Генеральный продюсер самого крупного world music фестиваля в России "Дикая мята" Андрей Клюкин, который в шестой раз проведет опен-эйр с 7 по 9 июня в культурно-этнографическом комплексе "Этномир", рассказал в интервью РИА Новости о том, как разрастается "Дикая мята", привлекая все больше туристов в Калужскую область, о развитии корневой культуры в России и необходимости ребрендинга русского рока, а также о новой сцене опен-эйра, мечтах о развитии фестиваля и чем Виктор Цой лучше Джима Моррисона. Беседовала Ирина Гордон.
- Почему, работая креативным директором "Нашего радио", музыкальным продюсером "Нашествия", вы решили сменить деятельность?
— Сначала я работал креативным директором холдинга и разрабатывал программы для "Нашего радио", потом Миша Козырев предложил мне возглавить и продакшн-отдел. Это была такая "совмещенная" должность, которая, с одной стороны, придумывает, а с другой – сама и реализует. Кроме того, я несколько лет руководил и фестивалем "Нашествие" в качестве музыкального продюсера. Я не без гордости всегда вспоминаю, что в тот момент это был самый посещаемый и мультиформатный фестиваль, как раз тогда появилось три сцены на "Нашествии". Они были очень разные – появились электронная музыка, блюз, этно, потому что я меломан и никогда не мог понять, почему фестиваль должен ограничиваться только форматной музыкой.
- Что-то не устраивало или захотелось чего-то нового?
— Рано или поздно наступает момент, когда хочется делать что-то свое. При всей моей любви к "Нашему радио" и людям, с которыми я тогда работал, все равно формат станции накладывает определенные границы, которые ты не можешь расширить. С другой стороны, очень трудно быть продюсером мероприятия, но при этом не иметь финального слова – всегда есть учредители, которые могут сказать: "Давай-ка сделаем по-другому". Например, тогда, еще шесть лет назад, я носился с идеей ребрендинга русского рока. Тогда на меня смотрели, как на ненормального.
- А что вы предлагали?
— На улицах чаще встретишь людей в майках Джима Моррисона, хотя Виктор Цой для России значит больше, но тогда, в 90-е, из него сделали очень рукодельную икону, персонажа, который что-то там кропал в подвальчике в черной маечке. В общем, очень утлый персонаж, хотя если прочитать жизнеописание Моррисона и Цоя, то последний был куда интеллигентней. И это касается в том числе живых легенд – у нас существуют такие харизматичные и яркие персонажи, как Кинчев, Гребенщиков, Бутусов. Но носить на груди эти имена не так модно, как Моррисона или Ramones. Это говорит лишь о том, что маркетинг у нас плохой. Дело в том, что в России практически нет профессионалов на музыкальном рынке. В России подход к музыке всегда был очень утилитарным и потребительским, он никогда не был полем для творчества, и это очень серьезная проблема, над которой начинают задумываться лишь сейчас. Быстрый бизнес: слепили, что есть, продали, тур, поехали, проехали, забыли, не было у нас Энди Уорхола, который сделал икону из Мика Джаггера. По сей день фанатская атрибутика – черные маечки, торбочки и кошмарного качества принты. Конечно, такое на себя не наденешь, вот и видим мы на улицах майки Ramones, и уверяю вас, 90% людей в майках Ramones никогда их не слышали.
- Почему вы решили заняться организацией собственного фестиваля, а не радиостанции или журнала, например?
— На самом деле фестиваль появился не сразу. А сначала мы открыли компанию J-Group – назвали ее в честь Джимми Моррисона и Дженис Джоплин. И было три друга: художник, программист и я – музыкальный продюсер. Мы стали продавать дизайн – у нас музыканты заказывали афиши, сайты, таким образом заработали на первый фестиваль. У нас тогда был выбор: потратить эти деньги на себя или попробовать сделать что-то стоящее. Мы решили рискнуть. Денег на больших музыкантов у нас не было, поэтому решили брать тех, которые не в продюсерских центрах существуют, а, скажем так, "дикорастущих". Еще мы хотели, чтобы мероприятие было очень светлым, позитивным, куда можно пойти с ребенком. И вот мы ходили и думали: "дикая, но мягкая". В конечном итоге пришло и название "Дикая мята".
