История японского традиционного театра Кабуки насчитывает более 400 лет. О синтезе Кабуки и русского балета, о том, почему при строгом следовании классическим канонам, театр является визитной карточкой современного японского искусства, а его спектакли собирают полные залы, о гастролях в России и о новаторстве в искусстве в интервью корреспонденту РИА Новости Ксении Наке рассказал один из самых знаменитых актеров Японии, звезда театра Кабуки Аиносукэ Катаока VI.
— Какой дух, вкус, душу Кабуки вы хотели бы передать, когда вам приходится выступать перед иностранной публикой?
— Кабуки с исторической точки зрения не такое уж старое искусство. Ему всего 400 лет. В 1608 году, в восьмом году правления императора Кэйте, Идзумо-но Окуни – женщина начала этот вид драматического искусства. Тогда это были не спектакли, а танцы. Это были женщины, в отличие от того, что сейчас в Кабуки играют только мужчины. О них говорили: "они кривляются". (Тогда широко употреблялось слово "кабуку", которое записывалось иероглифом "крениться, искривляться, отклоняться". Актрисы одевались в экстравагантную одежду, выступали с необычными танцами, то есть "отклонялись" от канонов, от общепринятых норм. Затем слово "кабуки", сохранив фонетическое звучание, стало записываться иероглифами "песня" и "танец". Последний слог одно время записывался разными иероглифами, среди которых был "женщина, развлекающая гостей песнями и танцами", а потом за этим слогом закрепилось современное написание — "мастерство", "искусство" — ред.) От слова "кривиться, отклоняться" пошло название "актер Кабуки" — "тот, кто отклоняется" — и название театра Кабуки.То есть, если говорить проще, это были люди, которые шли впереди своего времени, в самом авангарде эпохи. Странные люди – "люди-кабуки". Они отклоняются (от общепринятого – ред.), потому что они идут в авангарде. Я хотел бы передать эту душу Кабуки. Почему мы в Кабуки сейчас ходим в кимоно? Почему у нас грим кумадори? У этого всего были свои причины. Тогда не было такого электрического освещения, как сейчас. В темноте плохо видны лица, поэтому их стали покрывать белилами, чтобы было лучше видно. Например, мой сегодняшний грим – красные круги вокруг глаз – это признак положительного героя, борца за справедливость. А также этот грим отображает силу. Эти красные линии. Вы знаете, что это? Это кровеносные сосуды. Это утрированное изображение кровеносных сосудов. Когда человек взволнован, у него проявляются кровеносные сосуды. Вот это гиперболически и изображает этот грим. Поэтому они красные. И чем они крупнее, тем сильнее герой. Синие кумадори – синие линии – если понятно объяснять и прибегнуть к делению хороший человек — плохой человек, это означает плохого человека. Например, призрак. Коричневые кумадори у персонажа — нечеловека, например оборотня. Такие персонажи появляются снизу, из-под земли. Все, что появляется снизу, это признак нечеловека. Это призраки, оборотни. Поэтому если узнать о Кабуки хотя бы малость, он становится очень понятным. "Это хороший человек, а это плохой", очень понятно. Мне хотелось бы, чтобы (иностранные зрители – ред.) могли получить удовольствие от старинной японской драматургии.
— Бывали ли вы с гастролями в России?
— Нет, не был. Мои старшие коллеги ездили на гастроли в Россию. В последнее время у нас стало очень мало гастролей за рубежом. Позовите нас, пожалуйста! Я сразу же приеду! Аоки-сан, прошу вас, устройте это! (смеется) Я один поеду, сам! Нет, один я, пожалуй, не смогу. Еще придется прихватить несколько человек. Аккомпаниаторов, например.
— Я была бы рада вам в этом помочь.
