Автор: Елена Косова
13 августа 1942 года на окраине аула Бесленей, что в Карачаево-Черкесии, остановились четыре подводы с умирающими детьми. Это были дети, эвакуированные из блокадного Ленинграда. Уже почти пять месяцев они находились в пути. Позади оставались кубанские станицы, горные аулы, жители которых жалели ребятишек, выносили им хлеб, давали воду, но брать на постой категорически отказывались. Дети в основном были евреями…
В блокадном Ленинграде катастрофически не хватало детдомов
Только зимой 1941-42 гг в блокадном Ленинграде сиротами остались более 30 тысяч детей. Для осиротевших ребятишек в срочном порядке открывались новые приюты. Когда город освободят от блокады, не знал никто, включая членов Ставки Верховного Главнокомандования.
Детей по возможности эвакуировали. Но из-за постоянных бомбежек ладожскую трассу длиной тридцать километров приходилось все время ремонтировать. Ее всякий раз практически отстраивали заново. Это затягивало процесс эвакуации, и очередь до детского дома номер 12 дошла лишь в апреле. Детей было решено отправить в глубокий тыл – на Кавказ.
В Армавире эшелон с ленинградскими детьми разбомбили
Апрель 42-го. Эшелон с ленинградскими сиротами шел на Кавказ. Но очень скоро именно на юго-западном направлении Гитлер сосредоточит практически все свои военные резервы и начнет поход за кавказской нефтью.
В Армавире эшелон разбомбили. Тот, кто успел выбраться из горящих вагонов, спасся. Многие сгорели заживо. После бомбежки красноармейцы отправили всех выживших детей в станицу Курган. Там маленьким блокадникам выделили четыре подводы.
В сопровождении однорукого комиссованного солдата, имя которого теперь никто уж и не вспомнит, они двинулись дальше. Их путь лежал в Грузию.
"Мы не можем их оставить на дороге"
Больше месяца обоз скитался по горным аулам и казачьим станицам. Дети умирали в пути от голода и цинги. А путь до Грузии предстоял еще долгий. 13 августа 42-го года подводы остановились на окраине аула Бесленей.
"В те дни практически все жители аула находились в поле. Убирали пшеницу и кукурузу, – рассказывает жительница Бесленея Римма Патова. – Уже было известно, что немцы вот-вот войдут в аул. Было приказано: с полей все убрать и отправить на фронт".
Весть о том, что у речки Большой Зеленчук стоят подводы с умирающими детьми, принесли взрослым вездесущие мальчишки. Их же и послали за председателем колхоза Хусином Лаховым.
Тот в свою очередь срочно собрал совет старейшин.
Старики убеждали друг друга несколько часов кряду. Одни говорили, мол, посмотрите, сколько среди них евреев, а немцы все ближе и ближе, они всех перестреляют. Другие возражали: нельзя выгнать этих несчастных детей. Адыге Хабзе - свод моральных правил, утвержденный веками у черкесов и у всех адыгских народов - запрещает это.
Под затянувшимся спором черту подвел староста аула Мурзабек Охтов: "Оставить детей – навлечь на себя беду, не принять их – пойти против Адыге Хабзе. Мы не можем их оставить на дороге".
"У меня пять платков, хотя бы одна шапка была"
На многих из детей, находящихся на подводах, из одежды были только трусы. Почти все они были опухшими. Почти все молчали. А те, кто могли говорить, в бреду звали матерей.
Мурзабек Охтов протянул руку девочке, которую звали Катя Иванова, и сказал: "Иди ко мне, мы одной крови – люди ведь".
Сагид Цеев взял Володю Жданова. Марика, который до сих пор не знает своей родной фамилии, увела Кукра Аргажанокова, а Алешу Сюськина - Кулистан Патова.
"Мама сказала, мол, у меня пять платков (это значит пять дочерей), хотя бы одна шапка была, то есть мальчик", - говорит дочь Кулистан Патовой Римма.
Когда муж Кулистан Абдул Кирим вернулся с фронта в аул, ему, еще не дошедшему до дома, сообщили, что пока он воевал, у него появился сын.
За одну ночь в Бесленее родилось 32 ребенка
Впрочем, сын родился не только у Абдул Кирима. Всего жители аула разобрали 32 ребенка.
Немцы зашли в Бесленей на следующий день после того, как у реки Большой Зеленчук остановился обоз. В день оккупации аула староста Мурзабек Охтов распорядился занести детей из ленинградского эшелона в похозяйственную книгу под фамилиями их приемных родителей.
Так Алексей Сюськин стал Алексеем Патовым, Марик – Муссой Аргажоноковым, Владимир Жданов – Владимиром Цеевым, Витя Воронин – Рамазаном Адзиновым, Катя Иванова – Фатимой Охтовой...
Похозяйственную книгу – главный учетный колхозный документ - немцы и проверили первым делом.
Почти полгода оккупанты находились в ауле. Все это время жители скрывали от них своих ленинградских приемышей.
Детей прятали по чердакам да подвалам, в хлеву… Даже мазали их лица сажей – для маскировки. Детям было запрещено разговаривать по-русски. Впрочем, черкесский язык они освоили быстро.
