Во время одной из постановок вольнолюбивого Театра.doc в подвальчике в Трехпрудном переулке один из персонажей грозится облить себя мочой. Долго потрясает тазиком. Потом от угроз переходит к действиям. Зрители замерли: не может быть! Может. Запах и цвет не оставляли сомнений.
Театр.doc недаром называет себя единственным в стране театром, в котором не играют. Раз сказал: "Мокрые будем!" - значит, будем мокрые. Все как в жизни - мат, хамство, драки чуть не до настоящей крови. Но проклятый Станиславский все время как будто рисовался на стене в своем скептическом пенсне: "Не верю!"
И не верилось. То есть моча в тазике была настоящая. А вот игра была ненастоящая. Движения не сценические, голос не поставленный. Моча не убеждает, актеру, режиссеру и автору - не верю, хотя Театр.doc и повторяет постоянно, что его пьесы основаны на подлинных событиях и реально взятых интервью. Как будто в интервью люди не лгут…
По тем же эстетическим причинам не верю я и в то, что новая Россия примет свою свободу из рук одного из участников группы "Война", преследуемого по закону за обливание полиции все тем же продуктом человеческой жизнедеятельности.
Свобода приходит с потом, а не с мочой и кровью. Хотя множество газет и радиостанций упорно убеждают: "Товарищ, верь!" А по объему ссылок в прессе, особенно в иностранной, Театр.doc и "Война" оставляют далеко позади и МХТ, и Третьяковскую галерею.
Нетронутая зона
Театр в России - учреждение консервативное, а потому брутальные и фекальные веяния современности дошли до него с некоторым опозданием. Уже вовсю тужился перед картиной ван Гога художник-акционист Бренер; уже пустились во все тяжкие телевидение и кино, а театр с "фоменками" и с хранящими традиции труппами "отсталых" репертуарных коллективов все еще заставлял нас плакать и смеяться в соответствии с замшелой аристотелевской поэтикой.
Почему так произошло? Может быть, потому что до театра медленнее доходили рекламные деньги, и он не являлся привлекательным "активом" для олигархов.
Повиснувший на государственной поддержке театр оставался отдушиной и для актеров, желающих хоть как-то сохраниться в профессии. Попробуйте сказать Михаилу Пореченкову, что он способен украшать собой только брутальные сериалы. Знаете, как обидится? На месяц отправит смотреть себя настоящего - в театре.
Но недолго еще осталось театру резвиться. Атака идет под европейскими лозунгами и сразу на двух фронтах - экономическом и эстетическом.
Атакуют деньги и эстеты
Театральный критик, агитатор и организатор Марина Давыдова уже давно рекомендует соответствующим ведомствам присмотреться - какие театры у нас идут не в ногу с современностью. И несовременных - закрывать.
Критерии простые - количество отзывов в прессе, награды на международных фестивалях, "инновативность" и "европейскость" эстетики. Нет сомнения, что охочие до сокращения бюджетных расходов и навязывания людям всякого рода критериев ведомства - прежде всего Минэкономразвития и Минфин - к Марине Давыдовой прислушаются.
Это только министерство культуры осмеливается утверждать, что театров с качественной актерской игрой в нашей стране на самом деле, наоборот, не хватает. А призы и отзывы в прессе "Войне" и Театру.doc получить как раз проще - особенно за границей. Там очень часто на современное русское искусство смотрят так же, как советские учебники смотрели на литературу и театр дореволюционной России. Хорошо все, что приближает крах "проклятого режима" и демонстрирует разложение "отживших форм жизни".
В итоге "Золотой кактус" в Голландии получает, например, фильм Хржановского "Четыре", в котором деревенские бабушки развлекают себя и зрителей сексуальными играми. Этакие почвеннические Pussy Riot на природе…
На эстетическом фронте атаку на отсталый театр возглавляет драматург и колумнист Саша Денисова. Вот что она пишет в своей колонке в "Русском репортере": "Облекай свою гражданскую позицию в театральное действо! А выясняется, что все заняты высоким искусством… Наша педагогическая система, как я вижу по двадцатилетним выпускникам театральных вузов, закладывает в студентов несколько опасных чипов, связанных с пониманием искусства как зоны художественной ответственности… Сначала годы школярства и лессировок - и только потом можешь себе позволить. Для лессировок берутся Чехов, Шекспир, Мольер, Платонов и какой-нибудь Серебряный век".
Фантазий нет, вранье - есть
А как же нужно ставить? Саша Денисова объясняет - безответственно. И приводит в пример все тот же Театр.doc, где уже вовсю идет работа над спектаклем о нынешних митингах в Москве, а недавно выдали на-гора постановку о прошлогоднем аресте ключевого белорусского диссидента. И наверняка все - в стиле "вербатим", на основе "подлинных" интервью, без фантазий.
Берусь утверждать: без фантазий - будет вранье. Раньше такое вранье называлось конъюнктурщиной, теперь - актуальным искусством. Правда искусства - это метафора, а метафору-то Саша Денисова как раз не приемлет: "Все молодые хотят брать планки высокого и рождать великие метафоры. А оглядываться по сторонам не хотят".
В том-то и загвоздка искусства, что в нем придуманная сцена может оказаться реальнее организованного в виртуальном пространстве митинга на Болотной.
Чеховский Иван Петрович Войницкий ("Дядя Ваня") никогда не существовал в природе. Но в пьесе он сталкивается со вполне современной русской проблемой - в России работа на земле не приносит стабильных доходов! Дядя Ваня живет в семейном имении, на этой самой скудно родящей земле. Денег мало, приходится торговать горохом и творогом.
Некогда обожествляемый Войницким профессор Серебряков, вдовец покойной сестры Войницкого, предлагает финансово обоснованный чубайсо-кудринский вариант. Землю, дающую всего два процента в год дохода, продать, деньги перевести в ценные бумаги и получать в год 4-5 процентов вместо двух. Этих денег хватит и на бездельную жизнь, и на дачу в Финляндии.
Но дядя Ваня не принимает этот вполне экономически состоятельный план Серебрякова, поскольку принять его - значит бросить родовое гнездо. Больше того, дядя Ваня вдруг понимает, что почти всю жизнь "креативный" профессор водил его за нос: "Ты был для нас существом высшего порядка, а твои статьи мы знали наизусть… Но теперь у меня открылись глаза! Я все вижу!.. Ты морочил нас!"
А земля все продается…
Разве за этими фразами не наша нынешняя жизнь? Разве не продается сегодня земля, поскольку большая часть России - зона рискованного земледелия, а риски у нас традиционно страховало ныне не желающее это делать государство? Разве не вкладываются вырученные деньги в иностранные ценные бумаги? Разве не покупаются и ныне на остатки от этих операций дачи во все той же Финляндии? И разве не проворачивают эти делишки порой те самые профессора, чьими статьями мы зачитывались в перестроечную пору? Разве дядя Ваня - это не мы?
Если бы Чехов был Сашей Денисовой, он поехал бы брать интервью у членов какого-нибудь ОАО, бывший колхоз "Красный лапоть", и вывалил на нас кучу откровений про сосиски, приписки и скупку акций у наивных пайщиков.
Но Чехов дает эту тему через позднюю любовь Войницкого к жене профессора, через отчаяние провинциального мечтателя, из которого мог бы выйти Шопенгауэр, а вот не вышел. И получается правдивее и пронзительнее.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
