Отрывок из рукописи новой книги Петра Романова "Русский бунт"
Давно говорим о бунте, однако, забыли при этом определить, что же под этим термином подразумевало дореволюционное право и как к народному восстанию относится право нынешнее, демократическое. Между тем, это принципиально. Особенно, если учесть, что в разговоре о пугачевщине, важен не столько рассказ о событиях — здесь можно взять с книжной полки Пушкина, сколько попытка понять, а что же это на самом деле было? Для начала короткая справка по словарю Брокгауза-Ефрона: "Бунт (от немецкого Вund — соединение, союз, связка) — уголовно-правовой термин, обозначающий вообще насильственное посягательство на власть и существующий порядок правления". Закон от 4 июня 1874 года уточняет сказанное более подробно, в том числе замечает, что это "умысел ниспровергнуть правительство"… и что важнее всего умысел "переменить образ правления".
Если следовать этой формулировке, то мы легко обнаружим "бунтарей" и среди коронованных особ. Вспомните хотя бы перевороты, организованные Елизаветой Петровной и Екатериной II. Обе дамы на официальную власть в государстве "посягали" неприкрыто, да еще и "насильственно". А Александр I в обстановке полной конспирации готовился дать стране конституцию. Правда, так и не решился. Однако то, что "умышлял переменить образ правления", факт исторический. Да и к власти он пришел, переступив через труп собственного отца Павла I. При этом ни одному тогдашнему юристу и в голову не пришло обвинять эту славную троицу в бунте. Только историк Василий Ключевский в своих личных дневниках, то есть не для печати, осмелился назвать двух императриц "воровками власти".
Был ли бунтарем Пугачев? С тогдашней точки зрения, безусловно. Вот только ему, в отличие от царственных особ, это стоило головы.
Что же касается современного права, то демократическая конституция просто обязана включать в себя право народа на восстание. Есть это, кстати, и в нашей Конституции, только ее надо уметь правильно читать. Емкая формулировка в преамбуле нашего Основного Закона "мы, народ…" является дайджестом принципов, сформулированных еще Томасом Джефферсоном в знаменитой Декларации независимости 1776 года. Именно здесь заключен важнейший принцип "правления народа, через народ и для народа". А это значит, что воля народа важнее воли Президента и правительства.
Все это, замечу на всякий случай, утверждаю не я, а современные правоведы. Есть это и в российских учебниках конституционного права. Из подобного рода формулировок ("мы, народ…") "ясно вытекает право народа на свержение тиранической власти, если она нарушает его естественные права и основывается на насилии. В этом подлинный, хотя и скрытый, смысл принципа народного суверенитета". Не верите, читайте современный учебник "конституционного права".
Так что, возьмем на заметку, что это только согласно старому царскому праву восстание Пугачева — бунт, а вот современный (и, разумеется, независимый от властных структур) судья, знающий всю историю российского самодержавия и жестокие реалии крепостного права, глядишь, и был бы к атаману значительно мягче.
Но это буква закона, а как быть с жизнью? Куда денешь жутковатые "детали" пугачевщины? С дикими сценами расправ, изнасилований и грабежей. Самый что ни на есть "беспощадный" бунт. Но вот опять все тот же вопрос: а действительно ли "бессмысленный"?
Это правда, что на самом начальном этапе перед заговорщиками стояла довольно скромная задача: удрать с награбленным куда-нибудь в Турцию. Но по мере накопления сил в головах у бунтовщиков начала маячить и другая география — а не двинуть ли на Москву, и совершенно другая задача — не уйти от преследования, а, наоборот, наступать, чтобы "переменить в России образ правления". Закономерно спросить: переменить на что?
Заглянем в статью о "пугачевщине", опубликованную в дореволюционной Большой Энциклопедии: "Пугачев уже распоряжался, как имеющий власть. "Бояре, — говорил он, — у меня не будут владеть землею, а пусть живут на жалованьи".
Впрочем, уточним здесь же, эта мысль очень быстро трансформировалась у Пугачева в призыв: расправляться со знатью любыми способами. Логику диктовала сама драка. Наконец, ни боярское, ни дворянское сословие в государство, придуманное Емельяном Пугачевым, просто не вписывались. Примерно так же, как позже не вписывалась в пролетарское государство Маркса-Ленина-Сталина, буржуазия.
Читаем Энциклопедию далее: "Обращая всех в казаков, он (Пугачев — П.Р.) хотел ввести в России казацкие порядки. Всех жителей обстригали в кружок и уводили за войском, оставляя на месте стариков. У них тоже являлись избранные ими старшины и атаманы. Сам Пугачев был между своими лишь избранным атаманом, вполне зависящим от громады. (Т.е. от казачьей массы — П.Р.). При этом была объявлена война всем существующим властям, военному и гражданскому начальству, судьям, помещикам".
Стоит обратить внимание на то, что Пугачев "был между своими лишь избранным атаманом". То есть, взятый на себя самозванцем титул Петра III являлся лишь удобной дымовой завесой для самых широких масс населения. Однако само ядро заговорщиков не собиралось ни выстраивать новую монархическую систему, ни терпеть, как самодержца, Емельку Пугача.
