ВОРОНЕЖ, 29 апр — РИА Новости. На войне майора авиации воронежца Евгения Николаевича Джулая смерть настигала дважды. И еще раз — уже после Победы, когда в Карпатах его машина попала к бандеровцам. Но каждый раз он оставался жив. Как брал в разведке "языка", пленил на своей машине заблудившийся немецкий истребитель, и как его чуть не застрелил бандеровец, ветеран Великой Отечественной войны рассказал РИА Новости.
Командир экстерном
На войну Евгений Николаевич попал в 1942 году, несмотря на бронь. В селе Садовое Воронежской области, куда он вернулся, отучившись в городе Острогожске в школе механизации сельского хозяйства на шофера-механика, Джулай работал в комиссии по приему техники для Рабоче-крестьянской Красной армии.
"Набирали три-четыре машины — и в Воронеж. Я три раза пригонял. Была "бронь", но военкомат получил задание добрать, и мобилизовали. Я в списках карандашом был обозначен. Не хватило кого-то, и меня взяли", — вспоминает Джулай. Это он уже выяснил после войны.
За месяц в городе Усмань из него и остальных мобилизованных сделали в учебном полку младших командиров. Выпустился оттуда Джулай сержантом-пулеметчиком, получил сухой паек, концентраты, портянки, и в вагоны — под Воронеж, в поселок Сомово.
"Всю ночь грузили там раненых в вагоны. С Сомово пошли пешком на Воронеж. И все дурачились. Некоторые — с рогатками пришли", — вспоминает Джулай.
На окраине Воронежа, в Отрожке, бойцы попали под обстрел и разбежались от страха.
"Я бы тоже убежал, но командир роты меня взял связным, я за него ухватился… Три дня собирали разбежавшихся бойцов в Отрожке, и никого не наказали. Защитники, вашу мать!" — рассказывает Евгений Николаевич.
Перебазировавшись на другую окраину Воронежа, в Масловку, он попал в состав 100-й дивизии — заместителем командира пулеметного взвода.
"По дороге от Рогачевки на Воронеж макеты машин, пушек, танков деревянных возили — имитировали подход войск. По два, по три раза в день мотались. И мы со взводом строем как пехота шли, растягивались, чтоб нас больше казалось", — улыбается Евгений Николаевич.
По его словам, противник "клюнул" на эти маневры, и из-под Сталинграда были сняты две дивизии.
"Как-то утром рано приходит ко мне комиссар: "Пойдем, сынок, поглядим, как у тебя там солдатики твои несут службу". Зима, мороз, много снега. Бойцы в траншеях сидят. Через пять, десять метров — солдат, солдат, солдат… Один — нормально, другой — нормально, а третий говорит, показывая в сторону немцев: "Вы понимаете, там бугорочек такой, и оттуда что-то, дымок даже появляется там", — говорит Евгений Николаевич.
Поправил Джулай автомат на шее, взял бинокль и стал смотреть — "да, есть что-то". И тут щелчок, комиссар отдернул его.
"А ну, давай автомат", — говорит мне. Автомат взял — затвора нет. Протянул руку, и оттуда берет пулю расплюснутую. Лепешка пули", — вспоминает Джулай.
Через неделю его отобрали в разведчики.
"Язык" спас жизнь
В разведку, в тыл к немцам, на занятый ими правый берег Воронежа и дальше, за Дон, Джулай ходил три раза. В первый раз как стажер, во второй взял "языка" и получил медаль "За отвагу", а командир его группы — орден "Красной Звезды".
"Пять дней я поносил всего эту медаль и больше не видел. Третий раз нашей группе из трех человек дали двух саперов со взрывчаткой. Мы должны были их вывести туда, где склады. Мы обнаружили в оврагах большое количество складов — там и машины, и пушки в огромном количестве", — вспоминает Джулай.
Работали они с саперами по ночам, а днем отсиживались в стогах сена.
Саперы свою работу сделали, и не успела группа отойти, как раздался сильный взрыв. Немцы стали искать диверсантов, и пришлось разведчикам с саперами выбираться другим путем, а не тем, где их ждали три дня.
"Есть нечего, пить нечего, хорошо хоть снег есть…" — рассказывает Джулай.
К своим они вышли на восьмой день. На них уже успели отправить похоронки.
Недалеко от линии фронта группа встретила двух немцев. Одного уничтожили, а второго взяли как "языка". Немец идти не хотел, и тогда рослый и сильный Джулай взял его на спину и потащил на себе.
"Наши не ожидали нас в том месте встретить, и чуть не побили. "Ребята, свои!" — закричал наш командир. И немцы увидели — открыли огонь. И "языка" этого на мне убили", — вспоминает Евгений Николаевич. Командир группы сказал Джулаю тогда, что ему повезло — если б не немец, погиб бы.
