Автор: Глеб Морев
Параллельно созданию в СССР эпохи перестройки и гласности независимых органов печати, не только самиздатских, но и — с 1989 года – зарегистрированных официально, шел процесс формирования информационного рынка. Традиционные государственные структуры типа ТАСС не могли удовлетворить потребностям новых медиа. Так, рядом с ядром будущего еженедельника "Коммерсантъ" — но еще до выхода в свет его первого номера — журналист и общественный деятель Глеб Павловский организует информационное агентство — "Постфактум".
Глеб Павловский (1951, Одесса) — журналист, политолог, политтехнолог. В 1978—1980 годах — один из соредакторов самиздатского журнала "Поиски". В 1982-1985 годах — в заключении и ссылке за антисоветскую деятельность. С 1987 года – обозреватель (с 1991 года — главный редактор) журнала "Век ХХ и мир". В 1987 году — один из учредителей и заместитель председателя правления информационного кооператива "Факт". В 1991—1992 годах — заместитель председателя правления ИД "Коммерсантъ". В 1994—1995 годах — редактор и издатель ежеквартальника "Пределы власти", консультант совета директоров журнала "Огонек". В 1995—1996 годах — учредитель и соредактор журналистского обозрения "Среда". В 1997-2012 годах — главный редактор интернет-издания "Русский журнал". С 1995 года — соучредитель и президент "Фонда эффективной политики". В 1997-2011 годах — советник Руководителя Администрации Президента РФ на общественных началах. Живет в Москве.
В 1989-1993 годах — основатель и председатель совета директоров информационного агентства "Постфактум".
Информационное агентство "Постфактум". Справка >>
- До начала перестройки вашим главным медийным опытом был журнал "Поиски". Когда вы поняли, что пришло время заняться журналистской деятельностью снова?
— "Поиски" еще были проектом в самиздате, до моего ареста и ссылки. После ссылки медийным "возвращением" для меня стал журнал "Век ХХ и мир", куда меня взяли в начале 1987 года. Первая моя статья в подцензурной прессе была напечатана там же в апреле 1987 года. К этому времени я был довольно известным в Москве неформалом, членом влиятельного тогда Клуба социальных инициатив, первой легальной политической структуры. В этом качестве мы и познакомились с Володей Яковлевым [будущим основателем "Коммерсанта"], когда проводили всесоюзный съезд неформалов, шумное мероприятие в ДК "Новатор". Съезд был в августе 1987 года, Володя там был от "Огонька". После съезда он подошел ко мне, и мы быстро подружились. У него уже был кооператив по вязанию крючком. Это, кстати, тогда был профиль, довольно частый почему-то у выпускников журфака – и у Саши Морозова [нынешнего главного редактора "Русского журнала"] был свой вязальный кооператив.
Уже осенью у нас с Яковлевым возникла идея сделать информационный кооператив. Сперва было несколько неудачных попыток. Поскольку Клуб социальных инициатив был тесно связан с Социологической ассоциацией, а ею руководила наш большой друг Татьяна Ивановна Заславская,то думали зарегистрировать и кооператив при Ассоциации. Но это почему-то не прошло через правление ССА, хотя нас там заслушали.
- Что такое информационный кооператив? Кооператив, который торгует информацией?
— Да, только время было наивное, и акцент был не на слове "торгует", а на слове "информация". Было вообще другое представление о ценном. Валютой считались такие странные вещи, как подвал для работы, или — предел желаний! – статус юридического лица со счетом, что было для гражданских структур не просто. Подпись, печать – символы легализации, создать субъект законной деятельности в советской системе было еще трудно.
- Не было ли у вас идеи идти другим путем – без печати и подписи, путем, скажем, Григорьянца или Подрабинека?
— Так же вот, явочным порядком действовал и наш Клуб социальных инициатив (КСИ), и все неформалы. Но для крупных проектов это стало слабой моделью, выглядело чем-то архаическим.
