Владимир Лепехин, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
В ноябре этого года Зиновьевский клуб МИА "Россия сегодня" планировал провести в Санкт-Петербурге, в Музее Ф.М. Достоевского, литературный форум на тему "От Достоевского до Зиновьева: Великая русская литература через Большую философию", посвященный 40-летию литературного творчества Александра Зиновьева.
Форум был перенесен (затянувшийся ремонт в Музее, трагедия с питерским А321 и прочее) на февраль 2016-го. Но некоторые мысли, приготовленные для него, остались. Некоторыми из них и поделюсь.
Уходящий год был Годом литературы в Российской Федерации.
Книжных ярмарок в стране и в мире все больше, полки книжных магазинов забиты до основания, флаерами с рекламой "мировых бестселлеров" оклеены даже вагоны метропоездов. Все от мала до велика что-нибудь да пишут, а вот Большой литературы уже нет и, судя по всему, больше не будет. И не только в России.
Подлинная литература уходит в катакомбы: на персональные сайты, в не имеющий доступа к массовому читателю самиздат, в лучшем случае (если говорить о литературе российской) — в Либрусек.
Кто-то наверняка возразит, заявив, что в современной российской литературе есть Виктор Пелевин и Владимир Сорокин, Михаил Шишкин и Захар Прилепин, есть, наконец, Дмитрий Быков и Татьяна Толстая c Александром Прохановым и Эдуардом Лимоновым в придачу. Скажу больше: сегодня в России имеются сотни достойных авторов. И все же Большая литература как характерное и сверхзначимое "явление русской жизни" перестает быть таковым.
Есть такая традиция в России — читать книги. Но сегодня эта традиция под угрозой. И проблема не только в том, что в условиях рынка хорошему писателю трудно пробиться к читателю, поскольку между ним и аудиторией встали огромная армия сочинителей и мерчандайзеры, расставляющие книги на полках в ином, чем раньше, порядке. Дело еще и в том, что Большая литература не вписывается в логику глобализации, и особенно это касается русской литературы как одного из важнейших факторов сопротивления тотальному потребительству.
Что такого особенного в русской литературе? И почему она проигрывает российскому и зарубежному сочинительству?
Не хочется повторять банальности — о том, что интернет вытесняет книгу, клиповое сознание — способность и желание размышлять над текстом, а стандартизированная русскоязычная литература — оригинальную, русскую.
Скажу о главном. О том, что в отечественной литературе всегда были важны не только текст, стиль и сюжет, но и судьба автора. (Кто скажет, что жизнь Пушкина, Достоевского, Бунина, Платонова, Булгакова, Шолохова, Высоцкого, Бродского или Зиновьева была размеренной и пресной? Связь творчества любого большого русского литератора с перипетиями его жизни очевидна и не требует доказательств).
А вот у большинства современных сочинителей судеб нет. Или почти нет. А посему отсутствие судьбы возмещается легендами, пиаром и рекламой, на которых, правда, далеко не уедешь. Да, на промоушн-технологиях можно легко и быстро достичь известности и даже популярности, но можно ли стать при этом Большим русским писателем?
Подлинная литература далека от задач, связанных с развлечением масс или обогащением автора. Она заставляет чувствовать, размышлять, действовать. Большая литература — не просто качественный текст и интересный сюжет. Это всегда содержательный и самобытный текст и непременно — уникальный авторский стиль. (Разве можно спутать текст Толстого, Достоевского, Платонова или Зиновьева с текстом кого-либо еще?)
С учетом данного обстоятельства не могут не умилять списки книг, рекомендуемых к изучению в средней школе, и разного рода рейтинги десяти, пятидесяти или сотни "ведущих" русских и российских писателей.
Подобно тому, как в западных рейтингах писателей "всех времен и народов" в лидерах чаще всего оказываются Джоан Роулинг или, к примеру, Стивен Кинг, но никогда кто-либо вроде Умберто Эко, выстраиваются сегодня и аналогичные российские писательские рейтинги.
Такое ощущение (и вряд ли оно обманчиво), что названные списки и рейтинги составляют не знатоки отечественной литературы, но ведущие издательства, заинтересованные в раскрутке публикуемых ими авторов.
