Известного японского мультипликатора Мамору Хосоду журналисты и поклонники аниме не раз называли "следующим Миядзаки". Сам Хосода, чьи мультфильмы популярны далеко за пределами Японии, предпочитает не обращать внимания на громкие сравнения и идти своим путем. В интервью корреспонденту РИА Новости Ксении Нака он рассказал о самых значимых темах творчества, об исчезающей рисованной анимации и о следующем проекте.
— Во всех ваших мультфильмах действие происходит в двух мирах. Это, скажем, обычный мир и виртуальный в "Летних войнах" или мир людей и мир оборотней в "Волчьих детях Амэ и Юки". В чем причина этого дуализма?
— Это сопоставление и противопоставление. Одно и то же событие не существует само по себе. Его значение становится более ясным, если его поставить рядом с чем-то. Например, город и деревня. Обычно все говорят: "Что лучше? Что нравится больше?" Но ведь ценность и того, и другого в том, что есть оба эти явления. Если бы было что-то только одно, то это было бы совсем не интересно. В городе есть свои преимущества, в деревне есть свои плюсы. Именно поэтому это и интересно. Я рисую с мыслью, что противопоставление не означает выбора, что лучше. Противопоставление показывает, что хорошо и одно, и другое.
— В ваших фильмах также всегда присутствуют темы семьи, взросления, поиска себя. Почему?
— Для меня тема взросления и вообще тема того, как меняется человек, является самой интересной. Это то, о чем нужно снимать кино. Особенно это касается взросления. Средой для него является семья. Поэтому само собой получается, что у меня много фильмов о семье. Больше всего я хочу описывать то, как меняется человек. Когда наступает момент его изменения? Почему он вдруг становится другим, отличным от того, каким был до сих пор? Я всегда думаю, что больше всего хотел бы изобразить этот момент. Человек так просто не меняется. "Ну что ты? Улыбнись", — говорим мы, когда хотим поднять настроение кому-то. Но это так непросто. Что сделать, чтобы человеку стало веселее, чтобы он начал позитивно думать? Но если человек все-таки меняется, меня больше всего интересует та свобода, которая позволяет ему измениться. И это как раз связано с поиском себя, с поиском своей идентичности. Поиск себя для любого человека, где бы он ни жил, — это самое важное, это попытка понять, в чем заключается его счастье. Понять себя — это понять, в чем твое счастье. Понять в чем твое счастье — это означает понять себя. Я считаю, что это чрезвычайно важно в жизни. Но в Японии, кстати, японцы не испытывают большого интереса к своей идентичности. Везде кроме Японии считают поиск себя очень важным, правильно? Это интересная особенность Японии. Но не будем об этом.
— Ранее вы говорили, что в каждое произведение вкладываете свой жизненный опыт. Например, опыт брака и появления детей нашел отражение в "Волчьих детях Амэ и Юки". Есть ли какой-то опыт, переживание, которое пока не стало основой для вашего фильма, но вы хотели бы его использовать в будущем?
— До определенного момента для меня самым большим ударом в жизни было отстранение от поста режиссера "Ходячего замка", тогда пришлось на ходу менять режиссера (режиссером "Ходячего замка" в итоге выступил Хаяо Миядзаки — ред.). Но на сегодня это не самое страшное, что случалось в моей жизни. С тех пор произошли более ощутимые вещи. Например, умерла моя мать. Это отразилось на "Волчьих детях Амэ и Юки". Или когда у меня у самого появились дети. Это была сильная встряска. Вот я сам стал отцом, но совершенно не знаю, как мне действовать, что делать в этом качестве. Об этом я снял фильм "Дитя чудовища" Он получил награду Японской академии киноискусства. Таким образом, для меня, возможно, создание фильма — это способ разобраться со своим опытом, сомнениями, унынием.
— Это все относится к вашему следующему фильму?
— Следующий фильм тоже будет с этим связан, возможно. Я объявлю об этом, когда придет время (смеется). Как бы это получше сказать? Меня недавно об этом с пристрастием спрашивал журналист из Associated Press. Допытывался: "Ну какой это будет фильм? О чем это будет фильм?"
— Новый фильм будет через два года? Все ваши фильмы выходят с интервалом в три года, а последний, "Дитя чудовища", вышел в 2015 году.
— Да, через два года, если все будет хорошо, я смогу объявить о новом фильме.
— Вы пока не можете о нем рассказывать?
— Да, это так. Но я думаю, это будет интересный фильм. Он основан на моем собственном опыте. Очень хочется, чтобы зрители его ждали.