Уже возник другой запрос. Идея где-то тайно собирать и распространять новости казалась кустарщиной. Была полная уверенность, что вот-вот все будет везде, что это вопрос нескольких месяцев буквально. Все быстро менялось. Я работал в журнале "Век ХХ и мир", куда был взят, еще не получив права на прописку в Москве. И в журнале советского Комитета защиты мира свободно печатался сам и печатал других. Напечатал тогда абсолютно непечатного [Вячеслава] Игрунова, тоже с незакрытой политической судимостью, Михаила Гефтера, саму фамилию которого было запрещено упоминать в советской прессе, Лена Карпинского…
Это все в первой половине1987 года, и влезать обратно в самиздат я уже не хотел. Одновременно КСИ был открыто связан с политическими неформалами, включая самых радикальных, как Комитет Карабах в Армении. Та же самая Лера Новодворская впервые легально выступила в СССР у нас на съезде неформалов летом 1987-го.
Там сидели какие-то райкомовские люди, они страшно кривились, но возражали уже задним числом. Был ли там Григорьянц, я не помню. Олдскульные диссиденты сидели там рядом с ленинградскими рокерами и экозащитниками, среди них был Вадим Лурье, теперь о. Григорий, православный епископ. Была вся московская журналистика, особенно пронеформальская, как [Валерий] Хилтунен и [Валентин] Юмашев, тот же Володя Яковлев. Никто не собирался назад в Самиздат, все искали открытую базу для широкой работы.
- А идея кооператива?
— Тогда в независимой среде (комсомольскую и партийную я здесь не рассматриваю) конкурировали две модели легализации – клуб и кооператив. Первый по времени, конечно, был клуб. Нас даже называли тогда – клубное движение, или движение неформалов, то были синонимы. А уж после появились кооперативы. Идея объединить и то и другое и была идеей информационного кооператива – объединить возможности политического клуба с производственными и финансовыми возможностями кооператива. Как я сказал, проект кооператива при Советской социологической ассоциации не вышел, застрял. И где-то через месяц, той же осенью 1987-го, Володя договорился с [Артемом] Тарасовым, что он это зарегистрирует в качестве подразделения своего кооператива "Техника".
Согласие было получено, это было официальное собрание кооператива "Техника". И мы начали работать с конца 1987 года под названием "Справочно-информационная служба "Факт". Она не уточняла, что она кооперативная, и у нее был прейскурант очень смешных услуг. Смешных потому, что была полная несообразность между тем, о чем реально шла речь в экономике для приходивших.
Базовая идея – это юридическая помощь и подготовка материалов для кооперативов, с компьютерной автоматизацией подготовки. То есть первоначально речь о распространении новостной информации еще не шла. Приходили люди, которые создавали кооператив на стадионе "Динамо", т.е. фактически полуприватизировали этот огромный комплекс, и мы им за 45 рублей продавали пакет документов для приватизации!
Или, например, поселок художников на Соколе, создали им кооператив. Все это было сперва за копейки, безумное занятие, но тогда страшно увлекательное. Потом часами заседали и подсчитывали коэффициент трудового участия. Илья Медков, будущий финансовый гений банка "Прагма", поработал у нас и ушел, сказав мне, что благодарен Яковлеву за науку, как не надо делать бизнес! Уйдя из "Факта", он за неделю сделал свой первый миллион. Илья пришел к нам почти школьником из матшколы, молодой вундеркинд, и проработав месяц на приемке под управлением, кажется, Ксении Пономаревой, понял полное коммерческое безумие всего, чем мы тогда занимались. Через нас шла ценнейшая коммерческая информация, которой мы не искали бизнес-применения, поскольку не ставили такую задачу. Володя был увлечен мечтой о газете и торговлей компьютерами, а я был занят в журнале "Век ХХ и мир" и в своей путаной общественной и личной жизни.
Так прошел почти весь 1988 год, но атмосфера оживлялась, и наконец, думаю, через папу Егора [Яковлева, главного редактора "Московских новостей"], Володя договорился с [Владимиром] Тихоновым, тогда председателем Союза кооперативов.
