Пока суперагентам снятся страшные сны о провале в тылу врага, их создатели, как правило, тяжело ворочаются в постели и не могут заснуть в предчувствии и ожидании своего собственного провала у широкой публики. Максим Максимович Исаев, герой одноименного сериала Сергея Урсуляка, с честью выпутался из тех перипетий, что уготовили ему на пару писатель Юлиан Семенов с Историей, и запутался в отношениях с современной публикой.
Публика, которая раза два в год пересматривает «Семнадцать мгновений весны», не поверила, что перед ней тот самый Штирлиц, но только на 20 лет моложе. И уже на второй день показа почти наполовину рассосалась. И критика почти сразу разочаровалась. Историки были шокированы. В какое недоумение пришли рекламодатели и топ-менеджеры канала «Россия», можно только предполагать.
Последним сразу объяснили то, что они и сами без нас хорошо ведают: нельзя сериал начинать с ненатянутой как тетива, интриги. С неотчетливого главного героя. Нельзя слишком сильно разбавлять детективный сюжет мелодраматическими паузами. И т.д.
Если говорить о том, почему были обмануты ожидания массовой аудитории, то приведенные здесь причины основательны.
Как уместны и другие объяснения. Все-таки, режиссер Сергей Урсуляк со своим соавтором сценаристом Алексеем Поярковым сняли сериал с «двойным дном».
Первое дно – сугубо приключенческая история. Второе – история гуманитарная. И она заметно утяжеляет и детективную фабулу и совесть главного героя. Нести этот крест вместе с Максимом Максимовичем Исаевым массовый зритель то ли не захотел, то ли не смог. Потому с легкой душой сначала переключился на «Террористку Иванову», а затем – на адмирала Колчака.
Потом, надо иметь в виду, что в памяти народной мифология Гражданской войны не так свежа, как мифология Великой Отечественной.
В «Мгновениях» рядом с вымышленными персонажами крутятся известные исторические ньюсмейкеры: Сталин, Даллес, Гиммлер, Борман, Мюллер, Шеленберг… А тут, в «Исаеве» – малоизвестный широкой публике чекист Бокий, большевистский функционер не первого ряда Павел Постышев, советский военачальник Василий Блюхер и еще несколько эпизодических деятелей белого движения вроде атамана Семенова, генерала Молчанова и братьев Меркуловых. Как легко заметить, не тот гарнир.
У историков свои претензии по части достоверности. Бокий, борец с расхищением царского имущества, был сам не безгрешен: он вымогал у богатых буржуа, желавших покинуть отечество, золото и дорогие вещи.
Павел Постышев не был ангелом, хотя вернул детям и взрослым праздник новогодней елки. Как, впрочем, и Василий Блюхер. У красноармейцев не такое обмундирование. Москва в 20-е годы не была такой чистенькой, как это мы видим на экране. И т.д.
Но ведь в каждом художественном создании, даже в самом совершенном, написанном или снятом на материале истории, всегда найдется куча несоответствий и отступлений от правды минувшего времени. Их немало отыскивалось и в «Броненосце Потемкине» Сергея Эйзенштейна.
Тут у художника всегда одно оправдание. Зато – веское: он, ведь, не экранизирует историю, не беллетризирует ее; он снимает фильм по мотивам истории определенного периода времени. А в данном случае Сергей Урсуляк ко всему прочему снял фильм по мотивам мифа о вымышленном национальном киногерое – Штирлице. А мотивы прозы Юлиана Семенова явно отступили и даже потерялись в сериале «Исаев».
Уже в первой части сериала, в «Брильянтах для диктатуры» пролетариата» была отчетливо приметна игра со «штирлициадой», и я об этом поминал в одном из предыдущих текстов.
Во второй части «Пароль не нужен» эта «игра» стала более, чем очевидной. Хотя бы потому, что у Исаева появился достойный соперник – полковник Гиацинтов, начальник контрразведки белых. Он как бы – предвосхищение гестаповца Мюллера. И есть даже некоторое внешнее сходство с ним. Ну, а дальше на сходство «работают» повадки Гиацинтова, его ядовитый смешок (тут надо воздать хвалу артисту Борису Каморзину, который ничуть, не подражая Леониду Броневому, сумел живо передать иезуитскую природу своего персонажа), коллизии, что возникают по ходу повествования, интеллектуально-психологические дуэли и т.д.
Есть прямые отсылки к «Мгновениям» - реплика, проброшенная Гиацинтовым: «Запоминается последняя фраза». Есть косвенные полунамеки.
Гиацинтов, уже догадываясь, с кем он имеет дело, не ведет своего приятного собеседника в пыточный подвал, как это впоследствии сделает Мюллер со Штирлицем, а всего лишь предлагает Исаеву его осмотреть.
Ну, и, разумеется, музыка Микаэла Таривердиева, по поводу изобилия которой у критиков и зрителей накопилось немало претензий.
Но это, как посмотреть, и, как смотреть сам сериал. Если его воспринимать исключительно по законам авантюрного жанра, то тогда, конечно… Если же попытаться увидеть экзистенциальную драму лирика и романтика, оказавшегося перед лицом тяжелого выбора, то все правильно и по делу.
В «Мгновениях» Штирлиц другой. И Таривердиев – другой. Точнее: в другой роли.
Там тема отъединенности, одинокости доминирует. Там песни Таривердиева – как плотное, теплое лирическое одеяло для героя. И для нас – зрителей. Он, завернувшийся в него, как в коконе. Мы – тоже. И у него есть надежный тыл – правое в моральном отношении отечество. И у нас – тоже.
Здесь в музыке главенствуют мотивы сомнений и безнадежности. В сюжете их тоже предостаточно.
Если в первой части Максим Максимович не уверен, с кем он – с красными или с белыми. Он всего лишь поступает по ситуации. Он живет по принципу: из двух зол выбирать приходится меньшее.
Меньшим ему казалось зло, которое исходит от красных, и он им служит.
Меньшее зло в какой-то момент оборачивается – грандиозными злодеяниями. Но это – за пределами фабулы. Авторы, однако, считают необходимым недвусмысленно намекнуть на реальные обстоятельства. Во второй части делаются отбивки стоп-кадрами, что-то вроде информации для размышления. Они касаются дальнейшей участи благородных и не очень благородных исторических персонажей – Постышева, Блюхера. Они победили белых в рамках сюжета, а вне рамок были казнены красными.
В гражданской войне Максима Максимовича Исаева не оказалось победителей. И, стало быть, она была бессмысленной. Если, правда, не увидеть ее смысл во встрече с девушкой Сашей, которая для будущего Штирлица, если верить его сновидениям в последней серии, и стала единственным надежным тылом в его жизни.
Верить приходится, но веришь условно, поскольку лирика взаимоотношений влюбленных смотрится как общее место.
Авторы сериала, поднявшись над мифом, поиграв с ним, снова нырнули в него. А он уже обмелел; он иссушен и практически выжжен анекдотами и пародиями.
***
Финал «Исаева» отсылает к последним кадрам «Мгновений». Герой снова за рулем машины. У него паспорт на имя Макса Отто фон Штирлица. И прощальный титр: «В Москву он вернется через 19 лет, семь месяцев и 5 дней». А он уже психически болен и становится боязно: сможет ли он исполнить то, что ему предстоит исполнить. То есть: помешать гитлеровцам разрушить польский город Краков, предотвратить создание учеными Рейха ядерной бомбы и торпедировать сепаратное соглашение терпящих поражение немцев с западными Союзниками.
…Ему грустно и одиноко. Это понятно из плана одинокой машины, снятой с верхней точки.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