— Контур рисунка в ваших фильмах выполнен не черным, а красно-коричневым цветом. Это ваша особенность как аниматора. Не могли бы вы рассказать, как вы к этому пришли?
— Впервые я применил эту технику в 2000 году в фильме "Приключение Дигимона: Наша игра в войну". Я не могу сказать, что это было новшество. И до этого аниматоры использовали другие цвета, кроме черного, для контура: белый, коричневый. Но да, возможно, ни у кого пока не было киновари, такого ярко-красного цвета. Я использовал киноварь, ярко-красную линию, чтобы эстетически подчеркнуть и выразить особый мир. Искусствовед Масато Мацусима из Токийского музея изобразительных искусств говорит, что в традиционной японской живописи киноварь использовалась при написании образов богов. Он как-то сказал, что Хосода создает свои фильмы в традициях японской живописи. Я подумал тогда: "Так вот оно что. Возможно, так и есть". В самом деле, возможно, когда я был студентом, я где-то видел ярко-красную линию рисунка. Возможно, этот цвет пошел оттуда.
— Вы говорили, что в своих фильмах хотите создавать то, чего еще не было. У вас нововведения и в рисунке, и в технике. Что вас вдохновляет для нового?
— Дело в том, что я не считаю анимацию отдельным жанром. Я не хотел бы, чтобы мультипликация замыкалась в рамках жанра. Мультипликация — это вид искусства, который находится на передовой линии выразительности. Если я буду относиться к нему как к отдельному жанру, то начну использовать штампы, технические приемы. Но мультипликация — это изображение, а значит, в нем намного больше способов выражения, чем в обычном кино. Я хочу в своих фильмах доказать, что в мультипликации больше средств выражения, чем мы сами думаем. Поэтому постоянно мне хочется сделать то, чего я еще не делал, каждый раз хочется экспериментировать. Например, в "Волчьих детях" слегка колышутся лес, листья, цветы. Это не очень заметно. Но до сих пор в истории мультипликации такого никто не делал. Я хотел бы и дальше работать, рисовать в этом направлении.
— Вы говорили, что смотрите на реакцию зрителей во время просмотра фильма и из нее черпаете идеи для следующего произведения. Какова была реакция зрителей во время просмотра "Дитя чудовища" и как эта реакция повлияла на ваш следующий фильм?
— Реакция зрителей важна, но, например, "Летние войны" — это экшн. Если я буду смотреть на реакцию зрителей с той точки зрения, что всем понравился фильм-экшн, то я буду вынужден и следующий фильм сделать таким же. Но это же не так. Я создаю совсем другой фильм. И следующий мой фильм будет не экшеном. Это как когда вы угощаете гостей одним блюдом, если получилось вкусно, и им понравилось, то в следующий раз хочется приготовить другое блюдо, но чтобы им снова было вкусно. Такая, наверное, логика. От этого у меня появляется острое желание делать новый фильм. Мне во что бы то ни стало нужно заставить зрителей сказать: "Вкусно, интересно". И для этого я стараюсь запомнить выражение лица зрителей во время просмотра фильма.
— И вопрос о будущем рисованной мультипликации, которой занимаетесь и вы. Как вы думаете, какое оно?
— Сейчас мультипликаторы делают фильмы при помощи компьютерной графики. В результате где бы ни были созданы фильмы, они все похожи друг на друга, похожи по картинке. Раньше все были разные. Европейские фильмы — одни, азиатские — другие, американские — третьи. В каждой стране была своя традиция, своя техника, было разнообразие способов мультипликационной выразительности. Как только начали использовать компьютерную графику, все фильмы стали однообразными, одномерными. Это ужасно скучно. В Японии тоже рисованных мультфильмов стало очень мало. Возможно, это искусство исчезнет. Но я хотел бы до самого конца как-то удержаться и рисовать свои фильмы вручную. Конечно, я не знаю, как долго я смогу так продолжать, но я хотел бы и дальше рисовать их так же, как я это делал до сих пор. Рисованные мультфильмы обладают собственной неповторимой техникой, эстетикой, ценностью. Даже в условиях, когда все заполнено фильмами с компьютерной графикой. Когда компьютерная графика только появилась, мне говорили, что с использованием самой современной технологии можно сделать хороший фильм. Но сейчас времена уже изменились. Сейчас искусство рисования мультфильма почти утеряно и наступила эпоха, когда рисованный мультфильм становится драгоценностью. Я хотел бы создавать хорошие фильмы, используя эту драгоценную технику.