Потрачена была куча времени, я сидел на этих съездах кооператоров… Короче говоря, он дал нам бумагу, которой создавались при Союзе кооперативов два лица – газета как орган Союза кооператоров СССР и информационное агентство при том же Союзе. Мы эту вольную грамоту напечатали в первом выпуске "Коммерсанта", "обойном", на желтой бумаге, в начале осени 1989 года. Мне было поручено вести информагентство, а Володя пошел делать газету, о чем всегда мечтал, как я о журнале.
В базовой гипотезе, которая завела модель информагентства в тупик — как от всех логически красивых и абсолютно неверных решений, от нее очень трудно было избавиться – считалось, что информационное агентство будет обеспечивать новостями газету и за ее счет кормиться. Это привело с самого начала к структурным конфликтам, потому что ни одна редакция никогда не хочет получать новости из единственного источника, и ни один бизнес не любит кормить другой бизнес.
Агентство было названо "Постфактум". Не знаю, в каком состоянии алкогольного бесчувствия мы с Яковлевым выдумали такое название, потому что, согласитесь, для агентства новостей принцип post factum звучит странновато. Первый выход его как агентства был на первом Съезде народных депутатов. На первый Съезд народных депутатов СССР от первого независимого информагентства был официально аккредитован Володя Глотов, мой друг и репортёр милостью Божьей. К несчастью, он погиб в июле того же года, был убит у себя под окном.
- Это была бытовая история или как-то связанная с политикой?
— Так и осталось невыясненным. Явных причин не было. Москва еще не стала столь криминальной, как через пару лет. Володя вышел во двор покурить, и не вернулся, его труп нашли под утро. Убивали его не руками, чем-то покрепче. В драке он был страшный боец, из Афгана вернулся недавно, но его забили. Целуя его лоб в гробу, я чувствовал, кости черепа расколоты — они двигались. Отец его, тоже Владимир Глотов, был знаменитый ответсек "Огонька", только следствие кончилось ничем. Володя был аккредитован на 1 съезд и давал оттуда информацию. Не помню, что мы делали с этой информацией, мы ее разгоняли куда-то по телетайпам (даже агентство называлось тогда еще "Телетайпное агентство", и мы очень гордились своей передовитостью). "Коммерсанта" еще не было. Володю убили в июле 1989 года, а в августе вышел нулевой номер. В нем и стоит последняя статья Володи Глотова, написанная им для пилота.
Там было два нулевых номера. Первый нулевой был смешной, с чудовищной версткой. На 1-й полосе были два портрета – портрет Тихонова и Артема Тарасова, причем в первом тираже их перепутали и подписали Тихонова – Тарасовым, так что весь тираж пришлось перепечатывать. А второй нулевой, где уже была, в частности, реклама агентства "Постфактум", вышел позже, осенью. Он чуть больше был похож на газету, потому что первый выглядел чем-то вроде многотиражки.
Я тогда с упоением строил информационное агентство, а в газете практически не участвовал, написав для нулевого номера какую-то статейку. Зато по просьбе Яковлева я привел в газету первый состав отдела политики с Андреем Фадиным во главе. И работали в "Коммерсанте" и "Постфактуме" поначалу на технике, которую я получил в фонде "Культурная инициатива", а проще говоря — выпросил у Сороса. Вообще, мы пытались работать с новой техникой довольно рано. У меня был к ней вкус, и на ранней стадии, когда никаких инвесторов еще не было, огромную помощь оказал Джордж Сорос. По моему проекту с громким названием "Информационная среда" он в 1989 году передал нам целый контейнер компьютеров, факсов и ксероксов. Первый "Коммерсантъ" начинал работать на них, и первая редакция, и агентство на этой технике работали.
У меня самого тогда был журнал “Век ХХ и мир” на руках, он выходил тиражом под 200 тысяч. И с осени 1989-го начинаются уже муки агентства "Постфактум", то есть строительство корреспондентской сети. Вещь дорогущая и никак не окупаемая. Агентство в режиме ленты новостей мы запустили с января 1990 года.