К примеру, права на издание книг Александра Зиновьева принадлежат его семье (то есть не какому-либо издательству), и это обстоятельство объясняет отсутствие фамилии писателя и его книг в каких-либо расхожих рейтингах.
Зиновьева нет в рейтингах "ведущих" российских писателей еще и по другим причинам.
Во-первых, по той же, видимо, причине, по какой в подобных списках нет, в частности, и Владимира Набокова: в российских министерствах образования и культуры, похоже, не считают Набокова и Зиновьева отечественными писателями. (Хотя на самом деле Набоков до 40 лет писал на русском языке, а Зиновьев, опубликовав свои лучшие книги на Западе, всю жизнь писал на родном языке и никогда не отделял себя от России).
Во-вторых, Александра Зиновьева нет в списках и рейтингах по той же причине, по какой в них нет и "народного поэта" Владимира Высоцкого. Великому философу отказано в том, чтобы считаться еще и писателем, — как, собственно, отказано в этом замечательному советскому актеру и барду.
Наконец, третью и главную причину отметила вдова писателя Ольга Зиновьева. Она, в частности, пишет: "хотя советский режим рухнул; хотя книги Александра Зиновьева стали печатать в России, тут по странному умолчанию избегают говорить о нем именно как о писателе".
И далее: "Неудобство Зиновьева заключалось в том, что портреты и характеристики, создаваемые им, были до ужаса узнаваемыми". То есть зиновьевская сатира направлена не только против Системы, но конкретно — против воспроизводящихся и сегодня властных механизмов и универсальных типажей представителей российского правящего класса.
Его проза слишком не удобна для тех, кто претендует на монопольное управление сознанием масс.
Так какое отношение к Великой русской литературе имеет Александр Зиновьев, написавший 70 книг, переведенных на 26 языков мира? Полагаю, что самое что ни на есть непосредственное. Более 20 его книг написаны в жанре социологического романа или политической сатиры. Недаром же многие западные писатели — в тот период, когда за рубежом активно издавали книги Зиновьева, — называли его русским Франсуа Рабле.
Александр Зиновьев, выдвинутый в 1999 году на Нобелевскую премию мира по литературе, был фактически лишен её по причине "измены" Западу, ведь в том же году он вернулся в Россию. Но, увы, сегодня в России у него нет своего издателя, а значит, не быть ему и в списках "рекомендуемых" авторов.
Между тем книги Александра Зиновьева интересны не просто текстом, стилем и смыслами. Как явление в русской литературе — это еще и уникальная человеческая судьба. Та самая судьба, без которой не может быть Большого русского писателя.
Вся жизнь Зиновьева (и здесь он тоже уникален) — борьба с двумя системами — советской, квазикоммунистической и западной, олигархической. И победив (в известном смысле) в первой борьбе, Зиновьев, похоже, заочно побеждает сегодня и во второй, поскольку его сегодня цитируют журналисты и политики, к его книгам и идеям обращаются люди и в России, и во многих странах мира.
Пару недель назад граждане России читали "Войну и мир" Льва Толстого в интернете и эфирах государственных телеканалов и радиостанций в ходе 60-часового марафона "Война и мир. Читаем роман". И это прекрасно.
Так, в эфире телеканалов "Россия 24" и "Звезда" в Год литературы можно было бы обратиться к "Севастопольским рассказам" Льва Толстого. В эфире развлекательных телеканалов — к сказкам А.С.Пушкина или, допустим, сказаниям Павла Бажова. В эфире телекомпании "Мир" — к "Белому пароходу" Чингиза Айтматова, а в эфире, например, Первого канала — к "Бесам" Федора Достоевского или "Западу", "Аксиомам агентурной войны" и "Веселью Руси" Александра Зиновьева. Я уже не говорю про региональные телеканалы, где в уходящем году журналисты могли бы вспомнить про произведения русских и советских литераторов, что были их земляками.
В этом случае мы могли бы с полным основанием говорить о том, что в России прошел Год литературы, а не только 60-часовая разовая акция приобщения к классикам. Страна должна лучше знать своих великих и просто хороших писателей.