— Да! Раз вы приглашаете. Ведь очень важно, чтобы был человек – связующий мостик! Мир един. И человек в нем. Даже в маленькой Японии есть много диалектов и различий в языке. И я хотел бы связать людей через культуру. Связывать через политику – это очень сложно. Политика, экономика, культура – все эти колеса должны крутиться вместе. Если будет крутиться только одно колесо, то ничто с места не сдвинется. Именно зарубежные зрители испытывают большой интерес к культуре и очень берегут ее. И мне как раз хотелось бы, чтобы японский зритель узнал об этом, прислушался к этому. Что культура – это важно. Если ее не беречь, то и экономика придет в упадок. И это чувствуют и знают за рубежом. Вот в России вы же очень бережете балет и уделяете ему особое внимание. И это важно, поэтому часто к Кабуки интерес проявляют именно зарубежные зрители. Ведь если спросить у японцев, прохожих на улице: "Вы смотрели когда-нибудь Кабуки?", скорее всего, ответят, что нет. И наоборот, скорее иностранцы откликнуться на слово "Кабуки" и скажут, что видели спектакли. И нам хотелось бы, чтобы японцы увидели это отношение. Мои старшие коллеги выступали за границей. Когда мы даем гастроли за рубежом, мы продумываем репертуар. Это номера, от которых можно получить удовольствие зрительно, и это должен быть понятный Кабуки. Я бы очень, очень хотел что-то подобное сделать в России. Прошу вас!
— Какой образ России и русских у вас сложился? И что бы вы хотели представить российским зрителям, если бы такие гастроли состоялись?
— Россия – это балет. Классический балет. Я никогда не был, но очень хочу поехать в Россию. Потом, наверное, это само собой разумеется, но есть такой образ, что русские могут много выпить. Я общаюсь в Японии с одним артистом, он на четверть русский. Он очень хорошо сложен и красив, но он невероятно крепок по части спиртных напитков! Я удивлялся, почему он может столько выпить, а потом узнал, что в нем течет русская кровь. И подумал "Ага, тогда все ясно." И всем остальным тоже стало с ним все ясно. Есть и такой образ тоже. Но если говорить серьезно, я хотел бы поехать на гастроли за границу, в Россию. Я имею честь много выступать в Японии. Например, в Японии мне предоставлена возможность создать проект "Колабо-Кабуки" (соединение различных жанров искусства с Кабуки — ред.). За основу взята пьеса "Исикава Гоэмон" (разбойник, японский Робин Гуд, мастер боевых искусств и легендарный ниндзя, которого казнили, сварив в котле вместе с маленьким сыном, — ред.). По сценарию у Исикавы отец испанец, а мать японка. И в представление мы включили элементы фламенко. То есть Исикава Гоэмон выступает в традиционном гриме Кабуки, но в какой-то момент в обуви фламенко он отбивает чечетку и танцует настоящее фламенко. В представлении участвуют и профессиональные танцоры фламенко тоже. В этом проекте участвует Цубаса Имаи, он был рад станцевать фламенко в этом проекте. Этот проект пользовался большой популярностью. Поэтому если бы мне предоставилась возможность поработать в России, я бы хотел показать обычный ортодоксальный Кабуки и, если это возможно, выступить вместе с артистами балета. Чтобы получился такой вариант "Колабо-Кабуки", когда артистам балета тоже было бы интересно и они получили от этого удовольствие. Тогда, как мне кажется, русская публика могла бы ближе воспринять Кабуки.
— Обязательно надо это осуществить!
— Да! Прошу вас! Как у нас разговор хорошо продвигается в правильную сторону.
— Вы начали заниматься Кабуки с детства. Что стало поводом?