Конечно, Пугачев, как умный агитатор, говорил то, что устраивало слушателей. В самом начале войны при занятии Илецкого городка, добросовестно играя роль царя и еще надеясь перетянуть на свою сторону часть боярского и дворянского сословия, он обещал: "У бояр села и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами".
Исконных казаков он жаловал не только рекой Яиком со всеми угодьями и богатствами, но и тем, в чем нуждались казаки: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, "старой верой" и казацкими вольностями. Калмыкам, башкирам и казахам он обещал все их земли и угодья, государево жалованье и вечную вольность. Тогда же он обещал передать боярскую и дворянскую собственность крестьянам. Все это и обеспечивало ему столь массовую поддержку.
Но это все, выражаясь языком Маяковского, слова "агитатора, горлана-главаря", а на деле Пугачев действовал по своему плану. Вместо жалованья дворянство получило от "Петра III" виселицу. Война также объявлялась всем существующим властям, помещикам, "прикащикам".
Не надо только путать часто упоминаемого в пугачевских бумагах "прикащика" с более поздним понятием приказчика. "Прикащик" сидел не в скобяной или бакалейной лавке, а был в те времена и управляющим имением, и судьей, и сборщиком налогов, то есть, выполнял любые поручения боярина, дворянина или в целом власти. При этом славился в народе своим беспардонным воровством, отсюда и ненависть пугачевцев, поставивших его в один ряд с другими своими кровными врагами.
С крестьянством все было куда хитроумнее. Передавая им помещичью собственность, а, заодно жалуя их долгожданной бородой — к Пугачеву стекалось немало староверов, насильно обритых властью — предводитель бунта одновременно вводил в деревнях, как уже говорилось, казацкие порядки, проводил выборы атаманов.
Иначе говоря, и в голове предводителя бунта, и в головах приближенных к Пугачеву заговорщиков, пусть и смутно, в самом сыром виде, но крутилась мысль о создании на Руси казачьей демократии. Иначе говоря, если говорить о каких-то реформаторских планах "маркиза Пугачева" — так его язвительно называла Екатерина II, то он шел след в след за Степаном Разиным.
Рассуждать здесь подробно о таком непростом феномене, как казачья демократия, не буду, но то, что это один из видов своеобразного народовластия, очевидно. Необычность казачьего уклада и его отличие от западной модели, принятой нашими либералами за некий эталон, вовсе не означают, что это не демократия. Это означает лишь то, что это "другая демократия".
Конечно, сама по себе идея перенести на огромную Россию достаточно узкий опыт демократии казачьей, являлась практически нереализуемой. Это во многом и объясняет те очевидные противоречия, что обнаруживаются в пугачевских манифестах. Каждый из подобных манифестов не столько политический документ, сколько народная сказка, коряво сформулированная мечта о счастливом будущем.
И все же, если попытаться суммировать отрывочные идеи, которыми переполнены эти документы, то получается примерно такая картина. Будущее государство по Пугачеву, это казацкое государство, где все должны стать казаками, где не будет ни налогов, ни рекрутчины. Вопрос, где найти деньги, необходимые государству, при таком подходе, разумеется, повисал в воздухе. Сам Пугачeв полагал, что "казна сама собой довольствоваться может".
Возможно, здесь сказалась тогдашняя казачья психология: кончились деньги, сходи за границу к соседу "на огонек" — пусть попробует не дать! Рекрутами в новом государстве становились "вольно желающие".
Государственная монополия на торговлю солью — по тем временам это был один из самых болезненных вопросов — отменялась. Каждый был волен заниматься соляным бизнесом. Ну, и т.д.
По Пугачеву, все граждане этого будущего казачьего государства должны были получать равные "пожалования", все должны были быть вольными: "малые и большие", "рядовые и чиновные", "вся чернь бедная", "как россияне, так и иноверцы": "мухаметанцы и калмыки, киргизцы и башкиры, татары и мишари, черемисы и поселенные на Волге саксоны". "Мишари" — это татары в Мордовии, а "саксоны" — это о немецких и других иностранных колонистах. У всех должна быть в будущем, как обещал Пугачев, "спокойная в свете жизнь", без какого бы то ни было "отягощения, общий покой".
Крестьянская война 1773-1775 гг. была самой мощной на Руси из всех предшествующих. В ней участвовали сотни тысяч человек. Охваченная войной территория простиралась от Воронежско-Тамбовского края на Западе до Шадринска и Тюмени на востоке, от Каспия на юге до Нижнего Новгорода и Перми на севере. Пугачевский бунт принес с собой потоки крови. В этих кровавых потоках искупался сначала помещик, а потом раб, настигнутый другими помещиками.
Более двух месяцев, пока длились следствие и суд, Пугачева держали в подвале Монетного двора на Красной площади. Прикованный к стене, он почти не мог двигаться. Утром 10 января 1775 года на Красной площади собралась многотысячная толпа. Закованного в кандалы Пугачева вывели из подвала, чтобы доставить на место казни — Болото. Там уже был сооружен эшафот, а на нем столб с колесом и острой спицей. Его ждало четвертование — один из самых страшных способов умерщвления, что придумал человек.
