Тимофей Сергейцев, философ, методолог, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Есть несколько вопросов к этим оптимистическим ожиданиям.
Если меняется не что-то, а структура мира, все его послевоенное устройство, то на чем основаны надежды, что эта перемена возможна, и, тем более, должна пройти без мировой же войны? Иначе — как без нее обойтись?
Что вообще мы имеем ввиду под "многополярным" миром? Что такое сегодняшний, еще пока однополярный мир? Чем грозит его разрушение? Два (или сколько? три, четыре, пять) полюса должны будут делать то же самое, что сегодняшний один, то есть США? В чем тогда смысл перехода? А если качественно другое, тогда, может быть, дело не в "полярности", не в ее "множественности", а в самой этой новой деятельности? Но тогда надо говорить о ее содержании, а не о форме.
Мы уже жили в рамках биполярного мира. Был лагерь США и лагерь СССР. Механизмы всех мировых процессов обеспечивались их противостоянием. Новые "полюсы", которых мы ждем, означают то же самое? Или мы безосновательно надеемся на некую "гармонию" центров "влияния", которые в то же время не могут не быть и центрами силы? Мы будем ядром такого центра или сателлитом?
Так что именно сам этот мир должен быть реорганизован, и мы в силах сделать это. Это политика нашего выживания. Но вот каковы при этом должны быть цели реорганизации: возможные, необходимые и достаточные? Общая риторика стремления к "многополярному миру" (или его "естественного наступления") не отвечает на эти вопросы.
В.И. Ленин был неправ. Империализм не стал высшей стадией развития капитализма. Точнее, он стал ею лишь на определенном историческом этапе, он стал венцом девятнадцатого века. Империи были еще государствами — при всем кризисе государства, проявившемся в буржуазных революциях и вызванном наукой и промышленным подъемом. Империи включали в свой государственный состав территории, на которые стремились распространить свою власть (отсюда термин "колонии" — то, что будет заселяться), несли за происходящее там фактическую политическую ответственность. Мир был разделен между империями. Баланс между ними означал ограниченность войны, что и являлось собственно международным правом, в чем и состоял так называемый "европейский концерт".
Но в двадцатом веке весь этот порядок рухнул. Две мировые войны, собственно, были одной войной в двух отделениях с антрактом. Детонатором послужила Германия. Если вначале она добивалась лишь права на свою империю, то во второй раз немцы решили стать и хозяевами Европы в целом, что им реально удалось.
Однако Германия опоздала. Немцы все-таки мыслили еще по-ленински, считая империю, рейх высшей формой государства и цивилизации. Они не поняли, что сформировалась новая реальность, в которой государство как основной институт цивилизации перешло от внутренней и скрытой стадии своего кризиса — буржуазной революции (буржуазия захватывает власть, но не берет на себя политической ответственности государства), к открытой и внешней стадии. Появилась внешняя власть над самыми сильными государствами мира — сверхвласть.
Сверхвласть принципиально не имеет государственной природы. Это не просто внешнее политическое влияние, это использование всех факторов нестабильности государств, включая внутренние: классов, политических партий, идеологий, светских религий, реликтового этнического сознания, терроризма. Термин и социологический анализ этого явления в русской школе мысли принадлежат Александру Зиновьеву как первому русскому пост-марксисту.
Германия опоздала к миру сверхвласти. Нацизм был бессильным подражанием реальной исторической практике колониального расизма Британии. Но немцы перепутали причины и следствия: сверхвластное, непреодолимое, в том числе и техническое превосходство является основанием для объявления "превосходства" генетического и культурного, а не наоборот. Расизм — это всего лишь идеология, а не тайное знание о власти. Ненависть к евреям — не более чем политтехнология для ускоренной военно-политической мобилизации. Никакого исторически устойчивого эффекта солидарности она не дает. Ничего не даст в этом плане украинскому квази-государству и ненависть к русским.
Более того. Немецкий "дранг нах остен" оказался управляемым орудием в руках Британии, направленным против русских. Потом она еще и победно повоевала с уже ослабленным и почти уничтоженным собственным инструментом, заметая следы. Бенефициаром и наследником этой политики стали США. Они стали хозяином Европы вместо Германии, а модель войны с собственным инструментом прочно вошла в арсенал американского подхода.
Очевидно, что украинские товарищи этого не понимают, как не понимал Саддам Хуссейн, Усама бен Ладен и множество других персонажей, о которых на начальном этапе американский покровитель всегда говорил: "он сукин сын, но ведь наш сукин сын".
Разумеется, все это делается "ради мира". Карл Шмитт предвидел, что "война за мир" (а не за конкретные цели воюющих сторон) будет самой жестокой, бесчеловечной и аморальной из когда-либо имевших место в истории. Однако в 1945-м сверхвласть была представлена двумя субъектами — не только США, но СССР. Мир был поделен между двумя полюсами, которые, однако, уже не были империями. Империя останавливается на своей границе, она воюет для установления этой границы. А вот сверхвласть там только начинается. Она не собирается ничего завоевывать, ничего создавать.
Холодная война технически возникла как военное противостояние в условиях ядерного сдерживания (гарантированного многократного взаимного уничтожения) и превратилась в поиски других возможных способов противостояния, от локальных конфликтов и скрытого применения силы до массированного агентурного вторжения во внутренние дела, с применение как традиционной, так и новой, классово-озабоченной агентуры.