— Ответ на этот вопрос займет часа четыре. Я впервые увидел Кабуки в начальной школе, когда играл в детской театральной труппе. Мне было лет восемь или семь. И я тогда впервые увидел, что такое Кабуки, и был потрясен. Покрытые белилами лица, мужчины играют женские роли, сцена крутится, меняется реквизит, у меня было чувство, что я попал в парк аттракционов. Это было здорово! И конечно, я абсолютно ничего не понял в сюжете. Это было зрительное восприятие – я не понимал слов, я смотрел и получал удовольствие. Это искреннее впечатление ребенка. Поэтому я очень хочу, чтобы Кабуки обязательно смотрели дети. До того, как они станут взрослыми, хотя бы раз пусть посмотрят. Пока они учатся в младших классах. Потому что, да простят мне это, в старших классах или в институте уже поздно. Я хотел бы, чтобы прежде всего в детях пустил корни образ Кабуки как чего-то радостного. И поэтому я бы хотел, чтобы люди могли запросто заглянуть в Кабуки. В любой театр здесь или в Осаке, или в Киото. Очень важно дать возможность пережить этот опыт. Это первый шаг, чтобы почувствовать Кабуки ближе. Это создание повода. Я с детства очарован Кабуки. И до сих пор очень его люблю. Когда меня спрашивают, что я больше всего люблю, я отвечаю, что больше всего люблю Кабуки. И я думаю, что так произойдет со всеми. Поэтому важен первый шаг сначала. Конечно, и для взрослого человека еще не поздно. Прежде всего, мне хотелось бы, чтобы люди пришли в театр. Не смотрели спектакль по телевидению, а испытали на себе живой Кабуки. Шутки между актерами и актеров со зрителями, хочется, чтобы они почувствовали на себе, как зритель вместе с актерами создает историю.
— О вас говорят, что вы уже более 13 лет живете без выходных. Поделитесь секретом с читателями в России, где всем гарантирован ежегодный отпуск в течение месяца, как вам это удается? Как вам удается преодолевать усталость и какие приемы вы применяете, чтобы быть в форме?
— Для японцев это тоже удивительно. Я злостно нарушаю трудовое законодательство. Я бы тоже очень хотел отдохнуть. Но обернешься – и оказывается, я уже 13 лет работаю без выходных. Я вот тут взял отдых, так столько шума поднялось. Что, мне уже и отдохнуть нельзя? Мне сказали, что из-за этого отпуска меня показывали по телевидению больше, чем когда я работаю. Непонятная какая-то получилась ситуация. Я хотел бы отдохнуть. Я на самом деле хотел бы отдохнуть. Но почему так получается? Наверное, я очень люблю свою работу. Мое хобби – это моя работа. Часто говорят, что когда хобби становится работой, оно перестает быть хобби. Но мне кажется, это не так. Я делаю то, что я люблю. Я все время занят тем, что я хотел бы сделать на сцене. Не только в Кабуки, но и в театре, на телевидении. И когда так думаешь, то одно за другим заполняется график выступлений. И сейчас у меня до будущего и следующего за ним года у меня уже все расписано. Сейчас я могу договариваться о чем-то только на 2019 год, до этого у меня все занято. Репетиции представления не из Кабуки занимают месяц. Гастроли в Токио – еще месяц. Гастроли в провинции – еще месяц. То есть на одно произведение уходит три месяца. Значит, чтобы сделать два спектакля вне Кабуки, потребуется шесть месяцев. То есть уже половина 2019 года окажется занята. Но я же актер Кабуки, значит, мне необходимо играть и в Кабуки. И вот уже весь 2019 год занят. Вот таким образом шаг за шагом заполняется график и получается, что нет выходных. Помимо выступлений на сцене, я считаю важным, чтобы о Кабуки узнали больше. А для этого, как я уже сказал, нужен повод. Если заниматься только Кабуки, то только те, кто кроме Кабуки ничего не смотрит, будут знать меня как актера Кабуки. Если я хочу, чтобы о Кабуки больше узнали, надо выходить в другое медиа-пространство: на телевидение или участвовать в других спектаклях, не имеющих отношения к Кабуки. Если у меня съемка на телевидении, то ее можно осуществить или до или после спектакля. В этот промежуток можно удачно вместить телесъемку. Поэтому получается, что когда я делаю то, что мне интересно, график заполняется. И на отдых не остается времени. Но я работаю и получаю удовольствие, то есть я не воспринимаю это как работу. Я получил удовольствие, танцуя "Амэ-но Горо" (в проекте Токийского международного кинофестиваля в театре Кабуки – ред.). Я не считаю это работой. Я сам не понимаю, работаю я или отдыхаю, мне сложно провести границу. Я изо всех сил получаю от этого удовольствие. У меня нет ощущения, что я работаю. Я не знаю, как это бывает: поработал – а теперь надо отдохнуть, подзарядить батарейки. У меня зарядка всегда на полный бак. Когда меня спрашивают, почему у меня не бывает выходных, я сам этого так не воспринимаю. Я не горжусь этим и не хвастаюсь. Я просто делаю то, что мне нравится. А расслабляюсь, наверное, в о-фуро (японская баня – ред.) вечером. Вот в этот миг я чувствую себя очень счастливым. И еще когда я что-то вкусное ем. И когда пью сакэ или пиво. Вот и все, наверное. Мне этого достаточно. Я полон сил.