- Параллельно с еженедельником "Коммерсантъ"?
— Да, так было задумано.
- Но дальше ваша работа с еженедельником не пересекалась?
— Нельзя сказать, чтобы совсем не пересекалась, новостей они брали у нас довольно много. Тогда через ТАСС можно было получить одни слезы, но телетайпы ТАССа стояли в обязательном порядке во всех редакциях. У нас был собственный телетайп с кодом KLARET, выбранным за столом с напитками. Но телетайп быстро стал неактуален. "Факт" тогда был странной конторой. Я и Володя, мы оба мечтали тогда о стерильно безоценочной информации, будучи перекормлены советскими пропагандистскими "объяснялками". Хотелось просто: где что случилось, когда и с кем. Никаких оценок, никаких "как известно" и "в общей перспективе".
Впрочем, с сегодняшней точки зрения куда интересней ньюслеттеры ИА Постфактум. Они выходили еженедельно, оперативно, и там была масса интересной аналитики и полузакрытой документации. В них писали, причём за гроши и часто анонимно, люди, фамилии которых сегодня звучали бы излишне громко.
- Александр Подрабинек в интервью для нашего проекта утверждал, что "Экспресс-хроника" тоже строилась на такого рода "западной", объективной подаче информации.
— Это лишь отчасти так, поскольку сам выбор новостей жестко диктовался границами олдскульной диссидентской повестки. "Экспресс-хроника" была, безусловно, стилизацией под "Хронику текущих событий", стилизацией, на мой взгляд, слабоватой, никаких новаций они не вносили. Матрица "Хроники текущих событий", но со смягченной фильтрацией, поскольку старая "Хроника текущих событий" отсекала все, чисто политическое, что не могло трактоваться как правозащитное. "Экспресс-хроника" была антисоветски политизирована, и у них фокус был на протестных акциях, которых тогда стало много. Мы не хотели никаких "анти" и "про". Честно говоря, при всем уважении к Подрабинеку, мы тогда не рассматривали его как конкурента.
Тогда мы конкурировали, причем символически, с Мишей Комиссаром — кто первым запустит ленту новостей. Смешно, какая была фиксация на технических средствах — у нас "телетайпное агентство", у него "Интерфакс", поскольку он гордился тем, что все передает по факсу, а не как-нибудь.
- А "Гласность", у которой тоже было информационное агентство?
— Эти совсем нет. Широкое общественное движение быстро маргинализовало полудиссидентские группы, которые еще оставались, типа группы Григорьянца или информагентства "Панорама" [Владимира] Прибыловского. Они существовали, но быстро переставали быть актуальны. Хотя это интересный и важный сектор, который, я считаю, несправедливо забыт — сектор независимой журналистики. После 1993 года этот сектор обваливается и почти полностью исчезает. Закрываются сотни изданий, которые создавались "на коленке" малыми коллективами. Журнальчики, газетки, их было страшно много. После 1991-го они идут на спад, а после 1993-го они, вместе с советами, почти моментально исчезают. Тем более что они обычно регистрировались при местных советах.
- Я вспомнил "Гласность", потому что Григорьянц продавал свою ленту новостей.
— Хороший вопрос, но тогда он бы мне точно показался смешным – вопрос, как мы себя позиционируем по отношению к Григорьянцу, которого я хорошо знал. Ответ – никак. Мы друг друга не любили, по политическим причинам, а не по конкурентным. Мы не продавали ленту "Постфактума". Мы подписывали на нее бесплатно. Не у всех редакций даже еще были факсы, и таким новости рассылали курьером, в пакетах, что смешно вспомнить. Можно расспросить тех, кто помнит точней, кто работал в информационной службе "Постфактума". Часть этих людей работают в "Интерфаксе" и ТАССе до сих пор. У информационщиков есть что-то, что мешает им интегрироваться в жизнь каким-то другим способом, они такие особенные, специальные люди.
