Charlie Hebdo: погибли люди, а не идеи

В дискуссиях о противостоянии религиозных ценностей, прав и свобод, развернувшихся после французских терактов, многие забыли о человеческой жизни: эта тема осталась за кадром, считает Елена Дорошенко.

Елена Дорошенко

Трагические события во Франции 7-9 января 2015 г. – расстрел журналистов Charlie Hebdo и захват заложников в магазине кошерных товаров – долгое время оставались центром внимания мировых СМИ и предметом яростных споров в соцсетях. Эмоциональные дискуссии о высоких идеалах свободы слова, попытки объяснить произошедшее столкновением цивилизаций, конфликтом исламизма и западных либеральных ценностей затмили, а местами и вытеснили реальность: совершен теракт, в результате которого погибли люди. По сути, имело место жестокое преступление — преднамеренное убийство. Каким бы прозаичным ни был этот факт, его нельзя просто игнорировать, сосредоточившись на рассуждениях о стоящих за ним глобальных причинах.

Вполне естественно желание общества найти объяснение произошедшему, особенно если речь идёт о столь резонансной теме. В современной медийной действительности каждый человек имеет возможность высказаться, поделиться своим мнением. На любой аргумент — например, о том, что во Франции атакован не просто журнал, а журналистика в целом – обязательно находится контраргумент: нечто столь скандальное никак не может олицетворять всё профессиональное сообщество, и т.д. В этой битве взаимоисключающих интерпретаций не может быть ни победителей, ни побеждённых, поскольку одна идея полностью нейтрализуется другой. Очевидно лишь одно: погибают не идеи и аргументы, а люди.

Новые – и всё более оригинальные – толкования теракта, подхваченные и растиражированные СМИ, придают ему всё больший вес, заряжают символизмом. Теракт не уходит в прошлое, его снова и снова переживают на интернет-страницах и разглядывают, кадр за кадром, на мутноватых видео с мобильных телефонов.

Цель террористов достигнута: преступление увековечено, общество если не запугано, то основательно устрашено картинами "деяния", многочисленные смыслы – со всеми оттенками героизма – теракту приданы, причём именно теми, кому теракт был адресован.

Дело в том, что в арсенале преступников-террористов находится ограниченный набор методов прямого физического воздействия на людей; уникальность отдельно взятому теракту придаёт далеко не политический контекст и идеологическое наполнение, а комбинация, последовательность и характер осуществляемых террористами действий. Именно это и позволяет делать обобщения и говорить о сценарии теракта: захват заложников, оповещение властей об угрозе жизни граждан, торг, пытки, убийство заложников и/или "героическая" смерть террористов в результате спецоперации. Существенными вариациями могут быть наличие или отсутствие одного или нескольких элементов в этой цепочке, а также условия, в которых осуществляется теракт (например, автобусная остановка, рынок, общественное здание или самолёт).

В случае с Charlie Hebdo был реализован сценарий, схожий с тем, что был сыгран 43 года назад на Олимпиаде в Мюнхене, только французская версия оказалось чуть более динамичной и менее затратной. Заложниками в обоих случаях стали знаменитости не первой величины (по сравнению, например, с лидерами государства), до которых террористы смогли дотянуться: в 1972 г. это были спортсмены, а в 2015 – журналисты. И тогда, и сейчас имела место нарочитая демонстрация антисемитизма, только во Франции преступники особо подчеркнули эту составляющую, устроив ещё один теракт в магазине кошерных товаров. Среди других общих мест – спецоперация, гибель заложников, заметное присутствие СМИ и, конечно, огромный интерес со стороны общественности.

К сожалению, террористам оба раза удалось добиться своей основной цели — привлечь к себе внимание. Оба раза преступники почувствовали себя чуть ли не художниками: совершенное ими удостоилось многократной трансляции, было насыщено яркими идеями и символами, до которых сами авторы, скорее всего, и не додумались бы.

Очевидно, что "Аль-Каида" и ИГ уделяют большое внимание PR-технологиям – об этом говорит высокое качество и профессионализм съёмок казней заложников и тренировок отрядов террористов. Обе организации совершенствуют свои тактики, постоянно проверяя мировое сообщество на прочность: какой сценарий вызовет более громкую реакцию? В случае с Charlie Hebdo, как бы цинично это ни звучало, атака на журнал принесла преступникам гораздо большую популярность, чем нападение на магазин – при том, что люди погибли в результате обоих терактов.

