14 августа 1945 года по времени восточного побережья США молодой капитан американских ВВС Джерри Йеллин вылетел на воздушную операцию в небе над Токио. Тогда он еще не знал, что этот полет войдет в историю. Вернувшись на базу на Иводзиме, 21-летний парень узнал, что война фактически закончилась три часа назад. Акт о безоговорочной капитуляции Японии был подписан только 2 сентября, однако в сущности все было решено уже тогда. И так получилось, что Йеллин стал участником последнего боя Второй мировой.
В интервью корреспонденту РИА Новости в Вашингтоне Дмитрию Злодореву 91-летний ветеран рассказал о том историческом бое, о том, почему считает правильными атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и почему уверен в необходимости отказа от ядерного оружия сейчас. Он также поведал, как семья его врага по войне стала его семьей и о том, почему его предки еще в XIX веке вынуждены были покинуть Россию.
— Мистер Йеллин, 14 августа исполнилось 70 лет со дня вашего исторического вылета. Предполагаю, что вы помните этот день поминутно.
— Это был очень долгий день. Мы не ожидали, что нам нужно будет снова собираться в полет после того, как наша авиация сбросила две атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки 6 и 9 августа. Но мы были подняты в воздух. И мой ведомый Филип Шламберг накануне сказал, что если мы снова полетим, он не вернется. На мой вопрос, почему, Фил ответил, что у него такое предчувствие. Я сообщил об этом командиру, который сказал мне, что Шламберга не допустят до полета только по медицинским показателям. Нам требовалось 90 галлонов горючего, чтобы вернуться на базу. Наши самолеты вошли в зону шторма, и я потерял своего ведомого из вида. Он исчез, не отвечал на запросы по радио, и никто не знал, что произошло. Когда я вернулся на базу на Иводзиме, то узнал, что в то время, когда я был в небе, война фактически завершилась — три часа назад. Фил был последним летчиком, погибшим в бою Второй мировой войны. Ему было всего 19 лет, а мне тогда был 21 год. Мы радовались, что война закончилась. Вскоре наши наиболее опытные летчики начали возвращаться домой. И мы были счастливы, что больше нет необходимости в боевых вылетах.
— Вы считали себя героем или каким-то избранным человеком, раз вам выпало участвовать в самом последнем воздушном бою Второй мировой? Или это всего лишь судьба?
— Я никогда не считал себя героем. Я был всего лишь одним из 16 миллионов американцев, которые вступили в вооруженные силы в годы Второй мировой. Все делали свое дело. Нашей задачей было уничтожать врагов и выполнять то, что мы и были должны, — побеждать в войне, побеждать зло, исходившее от Германии и от Японии.
— Как долго продолжался ваш военный путь?
— Я поступил на службу в день своего 18-летия, 15 февраля 1942 года, через два месяца после Перл-Харбора. Присягу принял в августе 1942-го, еще через год закончил летную школу, а в отставку я вышел в декабре 1945-го — за два месяца до 22-летия. И весь мой военный опыт был в небе над Японией.
Мы были в состоянии войны, и я просто служил своей стране. Я воевал в районе Иводзимы — небольшого острова площадью восемь квадратных миль, на которых бились 90 тысяч солдат. 28 тысяч молодых людей — 21 тысяча японцев и примерно 7 тысяч американцев погибли. Из тех парней, с которыми я летал, 16 погибли — пять во время тренировочных полетов, 11 — в бою. Когда я надел форму, то взял на себя обязательство защищать свою страну и тех ребят, с которыми вместе воевал. А они точно так же защищали меня. И наши жизни были подчинены тому, чтобы уничтожить врагов — японцев — и выиграть войну. Так что я был только одним из 16 миллионов, которые делали то же самое.
— Помните ли вы свои ощущения после последнего боя? С одной стороны, война для вас закончилась, с другой — вы потеряли друга…
— Конечно, я был счастлив, что война закончилась и я остался в живых. Но моя служба продолжалась еще несколько месяцев. И после этого в моей жизни начался трудный период. Это жуткая реальность войны, когда ты думаешь о том, сколько людей погибло, о том, что участвовал в каких-то событиях, которые приближали нас к миру, был недалеко от тех мест, где сбрасывали атомные бомбы. Мне пришлось пережить то, что сейчас называется посттравматическим стрессом, который продолжался 30 лет. Это время не было слишком хорошим для меня.
— Многих советских ветеранов война преследовала и продолжает преследовать всю жизнь…
— Абсолютно верно. Когда ты идешь в армию, ты учишься убивать, использовать оружие. И ты делаешь это ради своей страны. А когда возвращаешься домой и начинаешь осознавать реалии войны, понимаешь, что ты убивал людей, люди умирали — это ужасно для любого. Я никогда не думал, что мои однополчане погибли. Просто считал, что они переведены в другую эскадрилью. Война — это очень драматический опыт для всех, кто ее пережил. И я испытываю эти чувства до сих пор.
— Вы жили в достаточно благополучной стране, вдалеке от войны. Что сподвигло вас надеть военную форму?
