Праздники вроде прошли, но с середины недели на телеэкранах федеральных вещателей снова побежали кадры гайдаевских комедий... Снова - погони, трюки, гэги и метаморфозы. Плюс воспоминания о том, каким мастером и человеком он был - Леонид Иович Гайдай.
Чтобы это могло значить? Ничего иного, кроме того, что у одного из самых популярных отечественных комедиографов - очередной юбилей. 30-го января ему могло бы исполниться 85 лет.
Его комедии - вечнозеленые растения, что для нашего сурового климата, для нашей исторической погоды с ее прихотливыми и непредсказуемыми переходами из зимы в весну, из лета в осень, с ее нечаянными заморозками и негаданными оттепелями, необъяснимо.
Как они проросли в советское время, когда власть сама не шутила и другим не давала? И особенно над собой?
Многим комедиям Гайдая по 30-40 лет, а они по-прежнему с нами и в будни и тем более в праздники. Начиная с "Пса Барбоса" и кончая "Дерибасовской", от которой до Брайтон-бич подать рукой.
Почти до каждой из его комедий сегодня рукой подать. Они все рядом, на слуху и на виду. Они -- источник вдохновения для современных развлекательных проектов. Всякий новогодний праздник проходит под знаком перепеваний и перелицовываний сюжетов его комедий.
Уж, какая нынче на экранах телевизора толкотня юмористов, а его Шурик со своими партнерами и приключениями никому из нонешних не уступает.
Картины Гайдая образовали что-то вроде отдельной территории, суверенной страны внутри нашего кинематографа, куда, впрочем, никому вход не заказан. Куда каждый не прочь заглянуть, особо в минуту усталости, стресса и душевной непогоды...
Пушкин в свое время и в подобных случаях советовал: «...откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро». Сегодня можно было бы прибавить: «...иль посмотри «Брильянтовую руку».
Страну, по периметру которой выстроились «Пес Барбос», «Операция «Ы», «Кавказская пленница» и др., можно было бы назвать по старинке - Центральный Парк Культуры и Отдыха им. Гайдая.
Но можно и более доходчиво, на современный лад: «Гайдайленд». Это страна памятных с детства аттракционов.
...Леонид Гайдай, после того как окончил ВГИК, ничего, кроме комедий, не снимал.
Сегодня те, кто знал и помнит его смолоду, со вгиковской поры, уверяют, что не стань он режиссером, наверняка прославился бы как комический актер. Тут же вспоминают, как он уморил со смеху маститых преподавателей ВГИКа в одной из своих курсовых работ. Кинорежиссер Владимир Наумов с восторгом рассказывает, как смешно и гениально худой, длинный Леня, которого в профиль невозможно было увидеть, сыграл в фильме «Ветер» малюсенькую роль. Сыграл так, что они (Наумов со своим соавтором Аловым) решили в каждом следующем своем фильме снимать Гайдая в каком-нибудь эпизоде. Чтобы он у них был как талисман. Как знак удачи. Как, например, у Георгия Данелия - Евгений Леонов.
Однажды он все-таки снялся в большой роли. То была роль в фильме классика отечественного кино Бориса Барнета «Ляна» (1955г.). И фильм забыт, и о роли Гайдая в этой картине никто не вспоминает. Даже историки кино не вспоминают. Между прочим, напрасно - и фильм смотрится, и за молодым, длинным и худым Леней интересно наблюдать. Он действительно мог бы стать хорошим эксцентричным актером масштаба Сергея Филиппова, Михаила Пуговкина, Юрия Никулина. Но Леонид Гайдай как актер умер в себе, как в режиссере.
Про него можно было бы написать роман а-ля Гюго - "Режиссер, который смеется". Хотя бы потому, что он не комедий не снимал. И потому, что в природе, в характере этого мастера было нечто такое, что обрекало его на комедийное формотворчество.
Гайдай - комедиограф послевоенного призыва. Он пришел в наше кино, когда оно возрождалось. А возрождалось оно, как мы помним, постоянно - какое десятилетие ни возьми. Сегодня, говорят, опять у нас ренессанс.
Тогда оно оживало после печального периода малокартинья и оттаивало после долгой и суровой идеологической зимы. Ученика знатного советского комедиографа Григория Александрова приютил на «Мосфильме» другой не менее знатный комедиограф Иван Пырьев.