Староста Мурзабек Охтов на общем тайном собрании колхозников распорядился: ни при каких обстоятельствах не выдавать приемных детей.
И не выдали. Все они выжили в те трудные, голодные, холодные военные годы.
Их осталось четверо
Сегодня в Черкесии их осталось всего четверо. Рамазан Хежев живет в Черкесске. Владимир Цеев - в Адыге-Хабле, Рамазан Адзинов - в поселке Московский и лишь Мусса Агаржаноков - в самом Бесленее.
"Я один тут остался, - говорит Мусса Якубович, - но даже если бы и предложили мне уехать в Санкт-Петербург, не уехал бы ни за что. Там нет ничего, здесь жизнь прошла. Да и черкес я. Здесь все мое".
В другой жизни, в которой остались и Невский проспект, и Фонтанка, Муссу Якубовича звали Мариком. Больше он ничего не помнит.
Якуб и Кукра Агаржаноковы дали ему свою фамилию и имя Мусса.
"Матерей у меня три получается было. Одна еврейка, во время блокады умерла от голода. Мы со старшим братом как раз в тот день за хлебом пошли, вернулись – а она уже холодная. Вторая абадзинка, что вместе с Сагидом меня усыновила, и третья - черкешенка", - считает Владимир Цеев.
Дочери Сагида Цеева до войны всего три класса закончили. А после войны наравне со взрослыми в колхозе работали. А Володе Сагид сказал: "Будешь учиться!"
"Я только в восьмой класс перешел, когда отец попал под трактор и ребра переломал, - вспоминает Владимир Сагидович. – Я хотел пойти работать, но он запретил мне. Так я и окончил десятилетку, а потом поступил в горно-электромеханический техникум в Ростове-на-Дону".
Владимир Цеев – полный кавалер орденов шахтерской славы. 35 лет проработал на шахтах в разных городах, и всегда рядом была Ляля, но год назад она умерла от тяжелой болезни. Вместе они прожили почти 50 лет. Теперь сын, дочь и внуки - утешение Владимира Сагидовича.
"Все принятые в черкесские семьи оказались благодарными детьми"
Александр Охтов – уроженец Бесленея. Он президент Федеральной национально-культурной автономии адыгов (черкесов) России.
В августе 42-го Охтовы, живущие в Бесленее, приняли троих ленинградцев. В том числе и Катю Иванову, которая впоследствии стала Фатимой Охтовой. Катя-Фатима была единственной девочкой из того обоза.
Александр Охтов вспоминает историю Кати: "Ее отец ушел на фронт в первые же дни войны и вскоре погиб. У Кати были еще брат и сестра. Вскоре мать умерла от голода".
За день до смерти мать попросила детей, если она умрет, никому об этом не говорить, а спрятать ее в коридоре за занавеской. Она хотела, чтобы дети пользовались ее хлебной карточкой.
Но дети этого не сделали. Эвакуация раскидала их. После войны Ивановы найдут друг друга.
А в 42-м Катю удочерили Щаща и Абдурахман Охтовы.
Катя-Фатима вышла замуж за Нуха Гукова, родила пятерых детей. А в 96-м, когда она умерла от гипертонической болезни, ее хоронил весь аул.
"Все принятые в черкесские семьи дети оказались благодарными детьми. Они все оставили о себе хорошую память, - говорит Александр Охтов. – После войны в Бесленее остались еще два мальчика, которые не помнили своих фамилий, Саша и Витя. Их обоих приемные родители назвали Рамазанами".
У Рамазана-Саши Хежева, когда он учился в седьмом классе, умер отец. Парень тут же пошел работать и стал кормильцем для матери и двух сестренок. После армии он всю жизнь проработал в Бесленее шофером.
Рамазан-Виктор Адзинов рос хилым и слабым, и мать Кара ночи напролет сидела у его кровати.
Когда Виктору исполнилось13, Кара неудачно упала, повредила позвоночник и после этого 16 лет была прикована к постели. Все это время приемный сын ухаживал за ней: сам мыл, выносил на руках на улицу – на солнце и свежий воздух.
После смерти матери Рамазан нашел в ее личных вещах связку писем, адресованных ему. Из них он понял, что его родная фамилия Воронин, и что у него в Ленинграде живет родная старшая сестра, которая его ищет.
Рамазан не осудил Кару за спрятанные письма. Он понял, приемная мать просто очень боялась его потерять. А с сестрой Надей он все-таки встретился. И вскоре перевез ее к себе в Карачаево-Черкесию.
"Посвящаем жителям аула Бесленей..."
Лишь год назад в ауле смогли открыть памятник, посвященный матери-черкешенке. Первый памятный знак, больше похожий на могильную плиту, установили в канун 60-летия Победы – в 2005-м. На новый много лет собирали деньги по всей республике.
На нем надпись: "Посвящаем жителям аула Бесленей, принявшим в 1942 году и воспитавшим нас – детей блокадного Ленинграда".
И хотя сами жители аула Бесленей не считают то, что они сделали в годы войны для ленинградских детей, подвигом, нет сомнений – такой же памятник имеет полное право быть и на берегах Невы.
