Николай Троицкий, политический обозреватель РИА Новости.
Александр Трифонович Твардовский, столетие со дня рождения которого приходится на 21 июня, принадлежит к числу величественных, но противоречивых до раздвоенности фигур. Таких было немало среди выдающихся советских художников.
Лауреат трех Сталинских, Государственной и Ленинской премии. Кавалер трех орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и многих других. Депутат Верховного Совета РСФСР. Кандидат в члены ЦК КПСС. Обладатели стольких наград, титулов и званий обычно считаются обласканными властью, но в данном случае все гораздо сложнее.
Твардовский так и не забронзовел, не стал советским литературным «генералом». Истинный природный поэт, он не вмещался в казенные рамки социалистического реализма. И хотя не был ни бунтарем, ни фрондером по натуре, отношения с властью складывались у него обоюдоострые и весьма конфликтные, случались перемирия, но то и дело вспыхивала война.
Тут требуются уточнения. Понятно, что в сталинские времена Твардовский с властью не воевал, серьезные конфликты с верхами начались значительно позже. Да и власть – понятие многослойное. Поэт много и часто ругался с литературными начальниками из Союза писателей и с идеологическими кураторами со Старой площади (там располагался комплекс зданий ЦК КПСС). Зато сами вожди его дважды выручали.
Первым был Сталин. Семья Твардовского попала в число раскулаченных, хотя отец его настоящим кулаком никогда не был, но слишком любил свой земельный участок и обобществляться категорически не желал. Вот как поэт писал об этом в своих воспоминаниях:
«Земля эта — десять с небольшим десятин — вся в мелких болотцах и вся заросшая лозняком, ельником, берёзкой, была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в банк, земля эта была дорога до святости. Нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и уважение к этой кислой, скупой, но нашей земле — нашему «имению», как в шутку и не в шутку называл он свой хутор».
В 30-е годы ХХ века подобные чувства к своей земле именовались «частнособственническими инстинктами», за что Твардовский-старший и пострадал вместе со всей семьей. Вернее, почти со всей. Твардовскому-младшему эти «инстинкты» были чужды, он в юности ушел из семьи, перебрался в Смоленск и жил самостоятельно. Тем не менее, сразу же после раскулачивания его родных молодой поэт подвергся сильнейшей травле. Пошли доносы, арестовали ближайших друзей, его самого публично клеймили в областной печати, причисляли к «вражескому охвостью». Он был на краю гибели – и вдруг получил Орден Ленина, а потом и Сталинскую премию за поэму «Страна Муравия». Ситуация перевернулась, и неожиданный орденоносец не только вознесся сам, но даже сумел вытащить свою семью из ссылки
Доподлинно неизвестно о благоволении вождя к Твардовскому (все-таки он тогда не дотягивал до Булгакова или Пастернака, которым Сталин лично звонил и устраивал их судьбу), но без самого главного человека в СССР вопросы о премиях и орденах не решались, вождь всегда вникал во все мелочи.
И встретил горячую благодарность со стороны облагодетельствованного поэта. «С той, да и до той поры, как он сказал, что сын не ответчик за отца, я был преисполнен веры в него и обожествления, не допускающего ни йоты сомнения или, тем паче, скепсиса. Я был сталинистом, хотя и не дубовым», – признавался Твардовский в последние годы жизни.
Именно «не дубовым». Из этого и вытекали все последующие конфликты и неприятности. Твардовский был глубоко советским человеком. Он верил, что участвует в строительстве нового мира – тогда еще со строчной буквы и без кавычек. Верил в советские идеалы и требовал от коллег по Союзу писателей, да и партийных начальников, чтобы они этим идеалам соответствовали. Но действительность расходилась с теорией, поэт со временем все более и более отчетливо это понимал. Что приводило к раздвоенности и к разладу, преодолевать который Александр Трифонович в том числе пытался старинным отечественным способом – искал забвения в алкоголе.
Новый мир без кавычек оказался суровой утопией. Зато реальностью был журнал «Новый мир», ставший важнейшей частью жизни и судьбы Твардовского.
Трудно оценить, какой его вклад в русскую литературу был более весомым – великая поэма «Василий Теркин» или журнал, со страниц которого стартовали десятки выдающихся поэтов, писателей и публицистов. Да, наверное, и не надо тут ничего взвешивать, эти вклады равновелики.
Главным редактором «Нового мира» Твардовский был дважды, в 1950-54 и в 1958-69 годах. Но первый эпизод не идет ни в какое сравнение со вторым. Истинный взлет случился уже при Хрущеве, когда журнал стал коллективным властителем дум советской интеллигенции, особенно шестидесятников.
С Никитой Сергеевичем Твардовский встречался лично, и не один раз, и через него пробивал самые громкие и скандальные публикации – «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына и свою поэму «Теркин на том свете». Это продолжение «поэмы про бойца» было очень острым, ядовитым и сатирическим, впоследствии оно было запрещено, но сквозь ореол «запретного плода» нельзя не заметить, что по части поэзии второй Теркин сильно уступает первому и главному.
«Новый мир» часто сравнивают с «Современником» и «Отечественными записками» Некрасова и Салтыкова-Щедрина. Это вполне правомерное сравнение, но нельзя забывать и о различиях. Журналы времен Российской империи были «частными лавочками», государство вмешивалось в их работу только посредством цензуры. А Твардовского назначали партия и правительство. И в этом тоже проявлялась двойственность положения главного редактора. Он не мог быть диссидентом и антисоветчиком, он был официальным лицом, по сути – одним из военачальников идеологического фронта.
Твардовский и вел борьбу за светлое будущее – так, как он его понимал. У вышестоящих идеологических начальников вроде Михаила Суслова его идеи не встречали понимания, а то и вызывали резкое неприятие. Поначалу на выручку приходил Хрущев. Когда же его сняли, руководители партии и правительства более не удостаивали поэта и редактора личной аудиенции. Донимали журнал цензурными придирками, устраивали целые кампании поношений в печати, но главного редактора долго не увольняли. Додавили только спустя шесть лет.
После ухода из «Нового мира» Твардовский недолго прожил. Скорее всего, окончательно его подкосило даже не отлучение от любимого дела. В отличие от своего литературного «крестника» Солженицына, который вел непримиримую борьбу с советским режимом, Твардовский не считал себя «чуждым элементом». Ему было невыносимо больно получить удар от власти, представителей которой он никогда не считал врагами. Вот и не перенес жуткой травли, при которой, как писал поэт Александр Межиров, «артиллерия бьет по своим».
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
