Достигнутые в Вене договоренности по Ирану не только позволяют МАГАТЭ контролировать весь ядерный цикл Ирана, но и дают возможность обеспечить беспрепятственный доступ экспертов агентства на ядерные объекты исламской республики. О перспективах реализации СВПД, а также о процессе химического разоружения в Сирии и перспективах российско-американского диалога по вопросу договора о ракетах средней и меньшей дальности в интервью специальному корреспонденту РИА Новости Полине Чернице рассказал директор департамента по вопросам нераспространения и контроля над вооружениями МИД РФ Михаил Ульянов.
— Как вы можете оценить высказывания американской стороны по проблеме ЕвроПРО после достижения венских договоренностей по иранской ядерной программе (ИЯП)?
— Как сплошное лукавство с использованием недобросовестной и неубедительной аргументации. Судя по регулярным выступлениям на эту тему американских официальных лиц, в Вашингтоне поставлена задача убедить международную общественность, в особенности общественное мнение в странах — союзниках по НАТО, в том, что никакой взаимосвязи между урегулированием вокруг ИЯП и американской противоракетной программой нет и что эта программа должна и дальше реализовываться в намеченном объеме.
Обоснование этого тезиса не выдерживает критики. Прежде всего, мы хорошо помним фразу из речи президента США в Праге 5 апреля 2009 года о том, что "в случае устранения иранской угрозы пропадет побудительный мотив для создания ПРО в Европе". Сейчас же делается акцент на том, что лидер США, мол, имел в виду не только ядерные, но и ракетные аспекты данной проблемы, которые не затрагиваются договоренностями по ИЯП. Но реальная ракетная угроза для Европы, о наличии которой говорят в Вашингтоне, могла бы существовать только в привязке к оружию массового уничтожения, то есть ядерному, химическому и биологическому оружию.
Между тем Иран является добросовестным участником конвенций о запрещении химического и биологического оружия. Никаких претензий на этот счет к нему никто, включая США, не предъявляет. Что касается ядерного оружия, то, как справедливо утверждает сама же администрация США, любые связанные с этим угрозы эффективно устраняются в рамках всеобъемлющей договоренности по ИЯП. Следовательно связанные с ОМУ угрозы отсутствуют.
Использовать же ракетные вооружения в обычном оснащении против европейских стран с военной точки зрения было бы абсолютной нелепостью. Более того, никто не может объяснить, на чем основываются опасения относительно возможного нанесения Ираном ракетных ударов по европейским столицам. Ведь очевидно, что ни малейших мотивов к этому у Тегерана нет. Поэтому данную тему старательно обходят стороной, подавая "иранскую ракетную угрозу" как непреложный факт, не нуждающийся в каком-либо обосновании.
Кроме того, даже с технической точки зрения никакой угрозы для Европы Иран не представляет. Предельная дальность иранских ракет не превышает 2 тысяч километров. И нет никаких признаков того, что Тегеран стремится к ее увеличению. Но если бы даже такие намерения были, реализовать их без помощи извне Иран не может.
В этом контексте уместно напомнить, что санкционный режим в отношении ИРИ уже много лет предусматривает фактический запрет на передачу этой стране ракетных технологий. Через несколько месяцев санкции будут отменены, но и в рамках всеобъемлющей договоренности по ИЯП серьезные ограничения в этой области будут сохраняться. Поставки, имеющие отношение к ракетным технологиям, в течение ближайших восьми лет будут возможны только по отдельному решению СБ ООН в каждом конкретном случае. Нет ни малейших сомнений, что в случае поступления запросов на поставки, способствующие укреплению ракетного потенциала Ирана, Соединенные Штаты не преминут воспользоваться правом вето.
С учетом всех этих обстоятельств у нас есть веские основания полагать, что спекуляции на тему "иранской ракетной угрозы" являются лишь ширмой для реализации проекта, истинная цель которого состоит в подрыве российского потенциала ядерного сдерживания и втягивания европейских союзников в долгосрочную военную конфронтацию с Россией, что, судя по всему, отвечает интересам США.
— Что вы можете сказать о роли МАГАТЭ в имплементации договоренностей по Ирану? Как Россия в этом плане взаимодействует с агентством?