- Почему, долго проработав с рок-музыкой, вы решили обратиться к корневой музыке?
— За десять лет работы на станции я понял, что наши музыканты стараются как можно дальше держаться от своих корней, что понятно: русский рок в своем корневище – протестная история, в которой было заложено отрицание советских ценностей, а в советские время народная культура подавалась таким отвратительным образом, что школьник, которого отдали в кружок народного творчества, в жизни не признался бы в этом соседу по парте. И вот результат — одни музыканты хотят стать русским Radiohead, другие — Ramones. То есть получается, что существует радиостанция под эгидой "наша музыка" и существуют сонмы музыкантов, которые все свои силы тратят на то, чтобы "нашими" не быть. Конечно, это не касается таких метров, как Гребенщиков, Шевчук или Кинчев, я говорю о втором и третьем поколении рок-н-ролла. И я их понимаю — это не модно, стыдно и вызывает отторжение: последние 90 лет музыкой и культурным наследием занимались правильные люди на местах, которые из русской национальной культуры повыдергали все живое, ее причесали и превратили в Петрушку с накрашенными щеками и безумной удалью в глазах. Благодаря этим людям появилась куча пластмассовых музыкантов, "ай-люли-малины", которых вы видите на любом мало-мальски важном празднике. Соц-арт на тему народного творчества. Как результат — страна, которая стесняется своей страны. Можете себе представить, что в Америке кто-нибудь будет стесняться блюза или рок-н-ролла, а в Ирландии – кельтской культуры?
- Начиная с однодневного фестиваля исключительно с русскими музыкантами в Тропарево, вы переквалифицировались в международный трехдневный опен-эйр за городом. Как развивалась "Дикая мята"?
— На третий год в Тропарево фестиваль собрал 27 тысяч человек. Тогда мы поняли, что надо что-то менять. Кроме того, этот факт совпал еще с одним моментом: три года назад нам вдруг упорно стали не подписывать одну бумажку. Не отказывались, нет, но и не подписывали. Оказалось, что в это время как раз переименовывали милицию в полицию, и вместе с этим продлевали посты. И вот через месяц какому-нибудь майору или полковнику должны продлить или не продлить контракты, потому рисковать не хочется – все-таки 27 тысяч человек на массовом мероприятии. Ну, мало ли, что может случиться? И вот накануне фестиваля мне это вежливо объяснили, попросили перенести с июня на август, когда все подписи уже будут поставлены, и тогда мы поняли, что находимся в каких-то клещах, где выбора нет. Мы посовещались и переехали в "Этномир". Благодаря осторожности служителей правопорядка, именно из-за их перестраховки городской фестиваль вырос в трехдневный опен-эйр.
- Не страшно было уезжать из Москвы? Не боялись, что люди не поедут за 80 километров от Москвы?
— Мне кажется, что если ты всего будешь бояться, то никогда ничего с тобой не будет происходить. Нужно быть готовым отпустить то, что имеешь, чтобы получить то, что желаешь. Опасения были, но мы все равно понимали, что рано или поздно это нужно было бы сделать. И на "Этномир" мы смотрели уже давно — люди представляют культуру разных стран, и мы тоже хотели представлять культуру разных стран, только они это делают, представляя архитектуру, музеи, экспонаты, а мы представляем музыку, литературу, кино. Мы уже тогда понимали, что может получиться очень органичный тандем. И события подхлестнули сделать это раньше, чем мы планировали. Не было бы счастья, да несчастье помогло. И я благодарен тому осторожному милиционеру, ныне полицейскому, который на всякий случай не рискнул подписать тот злосчастный документ. Именно благодаря этому мы набрались смелости, переехали и были поражены тому, что нам удалось продать 4,5 тысячи билетов, несмотря на то, что о переносе места было объявлено за десять дней до мероприятия. Благодаря вырученным деньгам мы поняли, что теперь можем представлять не только музыку России и стран СНГ, но и привозить музыкантов из других стран – у нас появились средства. Первыми у нас были Нино Катамадзе и Горан Брегович. А в этом году мы дошли уже до Шинейд О’Коннор, которая сейчас в колоссальной музыкальной форме.