Уже добралась группа до своих, и тут противник опять заметил их и "накрыл" минометами. Мина взорвалась в 3 метрах от Джулая. Осколки попали в бедро.
Вторая похоронка матери
Он помнит, что второго разведчика убило осколками в грудь, остальные были живы. Но больше ни своего командира, ни тех саперов он не видел.
Кровь в ватных брюках и валенках замерзла, вся нога обледенела, когда раненого Джулая везли на поезде в госпиталь Мичуринска. Собирались уже провести ампутацию, но тут появился старый доктор и сказал не спешить. Несколько дней спасали ногу. Приходил тот старый доктор: "Пальцы шевелятся?" — "Не шевелятся". — "Давайте уколы". Восстановили ногу.
До разведки Евгений Николаевич часто писал домой письма. А тут месяц от него ничего не было. Дома по нему уже справили панихиду.
"Когда нога зашевелилась, написал домой. Ответа нет. Подумал — сгорела деревня. И тут через 10 дней медсестра приходит: "К вам мама приехала". Увидела меня, плохо ей стало", — на глазах Евгения Николаевича выступают слезы.
Мать на отца получила похоронку, а через три дня — на него.
Три месяца лежал Джулай в госпитале, оттуда распределили его по специальности — шофером санитарной машины на аэродром Мичуринска.
"С месяц я так побыл, просил самую сложную технику, изучал специальные машины. На аэродроме как: на каждой машине оборудование, а это оборудование дороже самой машины. Прошло время — медаль мне "За боевые заслуги". Я спрашиваю: "За какие это заслуги?" Оказывается, я столько машин восстановил", — говорит Джулай.
Немца приняли за Покрышкина
После Курской дуги полк, в котором служил Джулай, пошел вперед. Аэродромы менялись часто. Бывало, самолеты взлетали с одного, а садились уже на другой. И машины обслуживания должны были встречать их на новом месте.
"И вот уже перешли на территорию Польши. Там дороги лучше были, там пошла наша жизнь уже веселее, и, главное, мы уже гоним немца!" — рассказывает Джулай.
На аэродроме он командовал машинами — заправлял самолеты. Это была уже весна 1944 года.
"Мы с Покрышкиным, как с вами вот, три раза разговаривали. Он летал на немецком самолете. Мы бежим к нему, на "ура" поднимаем… Ну, заправить — заправили, но потом ему надо бомбочки там, патроны зарядить… Покормить его надо", — говорит Джулай.
Самолеты, по его словам, одно время заправляли они на "широченной" автостраде "Берлин — Варшава". Танки перегораживали трассу, самолеты садились, заправлялись и взлетали.
"Так вот, у Покрышкина спрашиваем: "Как же вы летаете на немецком самолете? Наши же зенитчики вас должны сбить!"
"Ой, вы знаете, у нас хорошие зенитчики. Сколько стреляли по мне — ни разу не попали", — отшутился Покрышкин.
"Все мы смеялись", — улыбается Джулай.
Когда в мае 1944 года аэродром перебазировался в небольшой лес, над ним "прошел" немецкий "Мессершмитт".
"Ребята, быстрее, Покрышкин идет на посадку! Я говорю водителю второй машины Коле Колесниченко: "Ты подъезжаешь с хвоста — у самолета в двух местах заправочные люки, а я — спереди. Вот он развернулся и идет на посадку. Садится и рулит сюда, на стоянку. Остановился, винты крутятся. Я подъезжаю, Коля — сзади. Летчик колпак открывает, встал из самолета… Немец!" — кажется, тому случаю Джулай удивляется до сих пор.
Летчик посмотрел ему в глаза и понял, что попал к русским.
"Он отсюда взлетал, и другие самолеты, с которыми он летел, сели на новом аэродроме, а он, наверное, проспал, когда говорили это, и сел тут. И вот мы его застопорили. Коля вскочил на самолет и пистолет у него забрал. Он садится, чтобы включить и взлететь, а я прямо под винты ему машину поставил", — улыбается Джулай.
С КПП тем временем подъехал "виллис" с четырьмя офицерами, и летчика увели. А Джулай с другим водителем поехали заправлять свои самолеты, которые заходили на посадку.
"Тот случай стал легендарным — аэродромные шоферы пленили немецкого летчика. Приехали на Ли-2 фотокорреспонденты, начали фотографировать нас, спрашивали, как мы это сделали. А мы отвечаем, что некогда нам, надо заправляться", — говорит Джулай. Это была единственная его фотография во время войны. Она и сейчас у Евгения Николаевича.
"С войной покончили мы счеты"
Войну заканчивал Джулай старшиной и командиром взвода. Остановился их аэродром в 60 километрах от Берлина. Принимали участие в штурме Зееловских высот — включали прожектора, чтобы ослепить противника.