— Надо сказать, что МАГАТЭ отводится ключевая роль в реализации совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по урегулированию ситуации вокруг ИЯП. На плечи агентства ложится главная задача — дать гарантию отсутствия в ИРИ незаявленных ядерного материала и ядерной деятельности и тем самым подтвердить исключительно мирный характер ИЯП. Мы всегда выступали за то, что это должна делать не "шестерка" или кто бы то ни было еще, а именно агентство на основе имеющегося у него уникального экспертного потенциала, накопленного опыта и утвержденных уставных полномочий. Принципиально важно, что этот подход нашел отражение в СВПД.
Из практических задач агентству предстоит осуществлять проверку выполнения Ираном своих обязательств в ядерной сфере в рамках СВПД, взаимодействовать с Ссвместной комиссией "шестерки" и Ирана. МАГАТЭ будет регулярно докладывать совету управляющих агентства и в копии — в СБ ООН. Доклады и выводы Агентства станут основой для отмены ограничительных мер в отношении ИРИ.
Большое значение имеет то, что Тегеран согласился применять дополнительный протокол к соглашению о гарантиях и так называемый модифицированный код 3.1, которые, как мы всегда говорили, являются ключом к подтверждению исключительно мирной направленности ИЯП. Кроме того, увеличивается штат инспекторов агентства, которые на постоянной основе будут находиться на иранских ядерных объектах. При этом у них в распоряжении будут самые передовые технологии мониторинга и верификации, такие, например, как электронные печати и системы непрерывного электронного контроля за уровнем обогащения.
Соглашение по ИЯП предусматривает также дополнительные меры контроля со стороны агентства, которые покроют весь ядерный топливный цикл ИРИ, начиная с добычи и переработки урановой руды.
Помимо этого, создан эффективный механизм урегулирования спорных вопросов относительно доступа агентства на те или иные объекты Ирана, где гипотетически может осуществляться деятельность, не соответствующая СВПД. Это означает, что на практике при возникновении любых обоснованных сомнений со стороны МАГАТЭ на предмет исключительно мирного характера иранской ядерной программы любые пробуксовки в вопросах предоставления инспекторам агентства доступа на интересующие их объекты исключены — соответствующие процедуры согласования доступа будут занимать менее месяца.
Важно и то, что Тегеран взял обязательство завершить до конца текущего года взаимодействие с МАГАТЭ по прояснению остающихся вопросов в контексте его предполагаемых исследований военно-ядерной направленности. Данная работа будет выстраиваться на основе "дорожной карты", подписанной Ираном и МАГАТЭ синхронно с одобрением соглашения. Таким образом, и в этом вопросе должна быть поставлена точка. Все "белые пятна" в истории ИЯП будут удовлетворительным образом устранены, а значит, у МАГАТЭ и у международного сообщества появится полная и достоверная картина ее развития.
Совокупность этих мер позволит в итоге укрепить доверие между "шестеркой" и Ираном в интересах обеспечения устойчивой реализации договоренности, даст надежную гарантию того, что любые гипотетические попытки Ирана втайне приступить к разработке ядерного оружия будут своевременно зафиксированы агентством. Логика дальнейшего развития ИЯП будет полностью понятной и контролируемой.
Россия является членом МАГАТЭ, его совета управляющих, а также участником СВПД и в этих качествах будет оказывать необходимую поддержку агентству на иранском направлении.
— Каковы перспективы реализации соглашения по ИЯП?
— Перспективы реализации соглашения будут напрямую зависеть от того, насколько добросовестно все участники — именно все, а не только Иран — подойдут к выполнению взятых на себя обязательств. У нас нет оснований сомневаться, что все стороны намерены действовать максимально ответственно.
Сам факт заключения соглашения по сути означает, что политический выбор в пользу переговорного пути урегулирования ситуации вокруг ИЯП уже сделан. Конечно, сформированному в рамках СВПД механизму еще предстоит пройти обкатку, чтобы его различные составные части притерлись друг к другу и работали как единое целое. На этом пути, понятное дело, возможны сбои и сложности. Однако мы убеждены, что продемонстрированная всеми участниками политическая воля к поиску компромиссов позволит достаточно эффективно справляться с любыми трудностями на пути реализации соглашения.
— Ранее посол по особым поручениям МИД России Григорий Берденников заявил, что вопрос подписания соглашения между Ираном и РФ по вывозу низкообогащенного урана остается открытым и сейчас ведется экспертная работа. Когда по вашим прогнозам соглашение все-таки может быть подписано. Может это случиться до конца года?
