Анна Банасюкевич
Премьеру "Евгения Онегина" в постановке Римаса Туминаса показали в Театре имени Вахтангова еще в феврале, но теперь в спектакль ввели новую Татьяну. Вчера главную женскую роль в четырехчасовом черно-белом сценическом полотне сыграла Евгения Крегжде, проследив путь от наивной непосредственной девочки до светской почти неподвижной снежной королевы.
Посмотрите фотоленту "Евгений Онегин" в театре Вахтангова: история о Татьяне >>
В новом спектакле худрука Вахтанговского театра есть многие узнаваемые приметы его режиссерского почерка - строгая цветовая гамма, допускающая лишь отдельные цветовые пятна на черно-белом, состоящем из прямых четких линий фоне, стремительная, захватывающая музыка Фаустаса Латенаса, кажущееся бесконечным темное, теряющее в глубине свои очертания, пространство и даже фрагменты массивных старинных серых стен с пилястрами, обрамляющие пространства. Последние сразу заставляют вспомнить еще один мрачный темный спектакль Туминаса - "Дядю Ваню". Впрочем, в отличие от него, пронзительного безнадежного высказывания о смерти, в "Евгении Онегина" много ироничного, гротескного, почти буффонного - но этот юмор Туминаса не весел. Это, скорее, мрачно-меланхоличный комментарий к хрестоматийному роману и к его зачитанности и музейности. Квинтэссенция этой интонации - в сцене с письмом Татьяны - самому неизбежному монологу (кажется, что режиссеру очень хотелось обойтись без него) предшествует забавная прелюдия, в которой Онегин и рассказчик в одном лице в исполнении Сергея Маковецкого предлагает свой перевод этого, зазубренного всеми школьниками бывшего Советского Союза наизусть, текста. Татьяна, воспитанная на романах, если вспомнить Пушкина, писала на французском, с трудом изъясняясь на родном языке - вот режиссер и предложил не облагороженный поэтом перевод, а простой подстрочник, выявивший всю честную корявость не умеющего выразить себя чувства. В спектакле есть стайка девушек, населяющих деревенский дом Лариных: они - и ученицы танцкласса, и прислуга в доме, и окружение взрослеющих девушек. Здесь они с любопытством выхватывают письмо из рук Онегина, перебирают тонкими пальчиками, нетерпеливо суетясь, и вдруг оказывается, что от записки остались лишь маленькие кусочки. Их виновато и бережно складывают на столе, а Онегин-Маковецкий и придуманный Туминасом персонаж - Гусар в отставке - собирают этот паззл под стекло и вешают на стенку, как трофей, награду или семейную реликвию.
Собственно, роман Туминас основательно подсократил, убрав значительные фрагменты монологов и лирических отступлений рассказчика, а то, что осталось раскидал по персонажам, усилив ироническое отстранение: героям приходится говорить о себе в третьем лице. К тому же, красивого слога тексты проиллюстрированы саркастическими мизансценами. Ну, например, хрестоматийное "Она в семье своей родной казалась девочкой чужой" - при этих словах рассказчика аккуратно сидящие рядом благообразные маменька с папенькой с укором взглядывают друг на друга, а папенька прямо-таки не может сдержать своих слез: "Она ласкаться не умела к отцу...".
Елена Мельникова и Алексей Кузнецов в роли четы Лариных, Мария Волкова в роли Ольги Лариной (слева направо) в сцене из спектакля "Евгений Онегин"
Спектакль Туминаса очень красив и эпичен - здесь заслуга, во многом, композитора Фаустаса Латенаса, обыгрывающего на разные лады Чайковского. Вихрь звуков, вырастающий из скромной, домашней меланхоличной мелодии, захватывает человеческие фигурки на бескрайней сцене, гонит белые комья снега, постепенно устилающего сцену, подгоняет время, расширяя его от короткого отрезка жизни до бесконечного универсума. В этом универсальном времени дано состариться не только Онегину, но и Ларину - вот таким насмешливым недалеким заурядным господином с жестким ежиком седых волос и в светлом фраке мог бы стать, не слови он роковую пулю. Впрочем, в спектакле Туминаса шансов у восторженного местечкового пасторального пиита особо не было - надменный Онегин с самодовольно-глуповатым лицом, набриолиненными волосами и все время вздернутым подбородком стреляет из старинного мушкета в упор в обнаженное молодое тело.
Олег Макаров в роли Владимира Ленского и Сергей Маковецкий в роли Евгения Онегина в сцене из спектакля "Евгений Онегин"
Туминас не пощадил, как обычно, никого - ни Ленского, пошлого в своей восторженности, кокетливого клоуна с кудрями, заглядывающего под баян, висящий на груди Ольги, как под платье. Обнимает ее сзади - такую же восторженную простушку, с кудряшками и белыми цветами в волосах - нажимает на клавиши, и это такой смешной усадебный секс. Такая вот издевательская нарочито-неказистая метафора, вполне себе презрительная по отношению к героям. Есть еще лихо танцующая нянька в чепчике (Людмила Максакова), насурьмленная московская родственница с ярко-накрашенными губами на белом лице (Галина Коновалова) и неуклонно пьянеющий по ходу спектакля Гусар, рассказывающий историю Татьяны со всей, иронично-утрированной, палитрой чувств, с разнузданным и жеманным нажимом. Он рыдает над судьбой наивной Тани, смотрит зрителям в глаза, негодуя или томясь, превращает почти в публицистику пушкинский текст о дорогах, на который зал реагирует так, как будто это Жванецкий вчера написал. Вся партитура роли Вдовиченкова, который из удалого провинциального вояки превращается к финалу в безногого калеку-ветерана в равнодушной Москве, - это своеобразный комментарий, желчный, но полный сожаления и злого бессилия. А растиражированные строчки про Москву, про звук, в котором что-то там слилось, в исполнении Вдовиченкова и хора ахающих девушек, облепивших вояку в потускневших эполетах, громыхают бравурно и бессмысленно, как эхо ритуального показушного парада.
Владимир Вдовиченков в роли Гусара в отставке (справа) в сцене из спектакля "Евгений Онегин"
Хоть и саркастически обрисованное, но все же, легкомысленно-милое деревенское житье Лариных сменяется переездом, и эта безжалостно описанная Пушкиным многодневная дорога в спектакле Туминаса - путь к зиме и смерти. На сцене появляется возок, который никуда не едет - косой, будто вросший в сцену, он будто проглатывает набивающихся в него людей с их банками с засоленными огурцами и помидорами. Мужчины простукивают повозку, заколачивают дверцу, в общем, самый настоящий гроб с заживо похороненными. В Москве девушкам отстригут косы, их встретит мумифицированная родственница, а последнее объяснение превратившейся в восковую красавицу Татьяны с вряд ли сильно изменившимся Онегиным будет происходить при молчаливом свидетеле - темной фигуре, укутанной в черное, раскинувшейся на столе, самой смерти, ожидающей новых гостей.