"В Берлине так и не удалось мне побывать. Жалею. Сколько собирались поехать в виде экскурсии по Берлину — не получилось. А сейчас куда уже мне? Я уже в магазин не могу дойти", — вздыхает Евгений Николаевич.
Джулай был дежурным по роте, когда узнал, что война закончилась.
"Бегу туда, где офицеры отдыхают: "Тревога!" Они как вскочили — "Твою мать! Ты что так пугаешь!" Как пошли на аэродроме со всех самолетов, со всех автоматов, такая стрельба была! Утро настало — притихли немножко", — вспоминает Джулай.
Встреча с бандеровцами
Осенью аэродром перевели в Житомир на Украине. Джулаю надо было приехать туда и подготовить место для автороты, а капитану, начальнику группы продовольственного снабжения — заготовить продукты и организовать питание в летной столовой.
"И вот начпрод загружает "форд" лучшими продуктами, берем автомат, пистолеты с собой и едем. Доезжаем до границы — не пропускают. Бандеровцы свирепствуют в Карпатах. Только колоннами, и колонны с бронетранспортерами, самоходками, то есть вооруженные", — говорит Джулай.
Капитан пошел к коменданту со словами "мне нельзя ждать". Объяснил, что у него продукты, что прилетят летчики, и их кормить надо. Комендант дал пропуск.
"Миновали мы город Буск, где нас отлично встретили, и поехали по винтовой карпатской дороге. Едем хорошо, "форд" новый, американский. Вдруг… Я на него смотрю, он — на меня. Впереди вышла шайка бандеровцев, человек шесть наверно. Гранаты висят, автоматы — все обвешаны, усатые такие", — рассказывает Джулай.
Тогда ходила легенда, что авиаторов бандеровцы не трогают. Мол, их авиация не беспокоила, в отличие от артиллерии и пехоты.
"Капитан подумал об этом, и я подумал об этом. Ну что делать? Врезаться в эту группу — впереди будут еще. Развернуться назад — там тоже, их три-четыре группы выходят на дорогу. Останавливаемся. Я спрашиваю: "Что, ребята?" — говорит Джулай.
Их вытащили из машины, отобрали оружие. Пока один из бандеровцев держал под прицелом Джулая и капитана, остальные наскоро выгружали ящики с продуктами, затем пошли к лесу.
"Кричат: "Давай их сюда! Вздернуть!" А я пока стоял перед ним, гадом, думал: знают ведь наши, что мы уехали с такими продуктами, а сейчас нас убьют, и никто не узнает, куда мы делись. Дезертирами посчитают", — рассказывает Евгений Николаевич. Тогда у него и появилась первая седина.
Кроме "конвоира" все бандеровцы скрылись уже в лесу. Тот пытался пленников тоже туда загнать, но видя, что не получится, дал очередь. Джулай упал в кювет, а капитану автоматом прошило плечо.
Выяснилось, что сзади шла автоколонна с бронетранспортерами, и бандеровцы, узнав о ней, убежали. Раненого капитана забрали, автоматчики загрузили обратно брошенные бандеровцами продукты.
"Я сел ехать, и не могу. Педаль не нажму, ноги трусятся. Мандраж такой был… Не могу. В колонне было два шофера в запасе, одного мне дали. Я подвинулся. Довезли нас до контрольно-пропускного пункта, сдали, и поехали они дальше", — вспоминает Джулай.
Медаль отца
Из Житомира аэродром, где служил Джулай, перебросили в Калиновку. Оттуда Евгения Николаевича забрали в Винницу на курсы подготовки офицеров. Отучившись год, он сдал экзамены лучше всех, получил звание лейтенанта и остался командиром учебного взвода готовить другую группу. Потом в его жизни была Куба, Польша, а уволился Джулай в 1972 году майором. Перед этим он семь лет был начальником автотракторной и электрогазовой службы полка.
"У нас было такое оборудование, что могли даже свой кислород добывать — своя добывающая кислородная станция была на трех машинах", — говорит Джулай.
А медаль "За отвагу", которую он в бытность разведчиком, успел пять дней поносить, Евгений Николаевич вернул. Обратился Джулай в архив Минобороны и оказалось, что отец его, Николай Иосифович, был ранен под Сталинградом, попал в госпиталь, а потом снова вернулся в Сталинград и героически погиб. И вместе со своей медалью ветеран получил удостоверение медали "За отвагу", которой был награжден его отец.
Сейчас Евгению Николаевичу 91 год. У него двое детей, двое внучек, правнучка. Сын — летчик, майор. Уже на пенсии, живет в Одессе. И зять — тоже военный, полковник. Страшные сны о войне Евгению Николаевичу снятся до сих пор. А когда в фильме о войне падает солдат, Джулаю кажется, что он прячется за ним, и тело убитого товарища спасает его от смерти.
