств.
К сожалению, оппозиция очень разнокалиберная, и нехватка у нее такой сплоченности немного бьет по доверию к ней, к ее возможности, к примеру, обратиться к мировому сообществу или ее противникам. Мы даже не знаем, кто у оппозиции полномочный представитель. Да и в прошлом венесуэльская оппозиция имела тенденцию не признавать однозначно результаты, когда она систематически проигрывала выборы, и иногда она оспаривала их, не имея для этого конкретных оснований. Это было огромное расстройство для венесуэльской оппозиции, для ее электората. Меня бы не удивило, если бы — какой бы ни был результат выборов — венесуэльская оппозиция или какой-то ее представитель собрались оспорить избирательный процесс, потому что у них есть такая дурная привычка, появившаяся за последние годы.
