Лидер Сербской радикальной партии Воислав Шешель рассказал РИА Новости о нежелании участвовать в новых разбирательствах в Международном трибунале по бывшей Югославии, предлагаемых им Белграду шагах по сотрудничеству с Москвой, давлении Запада на Сербию, невиновности генерала Ратко Младича в геноциде в Сребренице и том, как генерал Слободан Праляк смог совершить самоубийство в зале суда.
Воислав Шешель добровольно сдался Международному трибуналу по бывшей Югославии (МТБЮ) в феврале 2003 года и провел в тюрьме ООН (следственном изоляторе МТБЮ в Гааге) свыше 11 лет, пока не был временно выпущен для лечения в Сербию в ноябре 2014 года. Он обвинялся и в марте 2016 года был полностью оправдан судом МТБЮ по девяти пунктам обвинений за преступления против человечности и нарушении законов и обычаев войны в ходе вооруженных столкновений на территории бывшей Югославии в 1991-1993 годах. Прокуратура МТБЮ после оправдательного вердикта обжаловала решение суда первой инстанции, рассмотрение апелляции Международным остаточным механизмом для уголовных трибуналов назначено на среду, 13 декабря.
— Когда в ноябре 2014 года вы были временно выпущены МТБЮ для лечения в Сербию, речь шла о серьезном диагнозе, упоминалась онкология. Как ваше здоровье сейчас?
— Здоровье, cлава богу, хорошее. От опухоли не осталось и следа. Я недавно прошел медицинское обследование — компьютерную томографию и колоноскопию. И анализы хорошие.
— Международный остаточный механизм для уголовных трибуналов 13 декабря начинает рассматривать апелляцию прокуратуры МТБЮ по вашему делу. Каково ваше отношение к этому?
— Вообще, не имею ко всему этому интереса. Не поеду туда и отказался от участия по видеосвязи, которое мне предлагали.
— Могут ли они со своей стороны применить какие-то меры по отношению к вам, вынудить вас участвовать?
— Они не могут меня принудить. Могут лишь оказывать давление на президента Сербии Александра Вучича и его правительство, а на меня не могут воздействовать.
— МТБЮ по-прежнему требует выдачи вице-председателя парламента Сербии, члена СРП Верицы Радеты и депутата Петра Йойича, которых обвиняет в давлении на свидетелей по вашему делу?
— Этого недавно требовали и представители США. Но наш, сербский суд, принял решение, его вердикт окончательный, не может быть отозван, таким образом, их выдача невозможна.
— Могут ли попытки добиться вашего участия в процессе по апелляции и требования о выдачи членов вашей партии создать совместное эффективное давление?
— Они не могут это связать. Мое участие в апелляции не подлежит их влиянию. Я признан невиновным и освобожден судом первой инстанции. И у них нет способа меня принудить участвовать в рассмотрении жалобы прокуратуры. Я могу полностью игнорировать их обжалование. Я уже сказал, что не хочу больше с ними контактировать. Когда будет выноситься решение суда второй инстанции, тогда ожидаю давления на власти в Белграде, чтобы меня выдали.
Требования же выдать Верицу Радету и Петра Йойича продолжаются непрерывно. Но государство не может принять решение вопреки вердикту суда.
— Намерены ли вы следить за ходом рассмотрения апелляции и дальнейшим процессом?
— Если 13-го декабря у меня не будет каких-то более важных дел, я, может быть, и послежу за рассмотрением апелляции. Решение же суда второй инстанции они наметили на первую половину следующего года. Приблизительно, до начала лета.
Я сейчас работаю над книгой о Сребренице, собрал огромное количество материала, выйдет два тома, поэтому у меня нет времени на ерунду. Трибунал в Гааге я уже победил и весь мир видел, что я их убедительно победил. Я не просил, чтобы они меня отпускали, не подавал просьбу, не давал никаких обещаний — они сами меня вывели из Гаагского трибунала. И что они теперь от меня хотят?
— Каковы ваша позиция по трагическим событиям 1995 года в Боснии и Герцеговине (БиГ) и главный тезис будущей книги о Сребренице?
— В Сребренице произошло преступление. Расстреляна группа мусульманских военнопленных, по моей оценке, от 1 тысячи человек до 1,2 тысяч максимально. А Запад к этому числу приписал и всех боснийских мусульман, которые погибли в ходе вооруженного прорыва. Из Сребреницы с боями прорывалась вся 28-я дивизия армии Республики БиГ. Они постоянно обстреливались нашей артиллерией, попадали в сербские засады, на минные поля.
Но все это мужчины, среди жертв нет ни одной женщины, ни одного ребенка. И это не может быть геноцидом. А преступление, действительно, произошло, и я первый в Сербии сказал, кто виноват и назвал полковника (экс-начальника безопасности Генштаба Республики Сербской БиГ) Любишу Беару. Он потом был осужден в Гааге, приговорен к пожизненному заключению и умер в тюрьме в Германии… Я хотел, чтобы его судили в Сербии, потому что это навлекло позор на весь сербский народ. Но геноцида не было.
— Много ли вы общались с генералом Младичем, находясь в Гааге, он был в вашем блоке тюрьмы ООН?
— Когда он только поступил в МТБЮ, он был в моем блоке, но его быстро переместили, потому что он общался больше всего со мной и они боялись, что он подпадет под мое влияние. Я уже начал давать ему советы, как он должен себя вести. Он никогда не был в состоянии участвовать в процессе. Но можно было с ним разговаривать, хотя он быстро теряет внимание. Поэтому ему тяжело следить за ходом процесса.