Хотя ленту новостей мы не продавали, но возникла, естественно, проблема продвижения новостей. И мы заключали договоры с журналами и газетами, например с "Известиями", "Правдой", "Московскими новостями", а позже с телевидением и радио. В начале 90-х годов мы с "Интерфаксом" по цитируемости шли еще ноздря в ноздрю, то мы опережали, то они.
И еще жили близкие нам дружественные общественные информационные центры, как "Панорама" и "Перспектива". Они были в основном под Игруновым, который, между прочим, тоже работал на базе кооператива — "Перспектива". Они начинали тоже с попыток ленты, но в итоге пришли к большим форматам, обзорным, аналитическим. И у нас с ними были, по-моему, близкие отношения, мы что-то у них покупали.
- До какого момента продолжалось ваше сотрудничество с Владимиром Яковлевым?
— До 1992 года. Сложилась большая сеть корпунктов, которые "Коммерсанту" финансировать было неохота, а искать на них деньги тоже. Даже мне потом еще лет десять, как солдату снится война, снились финансовые проблемы "Постфактума", ведомости, зарплаты, командировочные… Чудовищно!
У нас была довольно большая сеть. С большими, но трудноприложимыми для "Коммерсанта" успехами. Допустим, текст программы "500 дней" и соглашение Горбачева с Ельциным мы вырвали у Явлинского на выходе из кабинета в Кремле, и тут же скандально опубликовали. Против нас было заведено генпрокуратурой СССР дело из-за срыва нами продажи Курил Японии Горбачевым, когда мы раскопали, что идет подготовка соглашения, и опубликовали его через Ельцина и одновременно газету "Правда" (смеется). А потом был 1991-й…
Собственно, первое сообщение, что аэродром Бельбек в Крыму у Горбачева блокирован, было дано агентством "Постфактум" утром 19-го.
Во время так называемого путча мы гнали, помимо ленты для радио, информацию о расположении и перемещениях войск [секретарю Совета по делам Федерации и территорий при Президенте РСФСР Юрию] Скокову в Белый дом и, кажется еще [сотруднику ЦК КПСС Аркадию] Вольскому. Газеты ГКЧП закрыл, а информагентства и радио нет. У нас был адрес в интернете, и мы гнали в Штаты информацию, а потом она как-то разгонялась по миру. Это было одно из первых использований интернета в политике СССР, насколько знаю; интернета, который еще не был глобальной сетью, а всего лишь средством связи, вроде развитой электронной почты. Такой был комически-героичный период, о чем в том же августе нами была издана совместно с РИА "Новости" книга – сборник сообщений и экспресс-аналитики, называлась " Путч. Хроника тревожных дней".
Были забавные импульсы. В какой-то момент толчковую роль в концепции "Факта" сыграла моя поездка в Мюнхен на "Радио Свобода". Откуда я вывез идею управления через информационные интерпретации и нарративы.
Внутри "Радио Свобода" действовала совершенно отдельная информационная служба, центр в котором… В общем, реально там сидели американцы, сотрудники ЦРУ, которые ежедневно формировали тематический блок ежедневных новостей. Кажется, само слово "темник" я в Мюнхене и услышал. Темник задавал круг интерпретаций в связи с политическими приоритетами. А дирижирование велось демократически, то есть через заданный рейтинг новостей, вместе с их толкованием. Редакция может говорить что угодно и как угодно их освещать, но первые пять-семь новостей в ежедневной ленте обязательно должны присутствовать вместе с их интерпретацией. Идея мягкого управления информационным полем очень зажгла Яковлева. Когда я рассказал это Володе, он взволнованно забегал по комнате и сказал, что теперь ясно, как строить редакцию ежедневной газеты. Для меня эта идея тоже оказалась важна, но много после, как политтехнологический прием.
- У Яковлева с самого начала была идея не брать на работу профессиональных журналистов?
— Да, поначалу это была у него догма – никаких журфаковцев. Советский журналист — это гнилая хурма. Отчего, собственно, первый политический призыв газеты почти не имел профессиональных журналистов. Ни Андрей Фадин, ни Алла Глебова, ни Ксения Пономарева, ни Макс Соколов не были журналистами. Конечно, уже тогда догма нарушалась, с Васей [Андреем Васильевым].