— Не хотел бы комментировать ход ведущихся сейчас на этот счет переговоров. Это было бы неправильно. Могу лишь сказать, что работа на этот счет по линии госкорпорации "Росатом" и Организации по атомной энергии Ирана идет весьма интенсивно. Есть общее понимание того, что обмен иранского низкообогащенного урана на природный уран из России — это достаточно сложное мероприятие с технической и организационной точек зрения. У нас с иранской стороной также есть общее видение относительно того, что потребуется сделать, чтобы воплотить этот проект в жизнь. Сейчас эти шаги предпринимаются.
Что касается конкретных сроков, то могу лишь сказать, что делается все возможное, чтобы это состоялось как можно скорее. Но есть определенные технические аспекты, которые должны быть проработаны, чтобы сотрудничество осуществлялось без сбоев.
— Ранее в СМИ появилась информация, что иранские эксперты-ядерщики посетили ряд объектов в РФ для консультаций по вопросу о перепрофилировании объекта Фордо на производство стабильных изотопов. Действительно ли такие контакты имели место?
— В соответствии со всеобъемлющей договоренностью по ИЯП Россия внесет свой вклад в ее осуществление через содействие Ирану в организации производства стабильных изотопов на объекте Фордо. И в этой связи в начале сентября иранские специалисты приезжали для ознакомления с тем, как может быть организована эта работа. Мы об этом информировали комитет по санкциям — как это предусмотрено всеобъемлющим планом действий. Все это абсолютно законно и, более того, очень востребовано, потому что это важная составляющая часть сделки. Процесс идет.
— Ожидаются ли еще какие-то визиты иранских экспертов в РФ?
— Я думаю, что в части, касающейся нашего национального вклада в реализацию сделки, контактов будет еще много как в России, так и в Иране. Там довольно сложные вопросы. Насколько я могу судить, они решаются прежде всего по линии специалистов-атомщиков, с нашей стороны это Росатом, с иранской — Организация по атомной энергии Ирана. И такие контакты, видимо, потребуются еще не раз, поскольку речь идет о довольно сложных в техническом отношении вопросах и коммерческих аспектах.
— На каком уровне сейчас продолжаются консультации СВПД и есть ли уже какие-то сроки проведения министерской "шестерки" по Ирану на полях Генассамблеи ООН?
— Планируется, что 22 сентября пройдет раунд технических консультаций экспертов в Вене. А на 28 сентября намечена министерская встреча "шестерки" с участием Ирана в Нью-Йорке. Но этот график теоретически еще может меняться.
— Летом СМИ публиковали выдержки из доклада председателя КНШ США Мартина Дэмпси, где говорится о возможности размещения Вашингтоном в Европе ракет наземного базирования. Российская сторона заявила, что проанализирует эту информацию. Какие выводы были сделаны?
— Действительно, мы очень внимательно следим за ситуацией вокруг договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), так как он является одним из краеугольных камней существующего режима ядерного разоружения и нераспространения.
В этой связи необходимо подчеркнуть: сам доклад Дэмпси мы не видели, но в пересказе журналистов в нем есть важная оговорка: речь идет о потенциальной разработке и развертывании ударных систем в случае, если ДРСМД больше не будет действовать. В публичных заявлениях американцы акцентируют, что остаются привержены ДРСМД. Мы занимаем такую же позицию, неукоснительно соблюдаем наши обязательства по договору. Так что говорить в данном контексте о неких планах США и строить на этой основе апокалиптические сценарии некорректно.
Вызывает сожаление, что в целом в вопросе ДРСМД Вашингтон по традиции пытается "перекладывать с больной головы на здоровую". Нас уже больше года официально обвиняют в нарушении договора, но доказательств — ни в публичном пространстве, ни по дипломатическим каналам — так и не представили. При этом американцы сами себя накручивают, изучают варианты реагирования на наши "нарушения" и "развертывание запрещенных договором ракет", то есть на то, чего не было и нет.
В то же время серьезные проблемы с соблюдением договора есть именно у США, и они хорошо задокументированы. Напомню, наши озабоченности касаются испытаний баллистических ракет-мишеней, воспроизводящих баллистические ракеты средней и меньшей дальности, производства и широкого применения ударных БЛА, функционально и юридически являющихся крылатыми ракетами средней дальности наземного базирования, а также размещения на базах ПРО в Европе пусковых установок Мк-41, практически идентичных тем, которые используются на кораблях ВМС США для запуска крылатых ракет "Томагавк". Мы постоянно поднимаем эти вопросы, но наши партнеры фактически отказываются их обсуждать — мол, США не считают эти действия нарушением и точка. Никаких разъяснений, в частности по пусковым установкам, американская сторона нам до сих пор не предоставила.
