Ростислав Ищенко, обозреватель МИА "Россия сегодня"
В течение последнего года резко усилился скептицизм экспертного сообщества относительно участия Белоруссии в российских интеграционных проектах.
Что именно тормозит интеграцию? Для начала выясним основной комплекс противоречий, которые несомненно присутствуют в российско-белорусских отношениях, как и в отношениях любых других государств.
На поверхности лежит различие российской и белорусской экономических моделей. Некоторые даже утверждают, что российская и белорусская экономики принципиально не интегрируемы. Этот вывод делается на основании факта сохранения белорусским государством контроля над командными высотами в экономике и высоком уровне государственного патернализма в социальной политике. Часть экспертов даже говорят о "белорусском социализме". Впрочем это не мешает их коллегам называть белорусскую модель государственным капитализмом.
Казалось бы, Россия, пережившая массовую приватизацию 90-х годов и "семибанкирщину" в политике действительно живет в принципиально иных экономических условиях. Однако в последние пятнадцать лет российское государство стремилось проводить сильную социальную политику, а также вернуло государственный контроль над стратегическими отраслями экономики. В то же время в Минске все активнее говорят о необходимости реформ, подразумевающих среди прочего приватизацию стратегических предприятий.
То есть модели на самом деле сближаются. Что касается модели политической, то (при всех отличиях) российская система власти до сих пор в не меньшей мере держится на личном авторитете Путина (избиратели строго персонифицируют российскую политику), чем белорусская на авторитете Лукашенко, а казахстанская (кстати) на авторитете Назарбаева. Я бы хотел особо подчеркнуть, что технически (исходя из соотношения прав и полномочий органов власти, а также методов их формирования) данные модели принципиально не авторитарны (во всяком случае более демократичны, чем британская). Однако высокий уровень персонификации политики избирателем приводит к определяющей роли главы государства в устойчивости всей системы.
Если мы взглянем на коррекцию в последние годы белорусской внутренней политики, то придем к выводу, что имеем дело с неприятным, но объективным процессом. В Белоруссии выросло "суверенное поколение", для которого свое государство — не свалившаяся на голову из-за беловежского сговора независимость, а данность. Россия — да, партнер и сосед, но все же другое государство. За этот же период сформировалась белорусская политическая элита, привыкшая не просто к власти, но к власти суверенной, когда любые решения принимаются самостоятельно.
Наконец, широкие слои населения Белоруссии привыкли к государственному патернализму и с опаской относятся к перенесению на белорусскую почву российской экономической модели, в которой бизнес имеет значительно больше свободы, но и от личности требуется значительно больше ответственности.
То есть национализация политики Белоруссии, некоторое дистанцирование Минска от Москвы, наметившееся в последние годы является логическим ответом на запрос влиятельных социальных групп. Отсюда и конкретное выражение этой политики.
Неслучайно эксперты констатируют, что белорусский национализм, включая действительно маргинальные радикальные группы, свойственен, прежде всего, молодежной среде. Так это то самое поколение, которое родилось и выросло в независимом белорусском государстве и рассматривает его как самостоятельную ценность.
Как известно, если какое-то явление нельзя отменить, его надо возглавить. Насколько эффективным будет белорусское государство в приручении молодежного национализма, покажет время. Россия, раньше столкнувшаяся с этой проблемой, пока в целом справляется. Украина заигралась, и национализм ее похоронил.
Пытающаяся сбалансировать российское влияние на белорусскую политику, угрожающее ее суверенному правлению, белорусская элита, естественно, пытается найти противовес в виде Европейского союза. Другого балансира у нее просто нет — не к Китаю же обращаться. Результат — усиление западнической риторики.
Поскольку постсоветский национализм в бывших европейских республиках (не только в Белоруссии, но и в Молдавии, на Украине, в Прибалтике) неразрывно связан с западничеством, эти тенденции логично смыкаются, чем достигается синергетический эффект. В то же время глобальный системный кризис сильнее всего ударил по белорусской экономике (а значит и по благосостоянию населения) именно в момент ускорения процессов евроазиатской интеграции. Хоть непосредственной связи здесь и нет, но линейная логика подсказывает, что пока "белорусский социализм" не интегрировался в "российский капитализм" все было хорошо, а как начал, так ситуация и ухудшилась.
