Музыкант, юрист, экс-председатель Христианско-демократического союза в ГДР и последний премьер-министр этой республики Лотар де Мезьер в преддверии празднования двадцатилетия падения Берлинской стены поделился с берлинским корреспондентом РИА Новости Татьяной Фирсовой своими воспоминаниями и впечатлениями.
Лотар де Мезьер родился 2 марта 1940 года в городе Нордхаузен. В 1965 году он окончил берлинскую Высшую школу музыки имени Ханса Эйслера и 10 лет играл в симфоническом оркестре, но затем из-за проблем со здоровьем от музыкальной карьеры ему пришлось отказаться. Де Мезьеру пришлось искать себе новое занятие и он выбрал карьеру юриста, которая затем привела его в политику.
После падения Берлинской стены 12 апреля 1990 года де Мезьер был избран премьер-министром ГДР, в день объединения Германии 3 октября был назначен на пост министра по особым поручением в правительстве Гельмута Коля.
Вскоре после парламентских выборов в журнале Der Spiegel была опубликована статья, в которой сообщалось, что де Мезьер был агентом Штази, Министерства госбезопасности ГДР, и работал под кодовым именем Черни. 17 декабря 1990 года де Мезьер был вынужден уйти в отставку. Впоследствии была проведена проверка этой информации, и сведения о сотрудничестве политика со Штази не подтвердились.
Сейчас де Мезьер работает в Берлине юристом. Экс-премьер ГДР также является председателем немецкого координационного комитета форума «Петербургский диалог». Несмотря на серьезную политическую карьеру, в душе бывший премьер-министр ГДР остался музыкантом. Из русских композиторов больше всего де Мезьер любит Шостаковича и наизусть помнит все его симфонии.
- Господин де Мезьер, где вы выучили русский язык?
- В школе. У нас в школе это был первый иностранный язык, просто большинство жителей Восточной Германии не очень хотели его учить. Уже будучи взрослым, я заболел туберкулезом и год провел в больнице. Я спросил тогда врача - сколько недель мне придется здесь пробыть? «В этом здании рассчитывают на месяцы и годы», - ответил он. И я решил взять учебники русского языка.
Русский я учил систематически, но языковой практики у меня не было. Заучивал, например, склонение личных местоимений, склонение существительных. В школе на уроках русского нас учили не тому, что нужно было в жизни, а фразам типа «перевыполнить план», мы читали книги о субботнике и Ленине.
- Я читала несколько ваших интервью, вас часто спрашивают о времени, когда пала Берлинская стена, когда перестала существовать ГДР. Вы с удовольствием вспоминаете об этом периоде?
- Да, потому что это был невероятный прорыв. В то время мне было около пятидесяти и у многих из нас долгое время было чувство, что в нашей жизни больше ничего не меняется, все остается как прежде... Экономика больше не функционировала, политики были старыми, их речи не убеждали.
Когда пришло это время, мы подумали, что можем что-то изменить, начать заново. Меня, например, особенно впечатляло вот что: когда мои дети в воскресенье задавали мне какой-нибудь вопрос о политике и я им отвечал, то они сразу спрашивали: «Это ответ и для школы или там нужен другой?»
Мы говорили с вами о музыке. Нам нельзя было изучать Стравинского, Хиндемита, поскольку они были «западными декадентами». Поэтому, в общем, то, что произошло в 1989 году, было похоже на второе рождение.
- Сейчас мнения разделились. Многие говорят, что это было зарождением свободы, другие же так не думают. Как считаете вы?
- Результаты последних опросов, опубликованных в прессе, гласят, что каждый четвертый бывший «восточный немец» хотел бы возвращения ГДР. А я говорю: на это можно просто взглянуть иначе. Это значит, что три человека из четырех довольны.
Есть поколение людей, для которых эти перемены являются очень горькими, я называю это поколение «поколением десяти». Это те люди, которые к тому времени были на 10 лет старше чем нужно для того, чтобы начать заново, но на 10 лет моложе чем нужно для того, чтобы выходить на пенсию. Эти люди остались без работы и много потеряли. Их можно назвать потерянным поколением. Я думаю также, что мы о них недостаточно позаботились, и если вы посмотрите на возрастную пирамиду членов политических партий, то увидите, что в партии «Левые» преобладают люди этого поколения.
- Где вы лично были 9 ноября 1989 года?
- Во Французском соборе на Жендарменмаркт (площадь в центре Берлина на территории бывшей ГДР - прим. ред.). Там было мероприятие евангелической церкви, мы пригласили представителей всех новых и старых партий. Мероприятие называлось «Как в этой стране жить дальше?»
Во время мероприятия в церковь зашел молодой человек и крикнул: «Стена открыта!» Двое из тех, кто должны были выступать, еще не выступили, и поэтому мы решили всех выслушать. Ленин утверждал однажды: если немцы будут делать революцию и соберутся штурмовать перроны, то сначала пойдут в кассу и купят билеты...
- Что вы делали потом?
- Я к стене не пошел, потому что на следующий день в 9 утра должно было состояться заседание правление ХДС (Христианско-демократическая партия - прим. ред.), которое собиралось выбрать нового председателя партии. Я был одним из трех кандидатов и вечером сделал себе несколько заметок о том, что буду говорить, если падет стена. Но вдруг понял, что могу все это выбросить и говорить буду совсем по-другому.
- Сейчас президента СССР Михаила Горбачева и других упрекают в том, что они, разрушив стену, не предложили взамен четкой стратегии. Как вы относитесь к таким упрекам?
- Горбачева тогда в Восточной Германии приветствовали почти как мессию. Он вдруг заговорила о таких вещах, как гласность, прозрачность, перестройка общества, сказал, что нужно думать по-новому, что нужно стремиться к общему дому – Европе и уходить от «холодной войны». Разве в такие переломные моменты есть план действий «на потом»? План Горбачева «на потом» был наивной картиной общего дома в Европе.
Я тогда подумал, что тот, кто говорит об общем доме в Европе, должен предложить и порядок существования в этом доме и сказать, кто где в этом доме живет, кто будет домоправителем... Но я думаю, тут все немножко иначе. С распадом Советского Союза закончилась и сталинская национальная политика. В сущности, разрушилось что-то, что было намного старше Михаила Сергеевича. Есть люди, которые говорят: Горбачев, ты отдал Польшу, Венгрию, Чехию, ГДР, а он мне сказал однажды: «Почему? Я этого не понимаю. Я отдал Польшу полякам, Венгрию – венграм, Чехию – чехам, а ГДР – немцам».