Временами американская сторона возвращается к "мегафонной дипломатии", публично обвиняя Россию в нарушениях ДРСМД. Последний раз — причем дважды — это имело место в мае в ходе проходившей в Нью-Йорке конференции по рассмотрению действия договора о нераспространении ядерного оружия. Всякий раз мы давали жесткий отпор. Будем при необходимости действовать так же и впредь.
— Реализует ли Россия новые крупные инициативы в области контроля над вооружениями?
— В качестве примера могу рассказать о нашей инициативе по укреплению Конвенции о запрещении биологического и токсинного оружия (КБТО).
Эта Конвенция, вступившая в силу в 1975 году, стала первым международным договором, запретившим целый вид оружия массового поражения. Сегодня в ней участвуют 173 государства. Но в отличие от договора о нераспространении ядерного оружия и Конвенции о запрещении химического оружия, которые подкреплены деятельностью таких мощных международных организаций, как МАГАТЭ и ОЗХО, биологическая Конвенция в институциональном отношении крайне слаба. В ее рамках существует лишь небольшая группа имплементационной поддержки в составе трех международных чиновников, выполняющих технические функции. Но дело даже не в организационных моментах, а в том, что основанный на КБТО режим никак не адаптируется к меняющимся реалиям. За 40 лет никаких существенных шагов по его укреплению предпринято не было, если не считать согласования нескольких мер по укреплению доверия, которые выполняются далеко не всеми государствами-участниками.
Попытка выправить такое положение предпринималась в 1991-2001 годах в ходе многосторонних переговоров с участием России по разработке юридически обязывающего дополнительного протокола к КБТО. Но эта попытка на этапе, когда переговоры приближались к завершению, была блокирована администрацией США. Нанесенный американцами удар был настолько силен, что он деморализовал остальные государства, которые впали в уныние и, по сути, также отказались от участия в дальнейших переговорах.
Вместе с тем на фоне подобного международно-правового застоя все большие обороты набирает развитие новейших биотехнологий, имеющих потенциал двойного применения.
В этих условиях Россия, взяв на себя лидерство, выступила с инициативой организации новых переговоров по укреплению Конвенции. Мы предлагаем сфокусироваться на тех областях, где возможно достижение согласия. С учетом интересов всех государств мы уже разработали проект мандата переговоров, то есть документа, определяющегося рамки и содержание дальнейших действий. Такой проект российская делегация представила в августе на встрече экспертов государств-участников КБТО в Женеве.
Наша инициатива вызывает немалый интерес как среди государств, так и неправительственного экспертного сообщества. Дополнительное ее обсуждение состоится на предстоящем 14-18 декабря в Женеве совещании государств-участников КБТО. Окончательный вариант мандата мы планируем внести на утверждение VIII Обзорной конференции КБТО в ноябре 2016 года. Пока же работаем со всеми заинтересованными сторонами по доработке нашей инициативы с целью обеспечения максимальной поддержки.
Рассчитываем, что в ноябре 2016 года государства-участники КБТО смогут использовать этот шанс усилить столь важную для биологической безопасности всех государств Конвенцию и принять решение о начале переговоров. Россия будет в них активно участвовать с тем, чтобы обеспечить скорейшую разработку комплекса мер по укреплению Конвенции и тем самым повысить собственную биобезопасность, равно как и биобезопасность в глобальных масштабах.
— Как продвигается работа по демонтажу оставшихся сирийских объектов, связанных с производством химоружия? Поступает разная информация о числе демонтированных ангаров, каким данными располагает российская сторона? Сообщалось, что появились проблемы с доступом экспертов к уничтожаемым объектам, обусловлено ли это только вопросами безопасности?
— Проверку хода ликвидации бывших сирийских объектов по производству химоружия осуществляет техсекретариат ОЗХО. Согласно самым последним данным, ОЗХО подтвердила уничтожение десяти из 12 объектов (все пять подземных сооружений и пять из семи ангаров). Хотел бы особо подчеркнуть, что речь идет о пустующих строениях — все находившееся в них специализированное оборудование было демонтировано еще в 2013 году.
Остающиеся не уничтоженными два объекта находятся в зоне боевых действий и доступ к ним затруднен. Это является единственной причиной того, что их ликвидация до сих пор не завершена. Когда это можно будет осуществить — прогнозировать по понятным причинам невозможно. Кроме того, для завершения ликвидационных работ требуются дополнительные объемы взрывчатки. Отвечающие за это международные структуры испытывают трудности с ее закупкой. К сожалению, таковы реалии работы в Сирии в условиях продолжающегося острого вооруженного конфликта. Никакой вины официального Дамаска в этом нет.
