Алена Солнцева, для МИА "Россия сегодня"
Реакция на смерть Рязанова оказалась и ожидаемой, и неожиданной. Смерть в России всегда кажется неожиданностью, хотя любимый страной режиссер долго и тяжело болел. Жизнь его была, к счастью, долгой, рядом с ним до последнего вздоха была любящая жена, друзья.
Но провожают его так, как будто он обещал оставаться бессмертным и обманул. Подвел. Был-был и вдруг – не стало. Ночью с 29 на 30 ноября вся лента в Фейсбуке состояла из одного, многократно перепечатанного сообщения: Умер Эльдар Рязанов.
Люди чувствуют себя осиротевшими. Эльдар Рязанов был всегда, давно, со времен оттепельных "Карнавальной ночи" и "Гусарской баллады", что для многих молодых сегодня кажется уже веком доисторическим. Он прошел с советским народом всю эпоху развитого социализма, был с нами в перестройку, и в двухтысячные, уже нездоровым, усталым, больным, но все равно – был, присутствовал, и в годы стабильности, и при сменившей ее нестабильности.
Вот уже второй день по всем каналам телевидения, в бумажных СМИ и на радио много говорят о Рязанове, вспоминают его фильмы, пытаются наспех проанализировать его творчество, основные темы, и видна явная растерянность: такой он был разный, фильмов снял много, выделить главную линию сложно. Одна из книг о нем называлась "Необъятный Рязанов", а сам он называл основной своей чертой "ненасытность во всех смыслах".
Каким же он был, этот ненасытно-необъятный Рязанов?
Во время учебы во ВГИКе его упрекали за банальность и мелодраматизм, зато хвалили за умение хорошо говорить и обаяние. Он был младшим на курсе. После института занимался документалистикой, познавал страну, снимал Камчатку. В игровом кино тоже мечтал о романтике, а ему дали сценарий комедии. Он хотел сделать героем Огурцова, снимать социальную сатиру, но директор Мосфильма Пырьев буквально заставил взять на эту роль Игоря Ильинского, да и Людмилу Гурченко навязал, когда та актриса, которую выбрал Рязанов, с ролью не справилась. Начальники смотрели материал и жаловались, что скучно, чуть не закрыли, но все-таки решили фильм выпустить. Рязанов расстроился, но собрался и доснял.
Тут слава его и нашла — он счастливый. Рождественская сказка для взрослых заняла первое место в советском прокате 1956 года.
Через десять лет, в 1966 году, он снял "Берегись автомобиля", — свой лучший, самый кинематографически совершенный оттепельный фильм, где все было прекрасно – и Смоктуновский в роли Деточкина, и Ефремов в роли следователя, и Папанов в роли народного обличителя, и сам стиль изложения, и интонация, и ритм, и монтаж… На этом фильме они встретились с драматургом Эмилем Брагинским, вместе с которым он написал сценарии к лучшим своим фильмам.
Как бы ни были хороши первые кинокомедии Рязанова, его настоящее призвание (и признание) проявилось в эру телевидения. Это было счастливое время, когда телевизор перестал быть редкостью, но еще не надоел, не раздражал, не вызывал зависимости, а стоял себе уютно в красном советском углу, радовал появившимся цветом…
Мы любили наши новые цветные "Рекорды", "Темпы" и "Рубины", где нас ждали знакомые позывные "Кинопанорамы", где с начала семидесятых Алексей Каплер, а после Эльдар Рязанов рассказывали о кино.
И хотя официальные начальники были против: "Мы не допустим на наши экраны тлетворную рязановскую смесь", говорили о нем, но его фильмы смотрели миллионы зрителей, и их сердца таяли.
Рязановские фильмы и их герои приходили к людям домой, в новостройки, где счастливые советские граждане времен застоя обживали свои новые, только что полученные квартиры, совершенно одинаковые, на Третьей улице строителей в Москве, Питере, Перми или Челябинске, ставили там одинаковые стенки и кухни, вешали одинаковые ковры, и, уставившись в одинаковые телевизоры, мечтали о том, что в их жизнь войдет чудо, настоящая любовь, мечта, песня, поэзия. И Наденька голосом Аллы Пугачевой споет про "Вагончик тронется", и будет нарядное платье цвета горчицы, и бритва с плавающими лезвиями, и заливная рыба с салатом оливье – и все сбудется.
Когда настала мода на ремейки, конечно, новую "Иронию судьбы" надо было бы снять в виде сериала, где и Лукашин, и Наденька обрели бы предысторию, а остальные персонажи – от подруг учительниц до ночующих по подругам мам — могли бы найти свои линии, так замечательно точно их наметил Рязанов (и его тогдашний постоянный соавтор Эмиль Брагинский).
Перестройку Рязанов встретил как праздник, он, как и многие советские люди, был уверен, что правда и справедливость всегда где-то рядом и что достаточно открыть им дверь, чтобы они пришли и воцарились навечно. Это детская во многом надежда не оправдалась, реальность оказалась жестче, но и сложнее.
Романтика, надежда, вера в сказочно прекрасную жизнь – наивные основы советского прекраснодушия интеллигенции – подвели. Рязанов не изменил своим идеалам, но идеалы оказались не совсем такими, какими представлялись издалека. Да и возраст был уже не тот, и Рязанов свои последние фильмы снимал в состоянии растерянности. Они не шли в кинотеатрах, не радовали публику так, как раньше. Время требовало другого фокуса, иного зрения, а найти его великий утешитель не смог. Фильм про Андерсена он снимал про себя…
Но в финале сериала о Рязанове, если его все-таки когда-нибудь снимут, должна была бы звучать музыка, например, песенка о погоде, которая любая – благодать…. И документальные кадры о его смерти, о похоронах, на которые тысячи сограждан завтра придут оплакивать своего лучшего сказочника, обязательно заставят зрителей не только загрустить, но и улыбнуться, той светлой улыбкой сквозь слезы, о которой всегда мечтал Рязанов. Как о лучшей реакции на свое кино.