Все это, безусловно, тревожные звоночки. В принципе эти, пока еще малозаметные тенденции могли бы действительно за несколько лет серьезно изменить к худшему ситуацию в российско-белорусских отношениях, стимулировав переориентацию Минска на Запад. Могли бы, но не изменят. В силу нескольких причин.
Во-первых, Украина служит сдерживающим примером и для населения, и для элит, и даже для умеренных националистов. В Киеве проиграли все, включая бизнес. Экономика уничтожена, страна разваливается и радуются только бандитствующие радикальные нацисты, для которых в условиях полной импотентности государственных правоохранительных структур наступило раздолье. И все это результат радикальной национализации и вестернизации политики Киева в последнее десятилетие.
Во-вторых, Белоруссия не имеет такого анклава радикального национализма и западничества, каким на Украине была Галиция, которую в Киеве неслучайно называли "украинским Пьемонтом". Именно оттуда метастазы радикального русофобского национализма расползались по всей стране. На юго-востоке и в центре Украины националисты до сих пор не чувствуют себя достаточно уверенно.
В-четвертых, за последние десять-пятнадцать лет ЕС существенно политически ослаб, а Россия серьезно усилилась. Баланс влияний на постсоветском пространстве, ранее безоговорочно складывавшийся в пользу ЕС и США, изменился. Более того, ведущие страны ЕС (Франция и Германия) стремятся разрешить украинский кризис и вернуться к нормальным отношениям с Россией, а не создавать новые кризисы, которые в результате по ним же и бьют. В новых условиях провести Белоруссию по пути Украины, да еще и в сжатые сроки, США не смогут — нет достаточного ресурса.
Ну и, в-пятых, что немаловажно, Лукашенко — не Янукович, а Белоруссия уже сейчас политически и экономически интегрирована с Россией куда сильнее, чем была Украина.
Можно ли при всей этой благостности предполагать возможность кризиса в Белоруссии? Можно.
Думаю, что критической датой будет 2018 год. В январе 2017 года вступит в должность 45-й президент США. Ему надо будет провести назначения на ключевые посты. Затем он и его команда должны будут войти в курс дел, наладить отношения с конгрессом, сформулировать свою внешнеполитическую стратегию. На все это надо время.
А вот в 2018 году в России должны будут пройти президентские выборы. Для США наступит момент истины. Если в ходе этих выборов, они не смогут заблокировать преемственность российской власти и политики, то последний шанс закончить глобальную политическую партию в свою пользу будет упущен. Вот тут будут мобилизованы все ресурсы. Всякое лыко пойдет в строку. И Белоруссию, и не только ее начнут раскачивать независимо от готовности.
Но думаю, что даже в этом случае США скорее сделают ставку на верхушечный переворот, а не на цветные технологии. Часть элиты купить значительно проще, чем в сжатые сроки (за два года) переформатировать все общество, привив ему суицидальный синдром. Но верхушечный заговор, даже при наличии первоначального успеха, легко подавляется, если заговорщики не поддерживаются обществом (вспомним судьбу убийц Цезаря). Так что, даже если Вашингтону удастся временно дестабилизировать Белоруссию, это будет не главный удар, а отвлекающий маневр.
Дело в том, что, выбирая между "европейской" и евроазиатской интеграцией, постсоветские государства на деле выбирают между смертью и развитием. Сделавшая свой выбор Украина умирает слишком долго, тяжко и некрасиво, чтобы кто-то в здравом уме решился повторить ее путь. А выбор, сознательно сделанный государством, практически невозможно сломать никакими заговорами, цветными технологиями.
Поэтому, как говорил единственный президент Белоруссии Александр Григорьевич Лукашенко, будет "тяжело, но недолго".