Вокруг пугачевского эшафота стояли виселицы для соратников атамана. Судя по воспоминаниям современников, казнь ненавистного атамана дворян и аристократов сильно разочаровала: палач отрубил Пугачеву сначала не руку, как полагалось при четвертовании, а сразу же голову, которую и насадил на спицу.
Это была единственная милость, проявленная просвещенной Екатериной. До ночи проходили в Москве казни: одних вешали, других клеймили и били кнутом, третьим вырывали ноздри. Народ, уже который раз в русской истории, от полной безнадежности на время впал в апатию, позволяя власти делать с собой все, что угодно.
Насилие царило на Руси до пугачевского бунта, правило бал во время бунта, и снова воцарилось во всей своей красе после бунта.
Между тем, движущей силой этой русской жакерии была всего лишь мечта. Причем, удивительно чистая и простая: жить по-человечески. Или, как говорил Пугачев: "Общий покой"
Бессмыслицы я в этом не вижу. А вот утопию, конечно.
Уже в который раз в нашей отечественной истории насилие породило насилие, которое в свою очередь воспроизвело новое насилие. Простой человек содрогнулся от ужаса, а затем в отчаянии на какое-то время забился в угол. Власть в свою очередь извлекла из бунта лишь те уроки, которые была способна извлечь. То есть, как и обычно, начала решать второстепенные проблемы, не касаясь главной.
Восстание показало центру лишь недееспособность провинциальных властей, не сумевших подавить бунт в самом зародыше, да слабость дворянства, как сословия, которое, с точки зрения Екатерины II, откровенно запаниковало в тот час, когда угроза нависла над самодержавием. Именно на этих направлениях и сконцентрировала свои реформаторские усилия императрица.
Административная реформа разделила всю империю на 40 губерний, во главе которых встали либо губернаторы, либо в особо важных регионах генерал-губернаторы. Губернии в свою очередь были поделены на уезды со своими центрами власти — уездными городами и местной администрацией. Крупных населенных пунктов на всю эту масштабную реформу не хватило, поэтому многие из поселков были произведены в города авансом, простым росчерком пера. И, надо сказать, что большинство счастливцев своим шансом со временем воспользовалось. Так и получилось, что в царствование Екатерины в России формально появилось больше городов, чем когда бы то ни было.
Реконструкции подвергся и весь чиновничий аппарат на местах. В городах появились "городской голова" и совет, избранный из представителей, зарегистрированных гильдий. Все эти местные центры власти были подотчетны соответствующим коллегиям в столице. Судя по тому, что перекроенная Россия просуществовала в таком виде вплоть до отмены крепостного права, административную реформу Екатерина провела добротно. Если, конечно, исходить в оценке из интересов чиновничества и самодержавия. Низам эта реформа не дела ничего, кроме усиления бюрократического гнета.
Многое было сделано и для сплочения дворянства. Именно с екатерининских времен в русском языке появилось словосочетание "предводитель дворянства". Это была выборная должность, что подразумевало увеличение ответственности как самого "предводителя", так и дворян в целом. Правда, этот выбор должен был еще одобрить губернатор. На разных уровнях, в губернии и в уездах, дворянство избирало и исправника, наделенного полицейской, правовой и дисциплинарной властью. Получило дворянство от императрицы также ряд дополнительных льгот и привилегий.
Таким образом, пугачевщина, не решив народных проблем, из-за чего собственно и начался мятеж, тем не менее, все равно дала толчок качественному обновлению России: железные обручи стянули государство надежно и туго, империя укрепилась. Так что в этом смысле и этот бунт впустую для страны не прошел.
Обратим внимание на феномен, который мы наблюдаем в отечественной истории, к сожалению, практически постоянно: власть действует не упреждающе, профилактически устраняя причины для недовольства, а лишь под нажимом снизу с очевидным опозданием реагирует на возникающие проблемы, спровоцированные, по сути, ей же самой. При этом решает проблему, не распутывая постепенно тугой узел, а, наоборот, затягивая его еще крепче. При этом ответственность за трагедию, в конечном счете, несет только народ, но никак не сама власть. В лучшем случае наказывается какой-нибудь "стрелочник", да и то лишь за то, что подвел саму власть, не применив должным образом кнута, который ему был доверен для поддержания порядка.
Впрочем, ради справедливости, надо все же заметить: мысль о том, что надо бы заняться и крестьянскими делами в голове просвещенной Екатерины все-таки мелькала, но, в конце концов, она ее решительно отбросила прочь. Реформам местного управления и укреплению дворянского сословия были посвящены две, подписанные Екатериной грамоты. Существовала и третья, посвященная реформам в крестьянском вопросе, однако, подписать ее императрица так и не решилась.
Вот и вышло, что главной причиной пугачевщины, а это бесправное положение крестьянства, власть так и не занялась.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
