Колумнист журнала "Мир фантастики" Василий Владимирский специально для РИА Новости
19 января во всем мире отмечают 205-летие со дня рождения Эдгара Аллана По, безусловного классика американской литературы, великого романтика, основоположника нескольких литературных направлений, которые достигли расцвета уже после его смерти.
История литературы знает двух Эдгаров По. Точнее, целых трех. Один — тонкая чувствительная натура, визионер и мечтатель, не понятый современниками и преждевременно сведенный в могилу бездарными завистниками. Второй — алкоголик и ходок, одержимый манией величия журнальный скандалист, психически нездоровый растратчик, манипулятор, беззастенчиво использовавший всех тех, кому он был дорог. В общем, отталкивающий тип, который растерял всех друзей и настроил против себя литературное сообщество. Третий Эгдар По — автор, оказавший мощнейшее влияние на культуру второй половины XIX и всего XX века. Поэт, чьи стихи инсценируют в мультсериале "Симпсоны". Прозаик, чьи немногочисленные рассказы давно растащены на цитаты, а сюжеты стали "бродячими". Отдать долг уважения Эдгару По таким специфическим образом считали честью для себя литераторы, которых сложно упрекнуть во вторичности, сами давно ставшие классиками, от Шарля Бодлера до Стивена Кинга. Вспомним сегодня некоторые из этих произведений — может быть, не самые известные, но по крайней мере самые показательные.
1. Жюль Верн, "Ледяной сфинкс" (Le Sphinx des glaces, 1897)
Неудивительно, что один из первых сиквелов по мотивам произведений Эдгара По написан во Франции. Собственно, с собрания сочинений американского романтика в переводах Шарля Бодлера началась его слава в Европе (включая Россию): пока По печатался только в Соединенных Штатах, на задворках цивилизованного мира, до "Ворона", "Аннабель-Ли", "Колодца и маятника" или "Золотого жука" никому и дела не было. Юный Жюль Верн стал, вероятно, одним из первых французских читателей "Повести о приключениях Артура Гордона Пима" (1838) — и проникся на всю жизнь. Повесть Эдгара По, как известно, не окончена — точнее, обрывается непредсказуемым и странным образом, на фразе: "И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого". Позитивистский зуд не позволил давнему поклоннику оставить любимую книгу незаконченной: никаких "белых пятен" на карте, все неоткрытое должно быть открыто, все тайны — разгаданы! Жюль Верн отправляет шхуну "Халбрейн" к Южному полюсу по следам героев Эдгара По — в итоге вместо туманных намеков великого американца, от которых мороз по коже пробирает, читатель получил унылую конкретику "романа приключений", вызывающую зевоту. Первый опыт оказался откровенно провальным, но последователей это, к счастью, не остановило.
2. Говард Филипс Лавкрафт, "Хребты безумия" (At the Mountains of Madness, 1936)
Как только ни называли Говарда Филипса Лавкрафта исследователи и фанаты — в том числе, разумеется, и "Эдгаром По двадцатого столетия". Зерно истины тут есть: эстетические воззрения Г.Ф.Л. действительно сформировались во многом под влиянием его знаменитого соотечественника, что охотно признавал сам "затворник из Провиденса". Его сиквел вышеупомянутой "Повести о приключениях…" гораздо удачнее и ближе к оригиналу по духу, чем книга Жюля Верна, — хотя назвать "Хребты безумия" прямым продолжением истории Эдгара По не поворачивается язык. Экспедиция, прошедшая по следам Артура Гордона Пима много лет спустя, обнаруживает неподалеку от Южного полюса мегалитические развалины, руины древней, нечеловеческой цивилизации — и по барельефам на стенах реконструирует ее жуткую историю. Однако Лавкрафт оставляет нам достаточно пространства для фантазии, не пытается загнать читательское воображение в жесткие рамки. Подробное описание злодеяний никогда не сравнится с теми кошмарами, что порождает наше собственное подсознание — этот принцип Г.Ф.Л. усвоил твердо. Раскрыв одну загадку, автор тут же подкидывает нам две новые, не менее заковыристые, — и этому макабрическому лабиринту не видно конца. "Хребты безумия", в отличие от "Ледяного сфинкса", не теряют своего мрачного очарования и в двадцать первом веке — как бы ни расширились за эти десятилетия наши представления о таинственном и ужасном.