— Расскажите о ваших впечатлениях от выступления перед иностранной публикой в проекте в рамках Токийского международного кинофестиваля, в котором был совмещен танец Кабуки с показом фильма Акира Куросавы "Идущие за хвосторм тигра"?
— Выступление было приурочено к Токийскому международному кинофестивалю. Меня попросили станцевать перед людьми, которые придут смотреть фильм. Я удивился и, когда мне сказали, что, конечно, будут японцы, но будет много знаменитостей из-за границы и иностранных журналистов, очень обрадовался. К тому же это выступление в здании театра Кабуки. Для актера Кабуки это здание – особенное место. Я актер западной школы (так в Японии наывают направление театра Кабуки, сформировавшееся не в Эдо – современном Токио, а в Осаке и Киото, то есть на юго-западе страны — ред.), но связь с этим зданием, разумеется, есть. Здание Кабуки – это особое место. Для нас родина – Осака, но как для актера здание Кабуки – это особое место. И для меня большая честь выступить здесь с сольным танцем. Когда же зашла речь о том, какой выбрать танец, я решил выбрать номер, который был бы понятен и тем, кто впервые увидит Кабуки, и в то же время чтобы в нем можно было почувствовать вкус Кабуки. Так как люди придут специально в театр Кабуки. Из этих соображений я позволил себе выбрать "Амэ-но Горо".
— Вы все время вносите в Кабуки что-то новое. Ведь существует традиционный устоявшийся Кабуки. Зачем вы постоянно вносите какие-то изменения? Какова цель этого?
— Да, есть классический Кабуки. Мы представляем традиционное искусство Японии. Самое главное – это классический Кабуки. Это то, что нам досталось от старших актеров, то, чему они нас научили и что мы должны передать следующему поколению. Это и есть традция – соединение. Это то, что мы должны делать во что бы то ни стало. В этом наша отвественность. Но одновременно с этим необходимо новое. Вот, например, проект "Восстановленный Кабуки". Это спектакли, созданные 100 лет назад и которые 100 лет никто не ставил на сцене, но сохранился сценарий. И мы его восстанавливаем. Это и есть "Восстановленный Кабуки". Затем "Колабо-Кабуки". И есть новые пьесы Кабуки. Есть разные виды Кабуки. Это такой большой зонтик, который называется "Кабуки". Классический Кабуки – это еще не весь Кабуки. И новый Кабуки, и "Колабо-Кабуки" — все это тоже Кабуки. Сто лет назад – это же старая пьеса. Если взять сценрий столетней давности, то это тоже будет классический Кабуки. А через 100 лет появится что-то новое, чего мы сейчас не знаем. То, что мы сейчас считаем самым авангардным и новым, через 100 лет будет старым. Это и есть история, это и есть традиция. То, что мы делаем сейчас — это то, что мы хотим оставить последующим поколениям. Мы стараемся делать такие произведения, которые можно будет поставить в театре. Мы хотим, чтобы по прошествии времени эти произведения остались как хорошие. Для этого необходимо как следует выучить классику, принять ее от предыдущих (поколений актеров – ред.) и передать последующим. Это самое важное. Все, что я делаю, естественным образом с течением времени станет тоже старым Кабуки. Будут расти наслоения истории Кабуки, и для меня есть большой смысл приложить к этому руку и как для актера Кабуки, и как для человека, не рожденного (в потомственной семье – ред.) Кабуки, а принятого со стороны в дом Катаока под фамильный герб Мацусима.
