25 декабря католики всего мира, в том числе и России, празднуют Рождество Христово. В преддверии этого дня председатель Конференции католических епископов России митрополит архиепархии Божией Матери в Москве Павел Пецци рассказал в интервью РИА Новости о том, что лично для него означает торжество Рождества Христова, возможна ли встреча Папы Франциска и патриарха Кирилла и что самое трудное для итальянца в России. Беседовала Милена Фаустова.
— Ваше высокопреосвященство, коль скоро мы встретились в преддверии Рождества, как вы отмечали этот праздник в детстве? Что он значил для вас тогда, каким был? Верили ли вы в чудо и были ли чудеса, в том числе и рождественские, в вашей жизни?
— Да, конечно, я помню Рождество в Италии, в городке, где я родился. Для меня Рождество всегда было связано больше всего с семейным праздником. Когда я был совсем маленьким, мне доставляло большое удовольствие то, что начиная с 8 декабря — праздника Непорочного зачатия Девы Марии мы с отцом начинали подготавливать ясли. Мы готовили все: и Святое семейство, и пастухов, и всех животных, развешивали лампочки-гирлянды, клали сено — словом, все, что нужно для яслей. И для меня это была большая радость и праздник — готовить ясли. И я помню, как отец мне говорил, что младенца Христа надо будет положить в последнюю, праздничную, ночь. Это и было для меня чудом Рождества, отождествлялось с появлением Бога на земле. Другие чудеса в моей жизни, конечно, были и есть. И первое — это когда каждое утро я просыпаюсь и открываю глаза, я вижу, что существую и вокруг меня реальность. Это у меня ассоциируется с чудом сотворения мира, с тем, что Бог не просто когда-то сотворил меня, но творит здесь и сейчас.
— Как и почему вы решили принять священство? Что вас побудило или, может, кто-нибудь вдохновил личным примером?
— Желание стать священником пришло мне в голову, когда я увидел служение других священников. Особенно двух, которые жили недалеко от того города, где я родился. Тогда мне было 23 года, и я абсолютно не думал становиться священником. Несколько лет я работал в Равенне и дружил с этими священниками. Я хорошо помню тот день, когда однажды, входя в помещение, где должно было состояться собрание одной католической общины города, я увидел, как они разговаривают между собой. Вот именно в этот момент у меня и родилась идея стать священником. Помню, я тогда еще подумал, что мне хотелось бы быть именно таким священником, как они. Священником, который осуществляет свое служение не в одиночестве, а вместе с другими священниками в общине. И эта мечта сбылась. Оказалось, что быть священником — это именно мое призвание. Я вступил в конгрегацию, где как раз, согласно правилу, священники живут сообща. И это я стараюсь сохранять до сих пор.
— Для многих людей именно Рождество является самым любимым праздником в году. А какой любимый праздник был и есть у вас и почему?
— Это не так легко сказать, поскольку есть несколько праздников, которые я очень люблю. Это и Пасха, и Благовещение. Я особо люблю и праздник обращения святого Апостола Павла, может быть, потому что я ношу его имя. Но, хотя главный праздник для нас — это, конечно же, Пасха, лично я больше всего люблю Рождество. Наверное, потому что для меня это в большей степени драматичный праздник, это момент, который мне напоминает о том, что Бог выполняет свои обещания, что он не оставляет человека, что он отвечает своим сопровождающим присутствием на все человеческие вопросы.
— Вы родились в итальянском городе Русси, что можно перевести и как русский. Когда вы впервые попали в Россию, как выучили русский язык, как ощущали себя католиком в православной стране?
— Можно сказать, что в Россию я попал случайно. Это было на Пасху в 1991 году. Один католический священник, чуть ли не единственный на тот момент, который служил в Сибири, городе Новосибирске, пригласил священников нашей конгрегации, которой я тогда принадлежал — Братства святого Карла Борромео, служить в Сибири. Тогда там еще ничего не было, даже католический епископ не был назначен. Мы с моими настоятелем конгрегации поехали в Новосибирск, чтобы посмотреть, что это за город, что за священник, о котором мы тогда ничего не знали, хотели своими глазами увидеть положение дел. Так я на несколько дней оказался в России. Позже моя мама сказала, что никогда ранее не видела меня таким радостным, как в тот день, когда я приехал из Новосибирска. Через два года, в 1993 году, я уже поехал в Россию почти навсегда. Конечно же, в Новосибирск, где прослужил пять лет. Затем меня снова призвали в Рим, но в 2003 году я вернулся в Россию и, надеюсь, уже окончательно.