— Вы следили за вынесением пожизненного приговора 22 ноября генералу Ратко Младичу, и его самого вы встречали в тюрьме ООН в Гааге. Позволяет ли ему состояние здоровья вообще участвовать в процессе?
— Состояние его здоровья таково, что адвокаты ошиблись, что с первого же дня не сделали на это упор. Они вошли в стандартную судебную процедуру. Слышал, что его сын говорит, что их шантажировали тем, что если генерал Младич не способен участвовать в суде, то его поместят в психиатрическую лечебницу. Не думаю, что МТБЮ поместил бы его в психиатрическую лечебницу, так как он для них слишком крупная фигура. Поэтому они искали бы возможность, чтобы суд состоялся.
— Ожидаете ли вы, что апелляция по делу генерала Младича что-то изменит?
— Я лично не верю в это, но это не невозможно. И надо бороться. Думаю, что Ратко Младич и экс-президент Республики Сербской БиГ Радован Караджич не должны были быть выданы МТБЮ.
— Самоубийство хорватского генерала Слободана Праляка 29 ноября в МТБЮ оставляет много вопросов — как он мог пронести яд в зал суда, принять его, почему его не остановили. Как такое возможно, исходя из вашего опыта пребывания в Гааге?
— В тюрьму ООН можно что-то пронести. Туда ходит много людей, много посещений. Это могли пронести люди, пришедшие вообще не к нему, а те, кто посещает другого заключенного. Например, представители хорватского посольства, кто угодно. Но в здание суда пронести можно, только если привязать к гениталиям. Там нас полностью обыскивали и только гениталии не досматривали.
— Как, по-вашему, хоть вы и находились на другой стороне конфликта, какого отношения заслуживает его поступок?
— Это шаг, который заслуживает уважения, героический поступок. Я должен это признать, хотя он и мой противник на войне, неприятель. Ценю его поступок.
— В смысле имиджа МТБЮ и работы Международного остаточного механизма для уголовных трибуналов, меняет ли данное происшествие что-то?
— Это значительный удар по трибуналу. Праляк унизил трибунал своим шагом. Это было сделано эффектно, весь мир увидел.
— Мы видим, что нынешние власти Сербии выступают за сотрудничество с Россией. В чем тогда разница между "пророссийской" оппозицией и правящей коалицией Сербской прогрессивной партии президента Александра Вучича?
— В первую очередь, мы, сербские радикалы, — единственная искренняя пророссийская оппозиция. По всем вопросам, кроме вопроса отношений с Россией. Мы не можем относиться к Вучичу как другие оппозиционные партии, которые на стороне Запада, до тех пор, пока он против введения санкций России. Все остальные партии сразу бы поддержали санкции против РФ, как только бы пришли к власти. Таким образом, мы поддерживаем политику президента по отношению к России, наша критика заключается в том, что этого недостаточно. Мы бы хотели вступить в ОДКБ, войти глубже в интеграцию с Россией, максимально, как интегрирована Белоруссия и даже больше.
— По вашему мнению, насколько жизнеспособна нынешняя политика Сербии, стратегической целью которой является вступление в ЕС при сохранении дружеских отношений с Россией?
— Думаю, что долго эта политика не выдержит, она на последнем издыхании. Вучич скоро должен будет определиться. Если определится за Россию, я могу сразу вступить с ним в коалицию. Сразу его поддержим. Если выберет Запад — станем ему самыми последовательными и непримиримыми противниками.
— Ощущаете ли вы внешнее давление с целью приблизить Сербию к членству в НАТО?
— Да, давление существует, постоянное и продолжительное. В первую очередь оно оказывается на государственный аппарат, но также и на депутатов парламента. Мы уже знаем, какие депутаты правящей коалиции склоняются к НАТО-пакту. Например, шеф делегации Сербии в Североатлантическом альянсе Драган Шормаз, который перебежал к прогрессистам из Демократической партии Сербии, открыто выступает за НАТО и есть еще такие.
— Президент Сербии 18-20 декабря планирует визит в Москву, что бы он, по вашему мнению, мог сделать в плане сотрудничества с Россией?
— Думаю, он должен сразу подать заявку на вступление Сербии в ОДКБ и начать более глубокую интеграцию с Россией и войти во все интеграционные процессы, в которых участвует Россия. Также необходимо предоставить дипломатический статус сотрудникам гумцентра в Нише и попросить организовать постоянную российскую базу на территории Сербии. Мы хотим такой степени интеграции с РФ, чтобы Россия в случае опасности защищала бы Сербию как саму себя.
— Вопрос безопасности для Сербии — это прежде всего Косово, где албанское руководство обещает в ближайшее время создать полноценную армию. Считаете ли вы, что предложенный президентом Вучичем внутренний диалог в сербском обществе по косовской проблеме поможет ее решить?
— Все это глупости, и мы отказались в этом участвовать. Зачем мне участвовать в диалоге о Косово? Когда я еще был маленьким ребенком, моя слабо образованная мать помнила наизусть больше сотни сербских эпических песен. Я тогда услышал о Косово и оно вошло в мою кровь. И для меня не существует диалога о Косово. Косово — сербское и должно быть сербским.
— Социологические исследования последнего времени показывают, что большинство сербов считает Россию наиболее дружественной страной. Но на вопрос, где бы они хотели, чтобы жили и работали их дети, они отвечают, что на Западе. Что вы думаете о подобной двойственности?
— У нас нет настоящих исследований общественного мнения. Все эти исследователи манипуляторы. Они или вообще не проводят соцопросы, или подтасовывают результаты. Поверьте мне, я почти 12 лет провел в Евросоюзе (в тюрьме ООН в Гааге — ред.), и он мне настолько опротивел, что я не хотел бы туда больше никогда.
