Петр Романов, политический обозреватель РИА Новости.
Как и всякое крупное историческое событие, а Октябрьская революция 1917 года, конечно же, входит в их число, как бы к большевикам, Ленину, Троцкому или Сталину, не относиться, неизбежно обрастает мифами. По большей части рукотворными: мифология 7 ноября формировалась на разных этапах советской власти долго и вполне целенаправленно. Менялись события, подчищались имена главных участников революции, переписывались целые куски истории, слова, сказанные вождями большевиков, оттачивалась мотивация поступков. Так и получилось, что 7 ноября эпохи Ленина это одно, 7 ноября эпохи Сталина – другое, 7 ноября эпохи Хрущева – третье, 7 ноября эпохи Ельцина – четвертое, а нынешнее 7 ноября уже пятое.
Прочтите при желании «10 дней, которые потрясли мир» свидетеля тех давних событий Джона Рида с предисловием Ленина, в котором тот называл американца, одним из самых достоверных летописцев Октябрьской революции. Так вот эта «самая достоверная» из книг об Октябре была надолго практически снята со всех книжных полок СССР. Причина проста: две трети имен и политических сил, которые упоминает в своей книге Джон Рид, были уже вычеркнуты в эпоху Сталина из истории и подлежали полному забвению.
То же касалось и фактических событий. Одни низводились до уровня карикатуры – вроде выдуманной от начала до конца истории о постыдном бегстве Керенского из Зимнего дворца в женском платье. Другие события, наоборот, приобретали эпические формы. К примеру, штурм Зимнего. Известный по кинематографу советской поры, он так же похож на правду, как голливудские полеты Супермена или фигура Кинг Конга над жилыми кварталами.
Так что, добраться до подлинного октября 1917 не просто и сегодня. Сколько раз читатели, воспитанные по сталинским учебникам истории, называли в своих письмах автора «троцкистом» только за то, что в его рассказах рядом с фигурой Ильича на фоне октябрьских событий появлялась фигура Троцкого. Не спасало даже то, что сам Ленин называл Троцкого в предоктябрьский период «самым твердым из большевиков». Или то, что о Троцком пишет все тот же, одобренный Лениным, Джон Рид. К сожалению, многие все еще не привыкли к тому, что писать правду, вовсе не означает быть идеологически близким к описываемому персонажу.
Кстати, и сами слова «октябрьская революция» появились значительно позже 1917 года, старые большевики, да и сам Ленин называли события, произошедшие 7 ноября, куда точнее и честнее – «октябрьский переворот». Потому что произошедшее и было на деле ни чем иным, как переворотом. Другое дело, что по мере дальнейших преобразований, совершенных в стране большевиками, Октябрь постепенно и вправду приобретал черты революции. Тем не менее, сам день 7 ноября был классическим переворотом, и никуда от этого не денешься.
Напомню хотя бы об одной, но принципиально важной детали: опираясь лишь на свои собственные силы, большевики не были способны организовать 7 ноября переворот. Тем более, в самый канун съезда Советов, олицетворявших собой, в том числе и для большинства большевиков, народовластие. У многих в ленинской партии это вызывало внутренний дискомфорт. Подобные сомнения, естественно, не касались самого Ленина и Троцкого, они уже в июле, а затем в сентябре, выступая за немедленный разгон Демократического совещания, показали, как на деле относятся к институтам народовластия.
Вместе с тем, существовало два важных нюанса, игнорировать которые не могли даже Ленин с Троцким. «В течение восьми месяцев массы жили напряженной политической жизнью, пишет Троцкий. Советский парламентаризм стал повседневной механикой политической жизни народа. Если голосованием решались вопросы о стачке, об уличной манифестации, о выводе полка на фронт, могли ли массы отказаться от самостоятельного решения вопроса о восстании? Из этого неоценимого и, по существу, единственного завоевания Февральской революции вырастали, однако, новые трудности. Нельзя было призвать массы к бою от имени Совета, не поставив вопрос формально перед Советом, то есть, не сделав задачу восстания предметом открытых прений, да еще с участием представителей враждебного лагеря. Необходимость создать особый... замаскированный, советский орган для руководства восстанием была очевидна».
Иначе говоря, если раньше главным препятствием на пути большевиков к власти был царизм, то теперь таким препятствием наряду с Временным правительством стало народовластие.
В то же время и призвать к восстанию от лица одной большевистской партии было невыгодно. Как отмечает тот же Троцкий, поддержка Советов являлась жизненно необходимой для того, чтобы собрать нужный для удара кулак. Боевиков самой партии для решения подобной задачи не хватало. «В тех миллионах, на которые партия... рассчитывала опереться, пишет Троцкий, необходимо различать три слоя: один, который уже шел за большевиками при всяких условиях; другой, наиболее многочисленный, который поддерживал большевиков, поскольку они действовали через Советы; третий, который шел за Советами, несмотря на то, что в них господствовали большевики... Попытки вести восстание непосредственно через партию нигде не давали результатов».
Можно спорить о числах, сколько могли повести за собой большевики самостоятельно и сколько Советы, но в целом картина нарисованная Троцким верна. Из Москвы, например, в ту пору докладывали: «Трудно сказать, выступят ли войска по зову Московского комитета большевиков. По зову Совета выступят, пожалуй, все». Даже в будущей «колыбели революции» в Петрограде в октябре ситуация оказалась примерно та же. Как информировал известный большевик Володарский: «Общее впечатление, что на улицу никто не рвется, но по призыву Совета все явятся».
Таким образом, возникал очевидный парадокс. Получить от Советов мандат на переворот большевики не могли, а использовать силы, стоявшие за Советами были обязаны. Надо отдать должное ловкости Ленина и Троцкого, они эту проблему решили. Хотя и не без очевидного политического жульничества.
Пользуясь своим большинством в Советах, ленинцы создали, как и писал Троцкий, «особый, замаскированный, советский орган для руководства восстанием» Военно-революционный комитет (ВРК). Элегантность комбинации заключалась в том, что, с одной стороны, комитет избирался легально в рамках советской демократии, а, с другой, полностью контролировался большевиками, что позволяло ему действовать конспиративно по отношению к другим силам, представленным в Советах. Руки были развязаны: партия большевиков получила возможность действовать через ВРК от имени всех Советов, но, не ставя Советы об этом в известность. Проблема народовластия, была, таким образом, обойдена.
«Кто должен взять власть? - пишет Ленин. - Это сейчас не важно: пусть возьмет ее Военно-революционный комитет или «другое учреждение», которое заявит, что сдаст власть только истинным представителям народа».
«Другое учреждение», взятое в загадочные кавычки, разъясняет Троцкий, это конспиративное наименование ЦК большевиков».
Схема предельно ясна. Формально власть берется от имени Советов в лице Военно-революционного комитета, что позволяет вывести на улицы необходимые большевикам массы, а фактически достается «другому учреждению», а именно ЦК большевиков.
Прочим социалистам, спохватившимся в последний момент, оставалось только возмущенно кричать и махать кулаками вслед удалявшемуся от перрона поезду. Вот и все. Именно так выглядит день 7 ноября, очищенный от мифологии.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