3. Роджер Желязны, Фред Саберхаген, "Чёрный трон" (The Black Throne, 1990)
Образ Эдгара Аллана По дробится в зеркале истории. Его творчество никак не вяжется с биографией, портрет лирического героя не стыкуется с воспоминаниями современников. Недаром слухи о шизофрении автора "Ворона" не утихают полтора столетия. Желязны и Саберхаген артистически обыгрывают этот факт на страницах "Чёрного трона". Два мира — два кумира: в одной параллельной вселенной Эдгар По, человек дела, рискует собственной шкурой и ставит на кон свою жизнь, в то время как его двойник, человек слова, описывает эти события в своих гениальных произведениях. Пока одного По погребают заживо, подвергают испытанию колодцем и маятником, спасают от низвержения в Мальстрем — другой заливает тоску алкоголем и устраивает некрасивые истерики на званых обедах. Связь между двойниками не столько мысленная, сколь эмоциональная, на уровне смутных видений и предчувствий. Только в редчайших, исключительных обстоятельствах они способны видеть и слышать друг друга — и торжество одного из этих "параллельных По" удивительным образом совпадает с окончательной капитуляцией второго перед жизненными обстоятельствами. Желязны и Саберхагену хватило такта, чтобы использовать теорию с двойниками в заведомо фантастическом романе — автор менее щепетильный попытался бы выдать ее за чистую монету. Учитывая противоречивые детали биографии классика, такая разгадка "тайны личности" Эдгара Аллана По, надо признать, выглядела бы довольно правдоподобно.
4. Рэй Брэдбери, "Эшер II" (Usher II, 1950)
Холодный рациональный разум, взвешенный научный подход — главные враги Рэя Брэдбери. В своем крестовом походе против позитивистов, истово верующих в познаваемость Вселенной, автор "Вина из одуванчиков" включил Эдгара Аллана По в число естественных союзников. Брэдбери не раз обращался к его творчеству, начиная с ранних "ужастиков" из сборника "Тёмный карнавал" (Dark Carnival, 1947). Рассказ "Эшер II" (позже вошедший в "Марсианские хроники") целиком построен на отсылках к рассказам великого романтика и другим каноническим произведениям хоррора. Чтобы уничтожить врага (могущественного земного чиновника, "искусствоведа в штатском", двоюродного брата пожарных из "451 градуса по Фаренгейту"), герой рассказа воспроизводит атмосферу новелл Эдгара По. Причем, оцените иронию, воспроизводит в марсианском поместье, при помощи высоких технологий и новейших достижений науки. В дело идут детали антуража, позаимствованные из "Убийства на улице Морг", "Бочонка Амантильядо" и, разумеется, "Падения дома Эшеров". Напрашивается вывод, который сам Брэдбери в подтекст вряд ли закладывал: если приглядеться, рациональное и иррациональное не так уж враждебны друг другу — но одинаково бессильны против неискоренимого человеческого идиотизма и бюрократического произвола.
5. Стивен Кинг, "Кадиллак Долана" (Dolan's Cadillac, 1989)
Стивен Кинг — еще один классик жанра, в чьем персональном топ-листе произведения Эдгара Аллана По занимают одно из первых мест. В "Кадиллаке Долана" он обходится без прямых отсылок к первоисточнику, но сюжет этой небольшой повести явно восходит к "Бочонку Амантильядо" (1846). Вплоть до последнего обмена репликами с погребенными заживо злодеями: "— Ради Бога, Робинсон! — Да, — улыбнулся я. — Ради Бога." — у Кинга и "— Ради всего святого, Монтрезор! — Да, — сказал я. — Ради всего святого." — у По. В оригинале эта параллель еще очевиднее. Как и Эдгар По, Стивен Кинг эстетизирует месть, раскладывает подготовку возмездия на составляющие и смакует ее детали. Преступника мало покарать, даже заставить его мучиться перед смертью недостаточно. Внутреннее удовлетворение принесет только сам процесс, методичный и размеренный. Главному герою Кинга приходится пройти более долгий путь, чем условному персонажу "Бочонка…": чтобы осуществить изощренный план, ему, учителю английской словесности, приходится освоить ремесло дорожного рабочего и преодолеть интеллигентские предрассудки — все это "король Стивен" описывает ярко, живо, в мельчайших подробностях. Тем слаще оказывается расплата, тем больше наслаждения доставляет "блюдо, которое лучше подавать холодным". Ну а для тех, кого рецепт с погребением заживо по какой-то причине не устраивает, у Эдгара По найдется еще пара-тройка сценариев мести, не утративших актуальности и в наши дни.
