Перенесение из Эдессы в Константинополь Нерукотворного образа Иисуса Христа
Перенесение Нерукотворного образа Христа из Эдессы (нынешний город Шанлыурфа в Турции) в Константинополь состоялось в 944 году, и с того дня, когда эту реликвию в праздник Успения Пресвятой Богородицы торжественно внесли в церковь Большого дворца, она стала главной византийской святыней. Чтобы выкупить ее у Эдесского эмира, император гарантировал безопасность городов Эдессы, Харана, Сароци и Самосаты, отпустил 200 пленников и заплатил 12000 серебряных монет.
Согласно православному церковному преданию, нерукотворное изображение лица Иисуса на куске полотна появилось благодаря болезни правителя Эдессы Авгаря V. Наслушавшись рассказов о чудесном израильском целителе, он написал ему письмо с просьбой о помощи. Но посланцам Авгаря никак не удавалось пробиться к Иисусу, окруженному толпой. И тогда Он сам подозвал их, передал ответное письмо, в котором обещал прислать в Эдессу одного из своих учеников, а напоследок, умывшись, отер лицо куском полотна, на котором остался его отпечаток, и передал эту первую икону (Святой Мандилион) в дар Авгарю, к которому потом действительно послал апостола Фаддея.
Описывая это событие в своей Церковной истории, римский историк IV века Евсевий Кесарийский в качестве доказательства приводит два переведенных им документа из архивов Эдессы – письмо Авгаря и ответ Иисуса. Цитируются они и армянским историком V века Моисеем Хоренским. А в VI веке Прокопий Кесарийский в книге "Война с персами. Война с вандалами. Тайная история" описывает посещение Авгаря апостолом Фаддеем.
Однако в X веке существовала и другая версия происхождения Мандилиона. Согласно ей, отпечаток лица Иисуса появился на полотенце, которым он отер кровавый пот после молитвы в Гефсимании пред своими крестными муками – его-то и передал Фаддей Авгарю, чтобы его исцелить.
Как бы там ни было, благодарный правитель Эдессы велел поместить чудесный плат над главными воротами города, и каждый входящий в них должен был поклониться святыне, пока один из правнуков Авгаря, не разделявший религиозных убеждений своего предка, не повелел заложить ее кирпичами.
Со временем о святыне и вовсе забыли и вспомнили лишь несколько веков спустя, когда Эдессу осадили войска персидского шаха Хозроя I Нуширвана. Антиохийский автор VI века Еваргий Схоластик рассказывает, как по откровению, бывшему во сне епископу Евлалию, Мандилион был обнаружен, жители Эдессы совершили с ним крестный ход, и персы отступили. Весть о чудесном избавлении города облетела весь Восток, и даже арабы, в 630 году захватившие Эдессу, не мешали христианам поклоняться их знаменитой реликвии.
В 787 на Седьмом Вселенском соборе само существование Нерукотворного образа стало важнейшим аргументом против иконоборчества.
О судьбе Мандилиона после перенесения его в Константинопль существует несколько преданий. По одному — его похитили крестоносцы во время разграбления города, но их корабль потонул в Мраморном море. По другому — Нерукотворный образ около 1362 года привезли в Геную, где он до сих пор хранится в монастыре апостола Варфоломея. Существует версия, что Мандилион неоднократно давал точные отпечатки: один из них — "на керамии" (на черепице) — отпечатался, когда Анания прятал образ у стены по пути в Едессу, другой, отпечатавшись на плаще, попал в Грузию. Возможно, именно существованием этих отпечатков и объясняются разночтения преданий.
На Западе, например, католическая традиция совсем иначе объясняет происхождение Нерукотворного образа. Западный вариант предания, возникший позднее восточного – в XIII – XV веках – повествует о некоей благочестивой еврейке Веронике, сопровождавшей Христа в крестном пути на Голгофу и подавшей ему платок – отереть кровь и пот с лица. "Плат Вероники" с отпечатавшимся на нем ликом Христа хранится в соборе святого Петра в Риме (впрочем, некоторые ученые утверждают, что имя Вероники – это просто искажение латинского выражения vera icon — истинный образ). Главное его отличие от Мандилиона из Эдессы – терновый венец на голове Спасителя.
Почитание Нерукотворного образа пришло на Русь в XI-XII веках и особенно широко распространилось начиная со второй половины XIV века. В 1355 году новопоставленный московский митрополит Алексий привез из Константинополя список Святого Мандилиона, для которого сразу был заложен храм. По всей стране стали строить церкви, монастыри и приделы храмов, посвященные Нерукотворному образу и получавшие название "Спасских".
Перед иконой Спаса молился Дмитрий Донской, воспитанник митрополита Алексия, получив известие о нападении Мамая. Хоругвь с иконой Спаса сопровождала русское войско в походах начиная с Куликовской битвы вплоть до Первой мировой войны, и эти хоругви стали называть "знамениями" или "знаменами" — так слово "знамя" заменило древнерусское "стяг".
Иконы Спаса размещали на крепостных башнях. Так же как и в Византии, Спас Нерукотворный стал "оберегом" города и страны и одним из центральных образов русского православия, близким по значению и смыслу к кресту и распятию.
Ну, а в народе он стал еще и "Спасом на полотне" — праздником, завершающим Успенский пост (исторически совпавшее с Успением перенесение Нерукотворного образа в Константинополь было решено вспоминать на следующий день, что бы не смешивать два эти торжества), днем, когда освящали домотканые холсты и полотна и пекли хлеб из зерна нового урожая – главное угощение Третьего Спаса.