Именно сверхвласть придала холодной войне сущность как ее, сверхвласти, специфическому средству. Холодная война никогда не прекращалась, так как оба ее фактора — ядерное сдерживание и принадлежность сверхвласти — сохранились. В ней никто не выиграл и не проиграл. Последнее означало бы полное уничтожение, исчезновение противника. Ради этого ведется холодная война в ее специфическом назначении. Мы же пока не исчезли. Пока.
Разумеется, устранение государств не ведет к миру. Именно восхождение сверхвласти и умаление государств привели к мировым войнам. Сверхвласть политически безответственна. Создаваемый ею глобальный порядок есть тотальный хаос. Главная ее проблема — необходимость сохранять собственное государство носитель, что сложно, так как и это, "собственное" государство сверхвласть рассматривает как средство, эксплуатирует и пере-эксплуатирует.
Именно в этом природа кризиса долговой экономики США. Показательные уничтожения таких исторических государств, как Югославия, Афганистан, Ирак, Ливия, Сирия, Египет, Украина должны нагнать страху на Европу и на Россию, но собственных проблем это не снимает. Разумеется, народы этих стран "заслужили" хаос, смерть и кровь, потому что "не доросли до демократии". Но это лишь формула идеологии сверхвласти — расизма, это лишь объяснение и индульгенция, а не само основание сверхвласти.
Мы от сверхвласти отказались сами — ради сохранения государства-носителя, то есть, собственно России, Родины и Отчизны. Россия была пере-эксплуатирована сверхвластью СССР. Думаю, нет нужды доказывать, что именно историческая Россия была ядром этого сверхвластного образования, без нее никакого СССР просто бы не было как политического проекта. Но это значит, что мы встали на путь исторической реабилитации государства в мире после сверхвласти. Мы должны воспроизвести и развить европейское государство совсем в другом смысле, нежели нам предлагают идеологи его деградации, преодолеть его затяжной кризис, совпадающий с Новым Временем.
Мы должны способствовать падению сверхвласти США, возвращению их к статусу государства, ответственного в пределах своих границ (которые при этом могут и измениться — как и наши). Мы должны учитывать при этом, что субъект умирающей сверхвласти смертельно опасен и не может считаться стороной каких-либо договоренностей по самой своей природе — он в принципе считает существующим только самого себя. Пока США остаются носителем сверхвласти, они будут идти к своей цели, предполагающей уничтожение не только России, но впоследствии и Европы, и Китая, не говоря уже об арабском мире, невзирая ни на какие ограничения. Наши увещевания в адрес США для них никакого значения не имеют.
Мы должны заняться возрождением международного права на принципах явного описания и явного запрета сверхвласти, признания государств основной формой самоорганизации человеческих сообществ, обеспечивающих максимально возможную и действительную защиту каждому конкретному человеку, признания исторической природы конкретных государств на правовом уровне вместо правового доминирования любых "стандартов" и всеобщих норм как средств сверхвласти. Должен быть создан новый международный "концерт", но только не европейский, а гораздо более широкий.
Есть ли у нас шансы на все это, или сверхвласть на то и сверхвласть, чтобы ей покоряться? Последнее — выбор народов, исторически не имеющих своей философии, действительной (а не выдуманной идеологами) политической истории, государственного мышления (которое характерно не только для верхушки, но и для народа в целом). Это не про нас. Наша сила — в наших отличиях, а не в том, чтобы подогнать себя под "стандарты" сверхвласти. Наши отличия — это не морфология "русских", не мифический "характер", а исторически фиксированный способ воспроизводства и развития. Главное в нем — способность перенести кризис, выжить, измениться. Эти многообразные программы самоопределения у нас есть. И их существенно меньше у США. Достаточно сравнить пережитое нами и ими.
Мы решили нашу проблему XX века — перешли к конституционной выборной монархии от самодержавия. Именно с этой темы государственного строительства начиналось для нас прошлое столетие. Россия все время менялась — и иначе, и дольше, и чаще, и радикальнее, чем США. Мы не должны впадать в главную естественнонаучную ошибку обществоведения: рассматривать общественные системы без времени, без эволюции, как те, которые всегда были и всегда будут. Мы должны думать о том, как все изменится.
Идеология же — любая, коммунистическая, неолиберальная или псевдодемократическая — всегда уводит от реального момента времени. Необязательно в далекое будущее. Но обязательно за пределы реальности.
Советологический ресурс США закончился. Американские кремленологи не понимают Кремль, американские советологи — русское население.
Русские — не славяне. Русские — не этнос. Русские — это историческая политическая мульти-этническая общность, как швейцарцы, только больше. Славянское понимание русского — путь в исторический регресс, добровольное превращение в реликт. Возможно, украинцы хотят остаться славянами, но это лишь приведет их в хаос и рабство. Так что нет смысла напирать на братство, на общность крови и даже культуры. Каину и Авелю все это не помогло. Надо помочь им разобраться в политических вопросах.
Мы не против демократии как формы правления, мы против псевдодемократии как средства разрушения государства.
И так далее.
Все это новый мир. Он опасен, некомфортен, но зато реален и перспективен.