Идея газеты в Володе страстно жила, и он убедил сперва несчастного американца из группы Refco вложить в нее какие-то деньги, но дело не пошло. Про это есть целая книга-фельетон Крейга Капетаса "Охота на медведей с Политбюро", очень злобная в отношении кооператива "Факт". Я там тоже описан, но мало с автором пересекался. Он довольно точно отметил комизм ситуации, когда я ходил по Вашингтону и с улицы заходил то к Мердоку, то к Ньюхаусу… Почему они меня принимали, не знаю, и о чем они вели со мной переговоры, тоже не могу понять. Анекдот в том, что мы что-то подписывали, какие-то протоколы о намерениях. Но Володю это не интересовало. С момента, когда он решил, что будет делать газету, он искал серьезные деньги, и нашел их у [Жан-Луи] Сервана-Шребейра в группе "Экспансьон". Далее он 24 часа в сутки разрабатывал концепцию и полосы ежедневной газеты, лично правил каждый номер… Героические времена!
Все это время я был первым заместителем Яковлева сперва по информационной службе "Факт", потом по "Коммерсанту" и одновременно директором агентства "Постфактум". До лета 1992 года. Летом 1992 года я устал просить деньги у "Коммерсанта", для которого агентство было обузой, и вышел из "Коммерсанта", а тот вышел из ИА "Постфактум". Мы начали самостоятельное существование, то есть новые муки с инвесторами и банками. Среди банкиров был упомянутый мной Илья Медков, руководитель банка "Прагма", убитый в 1993 году, очень известный тогда в Москве банкир.
Это громкая история, потому что Медков, возможно, был одной из первых жертв осени 1993 года, в сентябре. Агентство "Постфактум" он поселил там же, где находится сейчас "Московский Комсомолец", на улице 1905 года, а в кабинете, где сейчас сидит [главред "МК" Павел] Гусев, почему-то сидел я. Собственно говоря, на выходе из этого дома Илью и убили незадолго до 21 сентября, убил неизвестный снайпер. Это могла быть только криминальная история, а могла и криминально-политическая, потому что Илья был человек яркий, азартный. Он был слишком изощренным игроком для финансового рынка, которого у нас еще тогда не существовало, и думаю, сильно влез в политику.
После расстрелов 4 октября 1993 года мой антиельцинизм достиг пика, и я покинул руководство агентством. Будучи жутко антиельцинским типом, я ушел создавать непарламентскую оппозицию, не более, не менее. В чем не преуспел. Агентство просуществовало еще год-два, я к нему сохранял довольно неопределенное отношение. Моя история с "Постфактумом" закончилась на скандале вокруг запуска агентством "Версии номер 1" в марте 1994 года. К чему я технически не имел отношения, но скандал разгорелся в Кремле, а Ельцин жаждал крови и привел в действие спецслужбы, все приобрело готичный вид. На меня завели дело, но прокуратура быстро выяснила, что я тогда был в агентстве никем. В конце концов кто-то выкупил у инвесторов права на агентство "Постфактум", кто — осталось тайной, но выкупил – и закрыл.
- А кто после гибели Медкова был инвестором "Постфактума"?
— Там были какие-то преемники медковской "Прагмы". Моя личная версия состоит в том, что выкупили только чтобы закрыть – то ли конкурент, то ли власти. Это осталось неизвестным, и я это не раскапывал.
У меня в 1994-95-м был, кроме журнала "Век ХХ", ряд промежуточных медиапроектов. Выпустил русскую версию Journal of Democracy, запустил с Лешей Панкиным журнал для медиаиндустрии "СРЕДА", наконец занялся по просьбе Андрея Виноградова реновацией журнала "Огонек". В это время часть руководящей команды информагентства ушла со мной, как после оказалось – в Фонд эффективной политики, который и возник летом 1995-го. Но это, как говорится, совсем другая история.