Здесь сначала служил рядовым священником, был преподавателем в католической высшей духовной семинарии "Мария — Царица Апостолов" в Санкт-Петербурге, потом стал там ректором. А в 2007 году папа Бенедикт XVI избрал меня епископом здесь, в Москве. До моей первой поездки в Сибирь я совсем не знал ни русский язык, ни русскую культуру, ни практически русскую литературу. Поэтому все выучил и узнал здесь и должен сказать, что влюбился не только в язык и культуру, но и в народ. Здесь, в России, я нахожусь дома.
— Трудно ли было выучить русский язык? Когда вы почувствовали, что понимаете или знаете русский язык?
— Вначале было очень трудно привыкнуть к этому странному шрифту русского языка. До сих пор остается сложным использование глаголов, приставок, суффиксов. Но ничего не поделаешь. Конечно, другой язык трудно выучить как свой родной, тем более если начинать его учить после 30 лет. Но мне повезло. В Новосибирском университете были курсы русского языка для иностранцев. У меня была преподавательница, которой я до сих пор очень благодарен, потому что в течение года-полутора мы с ней очень много трудились. Она заложила во мне основы знания языка, которыми я до сих пор пользуюсь. Года через 2-2,5 с начала обучения я понял, что уже понимаю по-русски. Я даже помню, как однажды меня удивило то, что при встрече с незнакомым человеком я осознал, что понимаю почти все. А за несколько дней до этой встречи я проснулся и с удивлением вспомнил, что видел сон по-русски. Сейчас я думаю чаще на русском языке, хотя итальянский и русский у меня в голове смешались (смеется).
— Не испугал ли вас тогда, 20 лет назад, Новосибирск?
— Надо сказать, что нет. Меня не испугала поездка в Россию, хотя в Италии Сибирь ассоциировалась с лагерями, преследованием, чем-то жестоким в лучшем случае. Конечно, и с медведями и "степью кругом". Но когда я приехал, я не чувствовал ни страха, ни притеснения. Народ Сибири очень интересный и теплый. Мне было очень комфортно с ними, хотя я был не просто иностранцем и католиком, которые сами по себе воспринимались как некое странное явление, но и священником. Но у меня там зародились и развиваются до сих пор очень теплые и дружеские отношения. Никакого притеснении, тем более по вероисповеданию, не было. Были, конечно, люди, которые с опаской относились к католичеству из-за того, что мало знали о нем, они, может быть, боялись и дистанцировались от меня и других католиков, но чтобы было какое-то притеснение, нет, не было.
— На ваш взгляд, сильно ли изменилась Москва за то время, что вы здесь находитесь? Какой сегодня вы ее видите?
— Да, Москва очень сильно изменилась за эти годы. Во-первых, изменился ее внешний вид. Она стала намного красивее. В первый раз, когда я сюда приехал, меня поразил ее вид. Даже больше, чем вид Новосибирска. В Сибири много снега, и там все белое. Сами сибиряки говорили, что снег, как покров Богородицы, покрывает их города и бывает гораздо хуже, когда его нет. В Москве же все было серое и было необычно темно. Для меня это был сильный удар. Сегодня же Москва стала намного светлее: много разнообразной городской подсветки, во многих районах города к лучшему изменилась архитектура. Когда есть время, я сегодня очень люблю гулять по центральным районам и бульварам Москвы, видеть, как реставрируют церкви и другие здания. Это хороший плюс городу. Еще одно из личных впечатлений: мне кажется, что Москва стала в большей степени спокойной для жизни, в отличие от того, что было, например, в начале 1990-х. Конечно, сейчас Москва стала и более хаотичной, но это проблема всех мегаполисов.
— Вы уже семь лет возглавляете Московскую кафедру. Как сегодня проходит православно-католический диалог? В чем состоят его сильные и слабые стороны? Есть ли между католиками и православными какие-то элементы непонимания, в чем они состоят и как решаются?
