Максим Соколов
Муссолини сам в том виноват. Прочие европейские диктаторы межвоенной эпохи все же воздерживались от прямого слияния с Гитлером в экстазе и союзе, тогда как Муссолини к концу 30-х гг. подошел в однозначном звании младшего брата Гитлера (или просто брата, чтобы не было обидно). Фашистская песня 1936 г. сообщала: "Mussolini, Hitler, Franco // tre condottieri una volontà // marceranno sempre a fianco // per la salvezza dell'umanità (Муссолини, Гитлер, Франко, три полководца, единая воля, маршируют всегда плечом к плечу ради спасения человечества)". Франко, как более осторожный и хитрый, сумел дистанцироваться от Третьего рейха, отчего умер в старости в своей постели, а фалангизм отнюдь не сделался международным ругательством. Муссолини же домаршировался.
Опять же в СССР "фашизм" был словом бранным еще с 20-х гг., и, когда Гитлер пришел к власти (тем более, когда вступил в войну с Советским Союзом), его режим и его преступления стали расширительно называть фашистским. Более распространенное на Западе слово "нацизм" в русском языке так и не прижилось. А поскольку преступления Германии и Италии несравнимы ни по размаху, ни по тяжести, произошло поглощение смысла. По умолчанию фашизм — это прежде всего идеология и практика Третьего рейха (снятый в 60-е гг. фильм М. Ромма "Обыкновенный фашизм", Италии вообще не касавшийся). В соответствии же с заветом Б. Брехта "А вы учитесь не болтать, а видеть, // Учитесь не смотреть, а ненавидеть, // Хоть человечество и было радо, // Отправив этих выродков налево, // Еще плодоносить способно чрево, // Которое вынашивало гада", идея ранней диагностики и профилактики фашизма, чтобы давить гада в зародыше, стала весьма распространенной. Что, при несомненном благородстве идеи, приводило и довольно часто к весьма расширительному толкованию фашизма, под которым понимался вообще всякий не слишком приятный режим, а под фашистом — зачастую просто нехороший человек.
Слово "фашизм" претерпело инфляцию и, как неизбежное следствие инфляции, девальвацию.
Но девальвация слова не исключает ситуаций, определяемых вопросом "А как еще прикажете это назвать?". Уже национальная революция 22 февраля на Украине, сопровождавшаяся бесчинствами и полной безнаказанностью отрядов самообороны Майдана (в Германии 1933 г. такие отряды назывались штурмовыми); сопровождавшиеся применением грубой физической силы публичные унижения политических противников и просто не понравившихся штурмовым отрядам граждан; поджоги домов коммунистов, закончившиеся роспуском фракции КПУ в Верховной Раде; расправы над неугодными СМИ, — все это вызывало неконтролируемые ассоциации с деяниями нацистов в 1933 г. и чернорубашечников в Италии в 1922-1923 гг.
Но, может быть, более ужасным, чем сам одесский погром, была реакция на него украинской общественности. Никакого покаянного опамятования, но веселые шутки про "поджаренных колорадов". Столь жизнерадостного отношения к погромам в Германии тоже не было, господствовала скорее лицемерная (или искренняя?) отговорка незнанием.
Соответственно, и в национальный пантеон включили фигуры Бандеры и Шухевича, а также прочих деятелей УПА времен Великой Отечественной войны. Фигуры, у самих немцев, отнюдь не отличавшихся мягкосердечием, вызывавшие некоторое неприятие своим нечеловеческим зверством. "Герои Украины" — это те, про которых без всякой сардонической усмешки, но в буквальном смысле можно сказать: "Уволен из гестапо за чрезмерную жестокость".
Антитеррористическая, т. е. карательная операция в Донбассе, сопровождающаяся грубым нарушением всех законов и обычаев войны, повлекшим за собой массовые жертвы среди мирного населения, тоже вызывает ассоциации. Германское командование в 1941 г. издало разъяснительную директиву о том, что никакие нормы ведения войны не имеют силы на востоке. Донбасс для Киева — тоже восток, населенный унтерменшами. Отсюда и правила ведения войны, заключающиеся в отсутствии всяких правил. Там живут недочеловеки (задокументированное высказывание киевского премьера А. П. Яценюка), и что же с ними церемониться.
В конце 1933 г., по свежим следам "национальной революции" Л. Фейхтвангер писал: "А Германию тем временем все плотней и плотней обволакивал туман лжи… Страна отдана была во власть лжи, которую изо дня в день изрыгали фашисты, миллионы раз повторяя ее в печати и по радио… Пользуясь всеми средствами современной техники, фашисты внушали голодающим, что они сыты, угнетенным — что они свободны, тем, кому угрожало растущее возмущение всего мира, — что весь земной шар завидует их мощи и величию. Безумием и ложью являлось все, что делали и приказывали властители третьей империи. Ложью были их слова, и ложью было их молчанье. С ложью они вставали, с ложью ложились. Весь их строй был ложью, ложью были их законы, ложью были их приговоры, ложью была их немецкая речь, наука, право, вера. Ложью был их национализм и "социализм". Ложью были их мораль и любовь. Все было ложью. И только одно было правдой: их человеконенавистничество… Страна была доведена до нищеты, страна была доведена до разорения. Но гуляющие по Курфюстендамму в Берлине, по Юнгфернштигу в Гамбурге или по Гохштрассе в Кельне видели только спокойствие и порядок".
Хотя и уже принесенных достаточно.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
