Петр Тодоровский. Человек, снимавший ласковое кино

Очень теплый человек, верящий в то, что люди, в общем, хорошие, что музыка и кино объединяют, что красота спасет мир, – таким запомнила Петра Тодоровского Алена Солнцева.

Умер кинорежиссер, сценарист, музыкант, оператор, фронтовик, любимый мужчина российского кинематографа Петр Тодоровский.

"Он был невероятный красавец. Каждая одесская девушка мечтала познакомиться с кинооператором, лауреатом всесоюзного фестиваля за фильм "Жажда". А еще все знали и любили фильмы "Два Федора", "Весна на Заречной улице", которые он снимал. К тому же Петр Ефимович был не женат, да еще был обладателем однокомнатной квартиры и машины "Москвич", – так вспоминала о своем знакомстве с Петром Тодоровским его жена Мира в день его 85-летнего юбилея.

О красоте, обаянии и доброте Тодоровского-старшего говорят не только женщины, но и мужчины, его вообще все любили, невозможно было не поддаться его очарованию. А когда он брал гитару и тихим голосом пел свои и чужие песни – тут уже наступал апофеоз, чувства добрые хлестали через край растроганных сердец.

И как режиссер Петр Тодоровский тяготел к чувству, к теплой душевности, к нежности. Его второй фильм "Верность" – про любовь, слетевшую к двум молодым людям в непригодное для чувств время – получил премию за дебют на Венецианском фестивале в 1965 году. Сценарий к этому фильму он писал вместе с Булатом Окуджавой. Это было очень оттепельное кино – с трогательной интонацией и нежнейшей лирикой.

С Александром Володиным Тодоровский написал сценарий к другому своему фильму, тоже очень лиричному: в "Фокуснике" в главной роли снялся Зиновий Гердт, и благодаря его ироничной грации фильм оказался одним из самых тонких шестидесятнических высказываний, с такой благородной верой в человека, что сейчас и представить себе невозможно.

Но настоящая популярность пришла к Тодоровскому в восьмидесятые годы. Его замечательная картина "Любимая женщина механика Гаврилова" (1981) снята, кстати, по сценарию Сергея Бодрова-старшего. Людмила Гурченко сыграла у него одну из лучших своих ролей, и в фильме мелодрама с переживаниями удивительно переплетается с лирикой, с изящным стилем изображения – не случайно героиня работает в фотоателье. Потом был прелестный "Военно-полевой роман" (1983, между прочим, номинированный на "Оскара" как зарубежный фильм), "По главной улице с оркестром" (1986), и наконец "Интердевочка" (1989) – один из главных перестроечных фильмов, где в доходчивой для каждой домохозяйки форме объяснялось, почему Советский Союз закончил свое существование.

Тодоровский ведь по первой своей профессии – оператор, только потом его под влиянием Марлена Хуциева потянуло в режиссуру. Позже он начал писать сценарии, а потом и музыку к фильмам, своим и чужим.

Родился он в 1925 году, а в 1943, когда ему исполнилось 18 лет, ушел в армию, в разгар войны. Закончил военное училище, стал командиром минометного взвода, дошел до Эльбы. Когда война закончилась, еще пять лет служил офицером в костромском гарнизоне. Военное прошлое объединило его с Окуджавой, с Володиным, очень важными для него авторами.

Тодоровский был фронтовик, реально прошедший через боевые действия, видевший смерть и ужас войны, но при этом оптимистичнейший человек, верящий в то, что люди, в общем, хорошие, что музыка и кино объединяют, что красота спасет мир.

Фильмы про войну как таковую он почти не снимал. Он любил людей, хотел рассказывать о них, а на войне перестают слышать человеческое. Поэтому он снимал эхо войны, ту минуту, когда она отступала, и как после грозы резко и ясно пахло цветами, жизнью, любовью, жалостью – всем тем, чего не бывает в сражениях.

И жизнь его, в общем, потом баловала, как будто компенсируя первые страшные воспоминания о голоде на Украине: "А детство у меня было жуткое. Мы очень тяжело перенесли голод 1933 года. Мы с моим старшим братом и сестрой ходили по сараям и искали использованные веники, отмывали их до белизны, нарезали мелко и варили суп. Когда мне не было еще и восьми лет, я видел одну из самых страшных картин в своей жизни: у забора сидела женщина, вся одежда нараспашку, ребра торчат, жара стояла жуткая, а на коленях у нее лежала девочка в демисезонном пальто и белой завязанной косынке на голове. Непонятно – мертвая или живая, а мать сидит, безучастно смотрит вперед и ест крысу, жадно так впиваясь в нее зубами. Для меня это был апофеоз голода и ужаса. Но другой жизни мы особенно не знали, я хлеб-то и в глаза не видел".

Во время обучения в пехотном училище тоже был и голод, от которого многие бежали на фронт, где давали буханку хлеба в день, да и на фронте не стало легче, но – вспоминал Петр Тодоровский – "мы остались живы. А это, знаете, такое чувство… особенное. Это было ни с чем не сравнимое чувство – когда восьмого мая после тяжелейшей битвы на Эльбе вдруг затихли орудия и наступила тишина. И вот мы увидели зеленую траву и голубое небо. Мы не думали в тот момент о том, что мы выжили, нет, мы просто впали в оцепенение. Сняли вонючие сапоги с портянками, пропитанные потом и пылью, распахнули одежду и легли на майскую траву. И мой друг Сережа Иванов через секунду уже храпел. И через какое-то время ему на грязный с подтеками палец сел мотылек. Палец вздрагивал – мотылек на секунды взлетал, но потом садился обратно. И так снова и снова".

Вот этот мотылек и остался в фильмах Тодоровского. Грохот замолк, а мотылек остался. Ласковое кино снимал Тодоровский.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции