Анна Банасюкевич
Юрий Бутусов собирался ставить в Театре имени Пушкина Достоевского, но потом передумал и поставил Брехта, драматурга, с именем которого в российском театре связано не так много удач. Одна из них это, конечно, легендарный спектакль в Театре на Таганке по той же пьесе - "Добрый человек из Сезуана". Сравнивать, проводить аналогии смысла не имеет: сейчас, когда многие вещи можно сказать в лоб, притча Брехта это не обязательно только о политике и социальной несправедливости. У Бутусова спектакль не обходит стороной социальную тему, но, скорее, он о какой-то изначальной, роковой червоточине в мироздании, о вселенском одиночестве человека и бессилии богов.
От спектакля по Брехту всегда ждешь острой формы, отточенного стиля, и в этом плане - не идеологическом, а эстетическом - театр Бутусова и его постоянного соавтора, художника Александра Шишкина эти ожидания убедительно оправдывает. Спектакль пугающе красив: пугающ, прежде всего, каким-то необъятным пространством - Бутусов обнажил всю глубину сцены театра Пушкина, приоткрыл закулисье, создав неприветливый, смущающий пустотами и темными неверными абрисами мир. От масштабов меняются пропорции - человек в этом пространстве кажется совсем ничтожным, совсем беспомощным и незащищенным. Даже если этот человек играет бога.
В пьесе Брехта боги кажутся могущественными, жестокосердными и надменными, в спектакле Бутусова боги - это молоденькая хрупкая девушка со стертыми в кровь ногами (Анастасия Лебедева). Водовоз Ванг (Александр Матросов), яростный обличитель, богоборец и юродивый, "божий человек" одновременно, выносит ее на руках, медленно разворачивает кровавые тряпки, целует голые ступни. Этот бог заплачет в какой-то момент от своего бессилия, а в другой будет строить домики из пустых сигаретных пачек, высыпавшихся дождем на сцену. В финале Шен Те оставят все - и посредник между миром богов и миром людей Ванг, и сами боги - девушка невзрачно проронит последние напутствия, даже не взглянув на свою надежду, на своего доброго человека в отчаянии.
Актрисы Анастасия Лебедева (слева) и Александра Урсуляк в сцене из спектакля "Добрый человек из Сезуана"
В спектакле нет очевидной злободневности и плакатности, но есть живая музыка на сцене (ансамбль Игоря Горского) и зонги на русском и на немецком в актерском исполнении. Несколько микрофонов на авансцене; действие, на время уходя вглубь, возвращается к рампе, и тогда ярость, иногда растворенная в диалогах, в пластических, то рваных, то плавучих, этюдах, оглушительно выплескивается в зал. Зонг рабочих табачной фабрики во втором акте: шеренга людей в робах, в каких-то эклектичных костюмах, бесстрастные лица, песня о султане и восьми слонах. Вдоль шеренги мечется надсмотрщик Янг Сун (Александр Арсентьев) - жестокое возбужденное властью лицо, всклокоченные волосы, взмахи рук и подбадривающие, подгоняющие окрики. Или финальный, рваный, почти рэповый текст Шен Те, не знающей больше, как жить. С накладными баками, в черных пятнах густых теней, с рассыпавшимися волосами, в блузке и спущенных мужских брюках, она говорит с богами и людьми, которые уже повернулись спиной - о том, что что-то прогнило в мире, о том, что быть доброй и выжить - несовместимые задачи.
Спектакль получился, вроде, такой "брехтовский" - с подчеркнутой театральной условностью, с эклектикой стиля, где нищие выглядят как современные вполне успешные люди в деловых костюмах, с новым переводом, где звучат слова "забей", "индивидуальный предприниматель" или, например, "фартовая сеструха". Здесь странная красота городского мира - с кирпичной стеной, на которую спроецированы то фотографии, то рисунки - образцы стрит-арта, то свет превращает стену в фасад современного дома с горящими окнами. Роща - убежище самоубийц по Брехту, где Шен Те встретила свою любовь, здесь несколько громадных сухих деревьев с разлапистыми черными ветками, они опускаются на землю вместе с петлей, которую приготовил для себя летчик. Говоря про свою любовь, Шен Те будет смотреть на эту петлю, которая затянется, скорее, на ее горле, чем на горле предприимчивого Янг Суна. Но, главное в спектакле Бутусова это постоянная смена градуса, внезапный крен от яростного отчаяния и протеста к пронзительной лирике, от гротескной резкости к нежности.
Сцена из спектакля "Добрый человек из Сезуана" в Театре им.Пушкина
Шен Те спасает Янг Суна - босого красавца с голым торсом, взгромоздившегося на стул и схватившегося за петлю. Бывшая проститутка - с еще недавно рыкающим голосом, в странной шапочке, превращающей ее в какого-то андрогина, она вдруг теряет всю свою силу. Сильным локтем Янг Сун обнимает ее за шею - первой раз Шен Те почувствовала себя прекрасно слабой. "Что-то капнуло..." - Янг Сун осторожно целует ее, высушивая след дождя на щеке. "Люблю... дождь" - с тех пор Шен Те, а вернее, ее второе "я", мифический брат Шуи Та, грустит, когда идет дождь. Но пока с неба сыпется рис - в спектакле его очень много, это та благодать, то добро, которым делится Шен Те с окружающими. А потом яростная Шен Те будет петь, вернее кричать о том, что богам уже пора пушками и танками стереть с лица земли злых и помочь добрым. Людям нужны агрессивные боги и черно-белый мир.
Или Шен Те, убедившаяся в циничности своего возлюбленного, только и мечтающего удрать в Пекин любыми средствами, сидит на железной кушетке - оцепеневшая, опять не успевшая переменить мужской костюм на женский. Солидный господин с львиной гривой - богатый парикмахер, вешает на ее шею бусы - одни за другими. Шен Те неподвижна, но стоит появиться Янг Суну, и все меняется. "Не хочу знать, во сколько мне это обойдется, хочу пойти за ним".
Шен Те в исполнении Александры Урсуляк - одна из самых ярких ролей сезона. Ей, может быть, единственной, не позволено побыть хоть на миг светской львицей, с улыбкой плывущей в такт джазовой музыке. Даже на собственной свадьбе, окруженная улыбками, людьми в костюмах, она, в своем платье в перьях, двигается растерянно, путано, пока ее жених изящно балансирует на одной ноге, будто уже парит в небе над Пекином. Шен Те появляется в спектакле из глубины сцены, от будуарного столика - густо накрашенная в вульгарно-блестящем плаще, на высоких каблуках, на плохо гнущихся пьяных ногах. В спектакле ее ждет много превращений - в робкую влюбленную девушку, в будущую мать, готовую стать тигрицей, оберегающую детеныша. Она может быть и жертвой, и воительницей, когда выкрикивает остервенелые слова в микрофон. Превращаясь в своего двоюродного брата, она становится похожа немножко на Чарли Чаплина - маленький господин в котелке, в костюме, с приклеенными усиками. Ее пластика отчасти из немого кино - с утрированными жестами, с частыми взлетами ресниц, да и движения иногда подзвучены музыкантами. Урсуляк играет волнение, проступающее под маской - ее строгий Шуи Та, по-свойски разговаривающий с Янг Суном, вдруг заваливается на кровать, по-детски суча ножками, не в силах скрыть свой восторг. Просто Янг Сун сказал, что готов жениться.
Актриса Александра Урсуляк в сцене из спектакля "Добрый человек из Сезуана" в Театре имени А.С. Пушкина.
Но самое интересное происходит в финале, как будто два образа, существующие поначалу вполне отдельно друг от друга, сливаются. Иногда этот процесс останавливается где-то на полпути, и на сцене - странное существо, кажется, сомневающееся в том, кто же оно, на самом деле. И вот - беременная Шен Те - блестящее, обтягивающее предательски округлившийся живот, платье, плащ и шляпа. Шен Те на суде - в глубине сцены длинный штакетник с одинаковыми черными платьями на вешалках, ряд зрителей-соседей, столик, рядом с которым обвиняемый и боги. Потом Шен Те буде ползать по земле и плакать по-женски, но никто не заметит ее присутствия. "Где это плачут" - будет метаться Янг Сун, так и не заметив ее.
Героиня Урсуляк окружена рядом ярко придуманных образов - помимо хлыща Янг Суна, здесь есть хозяйка дома (блестящая работа Ирины Петровой) - с негнущейся спиной, в красном платье, с претенциозно-визгливой скороговоркой или, например, старуха-торговка, согнутая, с выдвинутыми вперед подбородком, с механическими жестами рук. На фоне этих каких-то законченных, вписанных в пространство людей, Шен Те, раздробленная, мечущаяся, кажется единственным по-настоящему живым пятном. К финалу ее раздавливает, размазывает этот мир - спектакль Бутусова заканчивается резкой болью: "Помогите..." хрипит на пустой сцене Шен Те, и падает черный занавес.