— С первого взгляда может показаться, что православно-католический диалог проходит как тихая река Волга. Иногда кажется, что все стоит и нет никакого движения, а иногда — что и вовсе погрязли в каком-то болоте. Но на самом деле если присмотреться более внимательно, то можно увидеть, что движение есть. Сегодня диалог между нашими церквами проходит вглубь. Есть сильные стороны, толчки вперед. Это и искреннее, как мне кажется, желание двигаться к полному общению. Естественно, проблемы и препятствия остаются, но при этом искреннего желания намного больше, чем раньше. Возросло и понимание того, что наше свидетельство в этом мире и обществе намного сильнее, если мы это делаем совместно. По крайне мере, как желание это также возросло в последние десятилетия. Я также вижу, что появились возможности осуществлять совместную деятельность: есть ясное понимание того, что за христианские ценности мы можем и должны бороться вместе. И не только в России, но и во многих других странах мира. Мы можем молиться и что-то делать для защиты христиан в тех странах, где они подвергаются гонениям. Более слабые стороны диалога — это незнание и предвзятость, которые встречаются с обеих сторон. Все еще есть ощущение некоторой боязни, страха "другого", что как раз и рождает эту предвзятость, незнание и даже нежелание узнать больше. Как это можно преодолеть? Умножать возможности встречи и диалога. Я вижу, что по мере того, как растут эти возможности, чем больше и чаще мы будем встречаться, тем быстрее найдем конкретный повод для диалога. Конечно же, стены, может быть, между нами и не рухнут, но окажутся не столь мощными, как ранее.
— Папа римский, будучи недавно в Стамбуле, заявил, что готов встретиться с патриархом Кириллом в любое время и любом месте. В Московском патриархате на это заявление ответили, что этой исторической встрече мешают в том числе и "действия греко-католиков на Украине". Вы, как глава католической кафедры Москвы, как воспринимаете эту непростую ситуацию, которая сложилась в межконфессиональном плане между верующими разных, в том числе и неканонических, религиозных организаций на Украине, и как, на ваш взгляд, сегодня можно преодолеть и усмирить этот конфликт?
— Еще во время Синода в Риме, который прошел в середине октября, состоялась встреча между митрополитом Иларионом и главой Греко-католической церкви Украины Святославом Шевчуком. Мне показалось, что после этой встречи ситуация изменилась. Я не говорю, что они стали друзьями, но у меня сложилось впечатление, что что-то поменялось. Я думаю, что это именно тот путь, по которому мы должны идти, в том числе и на Украине, когда самые разные христианские конфессии и религиозные деноминации должны находить время и пространство для диалога между собой, находить возможность встречаться и обсуждать проблемы. В случае с Украиной, как мне кажется, сегодня необходимо показывать какие-то конкретные инициативы именно взаимной любви, находить мужество прощать друг друга. На Украине есть большой шанс показать, что христианская любовь способна преодолеть ненависть и зло. Уверен, что там мог бы проявиться тот же климат, который чувствовался в Ливане в первой половине XX века, когда самые разные религии жили в мире и добрососедстве. Это было не просто сосуществование, а возможность и разным христианам, и разным мусульманам смотреть друг на друга с настоящей любовью. Тогда это было удивительно. Однако позже, из-за действий других стран все это рухнуло. И мы все знаем, что случилось и продолжается до сих пор. Я осмелюсь сказать, что на Украине есть подобный вызов, и если они его не примут всерьез, то невозможно будет построить цивилизацию истины и любви.
В этом смысле с нашей стороны, и из Москвы, и из других стран мы, католики, готовы помочь. Но только в этом направлении — созидания истины и христианской любви.
— А есть ли у вас лично надежда, что папа Франциск когда-нибудь встретится с патриархом Кириллом?
— Я думаю, что эта встреча возможна. Она возможна и здесь, в России, и в Риме, и в любом другом городе мира. Мы все прекрасно понимаем, что для этого необходимо и определенное мужество, и стремление преодолеть те препятствия, которые существуют между обеими сторонами. Русская православная церковь не раз говорила, что главным на сегодня препятствием к встрече является ситуация с греко-католиками на Украине. Сегодня надо постараться понять, как убрать это препятствие. В этом смысле, и я говорил об этом и раньше, необходим более плотный диалог, в котором каждый мог бы открыто рассказать о своих позициях, взглядах, проблемах. Это препятствие нельзя убрать только какими-то декларациями.