- У вас есть какая-то четко сформулированная концепция, по какому принципу вы приглашаете на фестиваль тех или иных музыкантов?
— Да, она у меня есть всю жизнь: "нравится – не нравится". Есть, конечно, формальные рамки мероприятия, и в основном это, естественно, world music. Но есть и другая сторона: "Дикая мята" — это частная история, где мы придумали фестиваль, бренд и правила, потому, если очень надо, то мы же и будем их нарушать. Например, я очень люблю группу Billy's Band, мы долго думали, под каким соусом их подать в рамках фестиваля world music, а потом плюнули и просто поставили в программу, для себя определив, что это "исключительно Питерский фольклор".
- В этом году у вас появится совсем неформатная для "Дикой мяты" рок-сцена. Это тоже будет по принципу "нравится, и все тут"?
— Я могу сравнить наш фестиваль с локомотивом, который едет и с каждым годом набирает скорость. Он уже сам диктует нам, что на нем будет происходить. Сначала он вырос из двухдневного в трехдневное мероприятие – с этим мы как-то смирились. Сейчас мы получаем много разно жанровой музыки, в том числе и рок-музыки, где очень много интересного. И вот мы открываем третью сцену, на которой будет просто рок. Мы нашей дружной компанией в этом году на новогодние праздники поехали в Гоа, где прямо посреди рынка в Арпоре стоит сцена, на которой музыканты вонзают рок 60-70-х, и вот мы решили, что это не что иное, как корневой рок, с которого начался весь рок. Так что мы решили играть в следующую игру – ставим маленькую сцену посреди базара, как в Арпоре, ставим на нее барабаны, два комбика и три микрофона и все, то есть как в старые добрые времена. Если ты умеешь, как Дженис Джоплин или Хендрикс, мы за тебя, нет, значит — забудь. И знаете, у нас уже очень много заявок.
- То есть у вас будет трехдневный фестиваль с тремя сценами. Сколько же это коллективов?
— Очень много. И очень будет трудно, так что я пока не представляю, как все это можно сделать, в том числе и финансово не все понимаю. Но так происходит всегда. Каждый год мы представляем какую-то планку и стараемся ее чуть-чуть приподнять.
- А на что вы вообще живете?
— Мы как компания живем очень уверенно, потому что, на мой взгляд, у нас одна из самых лучших дизайн-студий в Москве. И в фестивале нам помогает хороший спонсорский пакет, плюс Калужская область помогает – это не безумные деньги, но мы им очень благодарны. Для Калужской области это одно из самых значимых мероприятий, на которое приезжают туристы из самых разных регионов России. Например, на прошлый фестиваль пришло около 20 тысяч человек, процентов 20 из которых приехали из дальних мест, в том числе из Приморского региона, то есть люди летом едут с моря в Калужский край.
- После такого мощного расширения вас не зовут обратно в Москву?
— Нет, и я очень рад, потому что мы бы оказались в дико неловкой ситуации – мне очень нравится территория "Этномира", что фестиваль идет три дня и что можно проводить ночные мероприятия, в рамках которых мы устраиваем концерты, кинопоказы и так далее. Это все было бы невозможно, если бы мы дислоцировались в Москве. Была бы невозможна и сама территория Green Age, на которой различные школы представляют формы правильной и здоровой жизни.