Хотел бы также отметить, что химдемилитаризация Сирии будет считаться завершенной, когда под контролем ОЗХО уничтожат все вывезенные из страны в 2014 году компоненты и прекурсоры химоружия. Осталось ликвидировать всего лишь один процент токсичных химикатов. К сожалению, американское коммерческое предприятие Veolia ES Technical Solutions LLC, выигравшее соответствующий тендер ОЗХО и получившее финансирование от этой организации, ссылаясь на технологические трудности, вот уже в течение года не может завершить данный процесс. Об этом приходится упомянуть в связи с тем, что США в свое время оказывали беспрецедентное давление на Дамаск, торопя его с вывозом компонентов химоружия и не желая даже слышать об объективных проблемах, с которыми сталкивались сирийские власти в сложнейших условиях военной обстановки. Но в нынешней ситуации, сама выбившись из намеченного графика, американская сторона никакого дискомфорта явно не испытывает, вновь демонстрируя приверженность двойным стандартам.
— Планируется ли проведение российско-американских консультаций по проблеме ситуации с уничтожением объектов по производству химоружия на полях юбилейной сессии ГА? А по ситуации с последними случаями химатак со стороны исламистов ИГ?
— Практическая работа по химдемилитаризации Сирии, как известно, ведется под эгидой и при активном содействии ОЗХО — специализированной международной организации, задачей которой является ликвидация химического оружия во всем мире. Именно в рамках ОЗХО мы ведем диалог с США и другими заинтересованными участниками данного процесса. В этой связи нет необходимости в каких-либо дополнительных консультациях по данной теме в Нью-Йорке в ходе сессии ГА ООН, тем более что химдемилитаризация Сирии практически завершена и остающиеся вопросы носят сугубо технический характер.
В отношении второй части вашего вопроса могу сказать, что мы давно предупреждали наших западных партнеров об исходящей от боевиков химической угрозе. Но те отмахивались и всякий раз блокировали наши попытки поставить в СБ ООН вопрос о необходимости международной реакции. Сейчас занимать такую позицию им становится сложнее. В последнее время множится информация, поступающая из различных, в том числе правительственных источников разных стран, о применении токсичных веществ в качестве химического оружия на территории Сирии и Ирака боевиками ИГИЛ и других террористических группировок.
Использование исламистами в ходе военных действий "химии" приобрело масштабный, системный и трансграничный характер, выходит на качественно более высокий технологический уровень. По имеющимся данным, они уже начали применять не только хлор, но и полноценные боевые отравляющие вещества, в частности иприт.
Налицо перспективы расширения географии террористической активности с применением химоружия за пределы Сирии и Ирака, а при наихудшем сценарии — всего ближневосточного региона. Ясно, что СБ ООН и ОЗХО не могут больше оставаться в стороне от проблемы трансграничной террористической деятельности с использованием химоружия. Мы подготовили в этой связи проект резолюции Совета безопасности о распространении на территорию Ирака мандата создаваемого сейчас совместного механизма ОЗХО-ООН по расследованию случаев возможного применения химоружия в Сирии. Весьма вероятно, что вскоре проект будет востребован.
— Как вы оцениваете складывающийся информационный фон в Евроатлантике?
— Как информационную войну против России. Используется всякий повод для того, чтобы обвинить нас во всех грехах. Причем, если затем выясняется, что оснований для обвинений в действительности не было, это просто обходят молчанием.
Приведу один свежий пример. В апреле текущего года в сети английского рыболовного траулера у берегов Северной Ирландии попал крупный подводный объект. На поверхность он не поднимался и себя никак не идентифицировал. В британской прессе немедленно появился шквал публикаций на тему, что в сеть попалась якобы российская субмарина.
Однако дней десять назад министерство обороны Великобритании доложило в национальный парламент, что, как стало ясно в результате проведенного расследования, в действительности в сети траулера попала британская подлодка, нарушившая все инструкции по безопасности. В отличие от того, что имело место в апреле, британская пресса особого внимания к этому, насколько я могу судить, не проявила.
Вот так в умах западной общественности целенаправленно формируется образ якобы агрессивной и непредсказуемой России. И подобных примеров — масса. Поэтому возвращение к нормальным взаимоотношениям в евроатлантическом регионе и восстановление более или менее приемлемого уровня взаимного доверия, по всем признакам, будет процессом весьма продолжительным и трудным.