— А звучат ли сейчас обвинения в открытом прозелитизме Римско-католической церкви, которые звучали, например, в начале 90-х?
— Вот уже как минимум лет десять как я нигде не слышал и не слышу таких обвинения и претензий. Помню, еще в 90-х годах, когда только приехал и когда мне задали такой вопрос, я ответил, что прозелитизм начинается там, где заканчивается миссия. В миссии церкви, как об этом в одном из своих последних посланий сказал папа Бенедикт XVI, нет никакого прозелитизма, потому что церковь не должна расширять свою аудиторию лишь по внешнему признаку, численно. Ее задача — привлечь к Иисусу Христу. Поэтому можно сказать, что настоящий миссионер не занимается прозелитизмом.
— Кстати, о миссии. В начале ноября 2014 года в Санкт-Петербурге прошел католический миссионерский конгресс Ad gentes, на котором, помимо прочего, слово "миссия" приобрело новое звучание. Однако в своем слове на этом конгрессе руководитель оргкомитета конгресса отец Якуб Блащишин вспомнил, что, когда он в 1996 году приехал в Россию, его просили использовать любые слова, кроме одного: миссия. Какова же миссия католической церкви в сегодняшней России?
— Миссия, как мне кажется, одно из тех понятий, которые могут вызывать недоумение и недопонимание. То, что больше всего изменилось за последнее десятилетие, это то, что католическая церковь сумела показать, в чем заключается ее миссия. Поэтому в этом смысле определенные недопонимания или страхи по отношению к этому слову прошли. Конечно, не могу сказать, что за эти годы миссия католической церкви как-то изменилась. Она по-прежнему заключается в том, чтобы свидетельствовать о Христе. И конкретно для нас это означает стремление к полному общению и единству. Ведь если мы покажем такое единство и полное общение, которое только и возможно в Боге, это будет самым полным свидетельством о присутствии Бога среди людей. Также часть нашей миссии — показать богатство вселенской церкви.
— Синод католических епископов, который прошел в Ватикане в октябре 2014 года, вызвал много пересудов в России, слышались мнения, что он якобы поддержал сексуальные меньшинства, что папа римский через Синод пытался провести свои реформы, отойти от первоначального церковного учения и многое другое. Есть ли среди католического сообщества России неоднозначное восприятие Папы и папских решений, есть ли критика со стороны верующих католиков действий и мнений понтифика? Возможна ли вообще подобная критика в католицизме, учитывая пресловутый догмат о "непогрешимости Папы"?
— Прежде всего, я должен сказать, что все опасения, что папа хочет что-то изменить в доктрине католической церкви — необоснованные. Определенные фразы Папы, сказанные на Синоде, были даже намеренно преувеличены и выдернуты из контекста.
Это касается и заявлений о нерасторжимости брака, и слов об однополых союзах. Российская же пресса еще больше преувеличивала все те проблемы, которые в некоторых западных СМИ были подняты не совсем честно и искренне. Второе, это то, что до сих пор вызывает недоумение и сама формулировка догмата. Мы не говорим о непогрешимости Папы. Это, по крайне мере, на русском языке, очень неудачный перевод. Скорее, нужно было бы говорить о безошибочности Папы, а это совсем другое. Папа Франциск не один раз говорил о том, что папа тоже грешник, что он нуждается в исповеди и примирении с Богом. В католической церкви сама идея критики и свободного мнения всегда существовала и существует до сих пор. Я знаю, что и в России, и особенно на Западе, бывает достаточно резкая критика и даже неприличные нападки на папу. Критика, дискуссия, множество мнений — это нормально, но я, например, всегда предлагаю задуматься: почему папа или кто-то еще, кого усиленно критикуют, именно так сказал и на чем основано такое мнение? Критиковать можно всегда, но при этом важно понять говорящего и постичь, почему он именно так сказал.
— А не может ли привести несогласие в среде католиков к расколу?
— К расколу приведет не критика, к расколу приведет то, когда человек думает, что он сам без греха и у него есть право на истину.