Дискуссия в стиле “Je suis…”

Новый лозунг “Je suis Charlie” ("Я – Шарли") давно уже зажил самостоятельной жизнью и приобрёл иные, ироничные оттенки. Например, он был использован в заголовках статей, авторы которых рассуждают о дивидендах, собранных некоторыми известными политиками. Так, 12 января израильская Haaretz опубликовала материал под названием “Je suis Bibi! Netanyahu brings Likud to Paris” ("Я – Биби! Нетаньяху приводит “Ликуд” в Париж" (Биби — прозвище Биньямина Нетаньяху)), а 13-го издание Foreign Policy выпустило статью “Je suis Sarko” ("Я – Сарко[зи]") о возможном возвращении Николя Саркози в большую политику в образе "спасителя нации" и даже "нового Шарля де-Голля".

Нетаньяху, широким жестом пригласивший французских евреев в Израиль, подвергся критике как у себя на родине, так и в других странах: его попытки упрочить своё положение в преддверии предвыборной гонки оказались слишком очевидны. Как сообщает The Telegraf, сначала израильский премьер выразил готовность следовать рекомендации президента Франции Олланда, и воздержаться от участия в марше солидарности, чтобы не создавать ассоциаций с ближневосточным конфликтом. Однако узнав, что два его главных соперника собираются участвовать в марше, Нетаньяху передумал, чем "подсказал" французской администрации решение пригласить палестинского лидера Махмуда Аббаса в качестве "противовеса".

Для Франсуа Олланда, отмечает Foreign Policy, кризис имел и свои позитивные стороны: рейтинг французского президента поднялся с 21 до 25 процентов — в том числе и на призывах к единению. Достигнутый эффект, однако, вряд ли будет устойчивым из-за отсутствия единства политических элит Франции. Хотя дело, возможно, не только в них: вроде бы объединяющий лозунг “Je suis Charlie” может быть интерпретирован и как вызов – "кто не с нами, тот против нас", и как призыв примкнуть к одной из сторон, или стать на позицию какого-либо участника событий, поэтому нельзя считать его однозначным символом национального единства. Возникшее противостояние тех, кто "Шарли", и тех, кто "не Шарли" закономерно привносит раскол в общество и облегчает террористам задачу вербовки.

Смерть по мобильному

Спор о нападении на свободу слова — в лице журнала Charlie Hebdo — видимо, будет продолжаться ещё очень долго; однако участники дискуссии почему-то склонны забывать о том, что, помимо политических, существуют и другие – общечеловеческие — ценности. Обязательно ли было любителям сенсаций уподобляться "Аль-Каиде" и ИГ, запечатлевая на мобильный сцены убийства людей? Может быть, гораздо полезнее было бы использовать телефон по прямому назначению, и вызывать полицию и "скорую", попытавшись спасти жизнь хотя бы тому, кого террористы добивали? Ведь в ходе преступления гибли люди, а не символы противостояния добра со злом, а весь мир – глазами очевидцев – в итоге вынужден был наблюдать вовсе не за партией в шахматы, где с доски поочерёдно снимали фигуры.

К сожалению, эпизод Charlie Hebdo – далеко не первый и, наверное, не последний в этом жестоком сериале. Трудно сказать, что положило начало моде запечатлевать последние моменты человеческой жизни на мобильные телефоны и иные устройства: сцена казни Саддама Хусейна, убийство Муаммара Каддафи, или какие-то более ранние образцы гражданской документалистики. Нужно помнить, что подобные видео – и то, что в угоду свободе слова ведущие мировые СМИ считают своим долгом тут же выпустить их в эфир, растиражировав "послание" террористов – это очень важный урок для преступников, готовых любой ценой добиваться известности.

В случае с Charlie Hebdo террористам удалось направить общественную дискуссию в идеологическое русло противостояния религиозных ценностей, прав и свобод. Обе стороны при этом обогатились героями — братья Куаши и Ахмеди Кулибали выполнили своё обещание стать "шахидами", а погибшие люди были превращены СМИ и падкими на сенсацию очевидцами из жертв преступления в символы свободы слова. Человеческая жизнь – как сама по себе высшая ценность, которая не нуждается в толкованиях и интерпретациях – осталась за кадром.