Юрий Городненко
Бывший канцлер ФРГ Гельмут Шмидт сравнил украинский кризис 2014 года с Карибским кризисом 1962-го. Как и полстолетия назад, Москва и Вашингтон подошли к крайней точке противостояния, хотя "ни Барак Обама, ни Владимир Путин, ни тем более европейцы не хотят войны". По словам немецкого политика, данная аналогия позволяет сформулировать модель выхода из нынешнего конфликта. В частности, "мирное разрешение Карибского кризиса стало возможным потому, что, оказавшись у последней черты, обе стороны осознали степень своей ответственности".
Противостояние в Берлине достигло пика в 1961 году. Ни одна из сторон не добилась преимущества. Невозможность добиться перевеса в Европе подтолкнула США к поиску возможности расширить зону собственного присутствия у границ СССР в других регионах. В результате в том же 1961 году американцы разместили свои ядерные боеголовки в Турции.
В ответ Москва осуществила бросок в Западное полушарие — установила атомное оружие на Кубе. Казалось, от Апокалипсиса мир отделяют считанные часы.
Тогда войну удалось предотвратить благодаря прямому обращению Хрущева к Кеннеди и тайной дипломатии, итогом которой стали закрытые переговоры с участием особо доверенных лиц лидеров двух сверхдержав.
Сегодня внешне многие детали очень похожи на события тех времен. Как и Берлинско-Карибский кризис, украинский имеет тенденцию к расширению на другие территории и регионы. В начале 1960-х патовая ситуация в Берлине привела к тому, что соперники начали усиливать свои позиции в других регионах, пытаясь втянуть в противостояние других игроков (США — в Турции, СССР — на Кубе). Сегодня шаткое равновесие на востоке Украины заставляет Вашингтон активизировать действия в других регионах. Как заявил грузинский министр внутренних дел Александр Чикаидзе, Михаил Саакашвили дал конкретные поручения активистам своей партии "по созданию в Грузии атмосферы хаоса и анархии". Активизировалась американская дипломатия в Азербайджане и Армении, стремясь столкнуть эти страны.
В 1962 году главком ВВС США генерал Ле Мей, вопреки запрету президента Кеннеди, организовал серию военных провокаций против СССР (например, полеты самолетов-разведчиков над советской территорией), содействуя эскалации конфликта. Сегодня ряд американских политиков (например, сенатор-республиканец Маккейн) своими заявлениями и поступками углубляют противостояние, словно подталкивая свое правительство к войне. Как и в начале 1960-х, "ястребы" США постепенно приобретают характер мощной и самостоятельной силы, исполняющей роль подстрекателя. Такую же роль играют и некоторые внешние игроки. Во время Карибско-Берлинского кризиса Турция решительно выступала против деэскалации конфликта. Сейчас ту же роль выполняет Киев, представители которого говорят то о необходимости вступления в НАТО, то о возможности восстановления ядерного потенциала.
Есть сходство даже в деталях. Например, украинский проект "Стена", который презентовал премьер-министр Украины Арсений Яценюк в начале сентября 2014 года. Ну чем не украинский аналог Берлинской стены (официальное название — Антифашистский оборонительный вал), созданной ГДР в 1961 году вокруг Западного Берлина?
Яценюк словно не знает мирового опыта создания подобных сооружений. Вся история человечества свидетельствует, что ни одна стена не была эффективной в борьбе с врагами. Взять, например, Великую Китайскую стену — она не защитила Поднебесную ни от хуннов (против которых она и строилась), ни от чжурчжэней, ни от монголов, ни от маньчжуров, ни уж тем более от японцев с европейцами. "Стена безопасности", созданная Израилем, не спасает его от проникновения палестинцев. Точно так же, как Большая американская стена — от мексиканских контрабандистов. Да и Берлинскую стену восточногерманские беглецы преодолевали. До 1989 года она сохранилась не из-за своих высоких оборонительных качеств, а исключительно ввиду отсутствия военных действий между Западом и Востоком.
Несмотря на наличие сходства, есть и принципиальные отличия Карибско-Берлинского кризиса от украинского. Если Холодная война была битвой двух идеологических систем, то сегодня о войне идеологий речь не идет. У ополченцев Новороссии нет как таковой отдельной идеологии, как нет ее и у нынешней киевской власти. У Запада и у России — схожие экономические системы (капитализм), что также исключает жесткое идеологическое противостояние. Разделение между соперниками проходит скорее по принципу идентификации себя с теми или иными ценностями ("европейскими", "Русского мира").
Эти ценности — результат культурного своеобразия, традиций, ментальных отличий жителей разных стран. Они вне сферы анализа и систематизации. Это объект внутренней веры. Вера всегда отличается большей устойчивостью, чем идеологические установки. Идеи можно поменять при наличии убедительных аргументов. Отказ от веры ведет к внутреннему саморазрушению и поэтому представляет собой более сложный процесс.
При отсутствии стремления к пониманию ценностный конфликт будет затяжным и крайне ожесточенным. В качестве примера можно привести религиозные войны. Их причина — несовпадение ценностей. Эти войны всегда отличались особым накалом фанатизма и продолжительностью.
В этом плане конфликт на Украине рискует перерасти в очередную тридцатилетнюю войну, которая, словно черная дыра, будет втягивать в себя все новые и новые регионы, приводя их к полному опустошению.
Подобной оборотистости Киева, занимающегося откровенным вымогательством, Анкара и Гавана, получавшие в начале 1960-х годов помощь от США и СССР, могли только позавидовать. Они действовали намного скромнее. Не в пример нынешнему Киеву, который готов размещать на своей территории что угодно, от хранилищ ядерных отходов и биолабораторий до атомного оружия. Лишь бы дали деньги.
Наконец, отсутствие каких-либо правил, возведенный в абсолют цинизм наряду с нарушением любых договоренностей (публичных или конфиденциальных) с партнером — разделяет западных политиков XXI века от политиков эпохи Кеннеди и Гельмута Шмидта.