Это самонадеянность, и именно она и ведет к расколу. Если это открытая конструктивная критика, она никогда не приведет к расколу, потому что подразумевает способность услышать и принять другое мнение. И прежде всего ты должен или уже готов осознать то единство, то отношение и ту связь, которая сильнее разногласий. Когда человек по-настоящему критикует, он должен исходить из того единства, которое уже существует. Святой Августин некогда очень тонко и точно подметил: "In necessariis unitas, in dubiis libertas, in omnibus caritas", то есть "В главном — единство, в спорном — свобода, во всем — любовь".
— Хорошо ли католики России вообще осведомлены о том, что говорит и делает папа?
— Я с радостным удивлением заметил, что католики в России очень хорошо ознакомлены с тем, что папа Франциск говорит или делает. Даже лучше, чем я мог подумать. Когда я посещаю наши приходы, конечно же, обязательно проходят встречи с прихожанами. И всегда, даже в самой маленькой общине, мне обязательно задают вопросы или рассказывают о том, что и как сказал или сделал папа. Меня даже больше удивляет то, что верующие знают, что говорит именно папа, а не другие о нем, они не передают чьи-то слова о действиях папы. В этом смысле между Святым престолом и российскими католиками сохраняется очень тесная связь. Надо сказать и то, что мы, епископы и духовенство Римско-католической церкви, стараемся оперативно отражать учение Папы и учение церкви, рассказывать о нем нашим прихожанам. Например, в течение всего 2014 года мы на разных наших встречах, как в приходах, так и на уровне всех епархий России, размышляли над последним посланием Папы Франциска "Радость Евангелия". Все эти документы не просто читают, их хорошо знают.
— 30 ноября, с началом Адвента, у католиков закончился один литургический год и начался новый. С каким чувством вы и католики России вступают в свой новый год жизни, в еще один год Рождения Христа, какие события старого церковного года вам больше всего запомнились?
— Были как радостные, так и печальные моменты. К печальным я могу отнести беспокойство за Украину и преследование христиан во всем мире, отсутствие покоя и мира, которое распространяется по планете. В этом смысле нынешние Адвент и Рождество для меня особо связываются с верой и с необходимостью ее роста, поскольку с возрастанием веры растет и наш покой, наш мир.
Другие важные и радостные события, которые были для меня важны, это освящение в течение года трех новых католических часовен в нашей епархии. Одна из них находится в тюрьме. И я с особой радостью вспоминаю свой визит туда и освящение часовни. Это была областная женская тюрьма, и меня глубоко поразило то ожидание Христа этими женщинами, ожидание того, что может дать в нелегких условиях их нынешнего существования покой и мир. Еще одним немаловажным событием для меня был Синод. Я второй раз участвовал в Синоде в Риме. Но в этом году меня глубоко поразило то христианское общение между епископами и Папой. Это было свободное и искреннее общение. Важным для нашей церкви был и Санкт-Петербургский конгресс о миссии, потому что он придал нам осознание нашей идентичности, того, кем мы являемся — смиренными носителями дара. Мы не люди, у которых есть все и которым больше ничего не надо делать. Напротив, мы — люди, который получили великий дар и можем и должны смиренно передать его другим.
— Вы говорили об освящении часовен в области, а в самой Москве сегодня хватает католических храмов или есть необходимость строительства новых?
— Мы считаем, что храмов не хватает, и это вполне объективное мнение. Например, по воскресеньям в кафедральном соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии проходит 12 служб, а в храме Святого Людовика — девять богослужений. Поэтому мы попросили выделить нам небольшой участок земли для строительства еще одного храма, и сейчас находимся в процессе ожидания.
Надеемся, что скоро получим этот участок и в ближайшие годы сможем построить еще один храм. Думаю, это немного улучшит ситуацию для католической общины города.
— Что бы вы хотели пожелать католикам, а может, и православным России в это Рождество и какие надежды вы возлагаете на будущий год?
— Главное мое пожелание всем нам — это укрепление и рост веры, а также умножение мира. Также я хочу пожелать всем, чтобы тот мир и покой, которой приносит младенец Иисус, вошли в наши души, наши дома, наши семьи и наши страны. А самая большая моя надежда — чтобы в следующем году все-таки состоялась встреча Папы Франциска со святейшим патриархом Кириллом и со всеми нами, католиками России. И чтобы эта встреча прошла именно здесь, в России.