Там можно учиться от шоу японских боевых мечей до скандинавской ходьбы с палками, там мастер-классы по цигуну и курсы или сеансы по китайскому иглоукалыванию, у нас есть даже бассейны с рыбками, которые делают пилинг. Это очень интересно, и в Москве это тоже невозможно, как и наш дар-базар, на который съезжаются 200 торговцев с товарами со всего мира – от тибетского серебра до одежды с Непала. Вот там и будет стоять наша рок-сцена. Ну как это все можно сделать в столице? Но я надеюсь, что к нам будут обращаться за тем, чтобы мы придумывали праздники. Мы создаем много других фестивалей и праздников – Фестиваль Городских Романтиков, Масленица, Иван Купала, Аллея Уличных Музыкантов и так далее. У нас еще пять новых фестивалей уже разработано, просто до них еще не дошли руки. Вот это все мы с удовольствием сделаем в Москве, а уж "Дикая мята" пускай остается на своем месте.
- Сколько бы вы порекомендовали брать с собой на "Дикую мяту" денег среднестатистическому зрителю при условии таких широких возможностей?
— Для меня очень важно создать комфортную ситуацию для любого кошелька. В принципе, насколько я знаю, у нас сейчас билет самый дешевый из всех крупных фестивалей – билет на три дня стоит 1,5 тысячи рублей. Есть бесплатные автобусы, которые тебя довезут до "Этномира", так что, в общем-то, есть билет — и можно вообще ничего не тратить. Всех рестораторов по условиям контракта мы обязуем вводить социальную еду, хотят они этого или нет, то есть в любом кафе должно быть что-то, чтобы ты на 150 рублей мог поесть. Если зрители хотят остаться на ночь с палаткой – это еще в районе тысячи, но обычно люди кооперируются по несколько человек. Что касается торговцев, то мы не определяем их цены, они живут по условиям рынка: 200 торговцев рядом друг с другом – естественно, они стараются снизить цены, чтобы пошли к ним. В общем, все достаточно бюджетно, а верхнюю планку пусть уж каждый определяет себе сам.
- У вас же еще есть и благотворительная составляющая?
— Да, мы поддерживаем фонд Константина Хабенского. Во-первых, Хабенский – великий артист. Я очень переживаю, когда об артистах судят по сериалам, а я видел его в Санкт-Петербурге в "Утиной охоте", он фантастический театральный артист. Кроме того, исполнительный директор его Фонда – девушка, с которой мы пересекались по работе раньше. Она и предложила нам эту идею, а я уже придумал форму. Я считаю, что пожертвования должны быть легкими, поэтому никаких сложных шагов у нас не будет – просто один из четырех входов на фестиваль будет посвящен Фонду Хабенского, и там билет будет стоить не 1,5 тысячи рублей, а на сто рублей дороже. Вот кто захочет, тот зайдет через этот вход и поможет Фонду.
- Как вы видите развитие "Дикой мяты" в будущем?
— Очень хочется, чтобы каждый из проектов фестиваля разросся. Вот сейчас у нас три сцены – World, Jazz, Rock. Хотелось бы, чтобы они стали равнозначными, чтобы на каждую из них мы финансово могли себе позволять привозить ровно тех артистов, которых хочется пригласить именно сейчас, при этом без всяких тормозов и ограничений, потому что только деньги накладывают границы на творчество. Это позволит приобрести тому, что мы делаем, еще более харизматичный вид, потому что, когда мы можем позволить себе любого музыканта из любой точки мира, а рядом показать наших отечественных героев, мы их ставим на одну планку. Это, как мне кажется, подтянет то корневое сознание, о котором я говорил, довольно быстро и четко. И еще хочется, чтобы инфраструктура строилась таким образом, чтобы мы могли представлять некий международный карнавал. В каждой стране есть свой праздник – Венецианский или Бразильский карнавалы, испанский праздник Томатино и так далее, и хотелось бы делать такие площадки, посвященные конкретным странам и приглашать туда их представителей. Так, чтобы человек приехал на фестиваль и за три дня объехал всю планету, будто у него грин-виза.