— Мы столкнулись со злом, исходившим от одного человека в Германии, который хотел поработить Европу, и от группы людей в Японии, которые хотели навязать свои правила Азии. Они атаковали мою страну, и я, как и 16 миллионов американцев, был готов отдать свою жизнь для того, чтобы защитить нашу свободу. Я не герой, а просто один из граждан своей страны. И если бы мне сейчас был 21 год и сложилась бы такая же ситуация, я сделал бы то же самое еще раз. Но я надеюсь, что этого не произойдет, что никто не нападет на Америку и что Америка ни на кого не нападет.
Но я думаю, если ты учишься убивать, у тебя нет пути назад. Это убийство, и это — навсегда. Мы все вместе — ваши дети, мои дети и внуки — должны стать человечеством, и у нас не должно быть врагов. И мы должны сохранить нашу планету.
Да, в 45-м мы сбросили две атомных бомбы для того, чтобы победить. Но если бы что-то подобное произошло сейчас, на Земле уже не было бы жизни.
Однако получилось так, что страны, против которых США воевали тогда — Германия, Италия, Япония — теперь стали нашими союзниками, и наоборот, страна, с которой мы вместе шли на врага, — Россия — теперь сама стала нашим врагом и идет, на мой взгляд, по неправильному пути.
— Вы уже неоднократно упоминали о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки. Помните ли вы, что почувствовали, когда эти бомбы были взорваны?
— Безусловно, я помню это. Для меня не было никакой разницы, что тысяча бомбардировщиков сбросят обычную бомбу или один — эту. Это спасло мою жизнь и жизни многих и многих миллионов японцев. Они предпочитали отразить вторжение, и все в Японии были готовы умереть в бою. Поэтому две атомные бомбардировки способствовали приближению мира. Мою жизнь это спасло потому, что мы планировали вторжение в район острова Кюсю и ожидали, что будет много жертв. Этого не произошло. Так что я радовался тому, что мы сбросили эти бомбы и победили в войне.
— В нашей стране считают, что эти бомбардировки были излишними, поскольку Япония и без того была фактически повержена…
— Это предположение. Точно мы этого не знаем. Все, что мне известно — мы сбрасывали тысячи обычных бомб и две бомбы, которые мощнее их в тысячу раз. И это сработало, мы выиграли войну, а моя жизнь была спасена, и я вернулся домой.
— Правильно ли я понимаю, что в 45-м, если бы выбор пал на вас, то вы сбросили бы атомную бомбу, но сейчас не сделали бы этого?
— Если речь идет о тех бомбах, которые на вооружении сейчас, то в случае их применения нет никакой возможности сохранить жизнь. Да, я абсолютно против ядерной войны. Мы не должны обзаводиться таким оружием. У нас и в мыслях не должно быть такого, чтобы сбрасывать эти бомбы на врагов. Мы должны объединиться как человечество и сохранить жизнь для всех.
— Я не имею права не уважать вашу позицию по поводу бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Но они унесли жизни множества невинных людей. Как быть с этой трагедией?
— Война есть война. Оружие производилось в гражданских районах Японии — тоже для того, чтобы убивать людей. Кто на войне является твоим врагом? Любой, кто противостоит твоей стране, будь то гражданский или военный. Если бы гражданские сказали своему правительству, что не хотят воевать, возможно, войны и не было бы. Но правительство направило их на поле брани.
— Вы только что вернулись из Японии. Можете рассказать об этой поездке?
— В 1994 году мой старший сын поехал работать в Японию, и пять лет спустя он женился на дочери моего бывшего врага — японца, который в годы войны был камикадзе. Так что мои враги стали моей семьей, у меня в Японии трое внуков. Другие три внука у меня американцы. И я вижу это как модель для всего мира: мы все — человечество.
Так что, в принципе, я ехал к своей семье. Но эту поездку подготовила японская телекомпания, которая снимает документальный фильм о Второй мировой войне, и я в нем буду участвовать.
Однако у меня была еще одна причина. Моя жена, с которой мы прожили 65 лет, умерла в июне. И я хотел, чтобы ее прах был захоронен в Японии, где живут ее дети и внуки. И я выполнил эту миссию.
— А вы знаете, что японцы думают об атомных бомбардировках их страны в 45-м и о США, которые сделали это? Есть опросы, которые свидетельствуют, что они не простили… Правда ли это, на ваш взгляд?
— Старшее поколение японцев — почти все считают, что эти бомбардировки спасли им жизнь. А молодежь просто не знает о войне и не понимает, что это такое. Я надеюсь в ноябре-декабре снова поехать в Японию и рассказать сверстникам моих внуков, которым 18-19 лет, о своем опыте. Насколько я знаю, сейчас в Японии предпринимаются попытки изменить конституцию, чтобы можно было создавать не только оборонительное, но и наступательное оружие. Не думаю, что это правильно.
— Вы до сих пор летаете в качестве пилота?
— Я изредка делаю это, но в паре с другими. Я уже слишком стар для того, чтобы летать в одиночку.