Первый блин оказался комом - комедией "Жених с того света". Ее время от времени показывают по телевизору. Вот она смотрится трудно, кажется невозможно архаичной. Говорят, что в первом варианте была очень смешной. Но затем по велению министра культуры оказалась искалеченной. Автор постарался забыть ее как страшный сон и огорчался, когда о нем ему напоминали.
А тот Гайдай, которого мы знаем, любим и чтим, начался с короткометражной ленты "Пес Барбос и необычный кросс". Именно в ней можно найти истоки поэтики и эстетики всех последовавших гайдаевских картин. Экранизировал ли он О. Генри ("Деловые люди"), Ильфа и Петрова ("Двенадцать стульев"), Булгакова ("Иван Васильевич меняет профессию"), снимал ли самые свои заразительные комедии "Операция "Ы", "Кавказская пленница", "Бриллиантовая рука"...
Уже в этой короткометражке мы находим то, на чем держатся все его
комедии - погони, подстегиваемые музыкой Александра Зацепина, монтаж
нечаянных и негаданных гэгов и пристрастие к маскам.
Его комедии не были комедиями характеров. Но и комедиями только
положений их неправильно было бы назвать. Скорее - комедиями масок. В 60-е годы работа с масками оказалась, как сегодня бы сказали, "ноу-хау" Леонида Гайдая. Он возродил в нашем отечестве редкий жанр кинематографа - комическую ленту, мастерами которой в свое время были Чаплин, Китон, Ллойд.
После войны в этом жанре работали французы Жак Тати и Пьер Этекс.
С Балбесом, Трусом и Бывалым все понятно - это, можно сказать, очевидные маски. Но ведь и Шурик был маской - такой конденсат наивности, простодушия и рыцарской самоотверженности. Так ведь в этом смысле Шуриком был и пес Барбос, который в своем собачьем идеализме и в своей собачьей преданности браконьерам ставил их все время в неловкое положение.
В этом же смысле Шуриком оказался герой Юрия Никулина в "Бриллиантовой руке".
Шуриками были Остап Бендер (в "12 стульях"), изобретатель машины времени (в "Иване Васильевиче"), Иван Александрович Хлестаков (в "Инкогнито из Петербурга").
Обезоруживающая зло наивность живет и побеждает в комической ленте Леонида Гайдая.
Да и он сам был в значительной степени Шуриком, раз так преданно, самозабвенно служил своему жанру. И пытался служить ему верой и правдой, когда тот уже не мог ответить ему взаимностью.
Маски, конечно, живут дольше реалистически воссозданных персонажей; они более жизнеспособны. И потому могут переходить из одного фильма в другой, могут быть позаимствованы иными авторами. Но и они не бессмертны.
Не бессмертны даже в пределах одной биографии художника.
Виктор Шкловский называл чаплиновского Чарли неизменяемым мерилом изменяющихся миров. Он так говорил в пору расцвета немого кино и великого триумфа Чаплина. Но мы-то знаем сегодня, что в какой-то момент и эта великая, универсальная маска перестала быть мерилом - настолько категорически сильно изменился мир.
И маска наивного, простодушного идеалиста Шурика, увы, умерла даже раньше, чем не стало ее создателя - Леонида Иовича Гайдая.
Может, потому, что наивность и простодушие перестали быть оружием в битве со Злом, в сражениях с Несправедливостью, в столкновениях с Глупостью и т.д.?
Советская власть, будучи сама циничной, жестокой и бездушной в отношениях со своими подданными, более всего ценила и пуще прочего культивировала в них душевность, простодушие и наивность. Так ей было удобнее управляться с народонаселением. В конце концов, это обернулось против нее. Она прежде, чем оказаться неуважаемой, стала анекдотичной и смешной. В том числе, и благодаря Гайдаю.
Что же касается самой наивности, то к концу века она больше и не щит, и не меч. В наше время - тем более. В наше время спросом пользуется другое оружие - злое шутовство. Типа того, что представлено в «Самом лучшем фильме» от «Комеди клаб».
***
85 лет, как родился Леонид Гайдай, и пятнадцать из них, как его нет с нами, а кажется, что мы с ним и не расставались. Это потому что после него остался парк доисторического периода, в просторечии именуемый "Гайдайленд", где можно, как и раньше, расслабиться и передохнуть. На сей раз - от рыночной действительности.
