Алена Солнцева, спецкор "Московских новостей", для РИА Новости.
Конфликт в театре Гоголя, длившийся два месяца, вроде бы благополучно разрешился. Новый худрук театра Кирилл Серебренников, ставивший спектакль в Германии, приехал в Москву, встретился с актерами, пообещав работу, социальные гарантии и сохранение репертуарного театра. Большинство согласились работать. Но всем стало понятно – перемены в театральном мире неизбежны, и проходить они будут болезненно.
Митинги и протесты
Когда в театр Гоголя в августе волевым решением был назначен Кирилл Серебреников, а прежний худрук Сергей Яшин, проработавший там 25 лет, уволен, театральная общественность встревожилась.
Труппа, почувствовав в грядущих реформах угрозу своему привычному укладу, пишет письма, выходит на митинги, выступает в СМИ, и утверждает, что впереди – гибель репертуарного театра. Многие актеры из других театров солидарны с протестантами: из театра Ермоловой приходят телеграммы поддержки, из театра Моссовета – ходоки, театр Станиславского (неизвестно, музыкальный или драматический) выставляет баннер "Станиславцы с вами", журналисты порицают позицию Департамента культуры, расторгшего договор с бывшим руководством, а председатель СТД Александр Калягин пишет письмо, в котором призывает труппу успокоиться и решать ситуацию полюбовно, предлагая свое посредничество.
Последний спектакль театра проходит в атмосфере, близкой к похоронам: актеры после спектакля кидали в зал, наполненный сочувствующими и друзьями, розы, многие плакали, а в зале раздавались негодующие возгласы и обвинения в адрес нового руководства и московского департамента культуры.
Чего только не говорилось в эти дни в московском закулисье – но, надо признать, консолидированной поддержки протестанты из театра Гоголя так и не получили.
А после заявлений Кирилла Серебренникова о грядущих планах и вовсе почти все успокоились…
Действительно, большая часть труппы получила предложения новых ролей, да и те, кто не хочет работать в новом коллективе, тоже не уволены, получают свою зарплату, а если хотят играть свои спектакли – пожалуйста, никто не против, только в другом месте, театральное здание ставится на ремонт, уж очень оно запущено.
Хотя, на самом деле, расслабляться нет оснований. Самое неприятное из обещаний молодого худрука, – это обещание держать актеров в состоянии вечного кастинга. Необходимость ежедневно доказывать свою конкурентоспособность, демонстрировать, что ты лучший, быть в тонусе, много работать и не быть уверенным в завтрашнем дне.
Все это Серебреников уверенно назвал естественными составляющими профессии актера. А ведь к этому всерьез почти никто не готов.
В труппе – пожизненно
"Театр – не собес", сказал Сергей Капков, руководитель столичного Департамента культуры. Но ведь, как это ни странно, последние десятилетия советской власти – да что там, даже и во время войны – театр, в сущности, таким собесом и был.
Попав в театральную труппу, актер мог уже особо не беспокоиться – ему гарантировали минимальную зарплату, и что более важно – чувство социальной защищенности.
В отличие от киноактеров, переставших сниматься и после этого зачастую забытых и одиноких, театральный актер всегда мог рассчитывать на помощь коллег. Актер не уходит на пенсию – он умирает в труппе. Не выходя годами на сцену, не играя, не репетируя, актер все же имеет свое место, может приходить в театр, ворчать на коллег и начальство и получать свою маленькую зарплату.
Так было в советское время, так продолжалось и потом. Редкие случаи, когда труппу сильно чистили, воспринимались как стихийное бедствие и так же долго обсуждались.
Георгий Товстоногов, придя в БДТ, уволил почти всех – результат заставил забыть о жестокости, но шептались долго. Олег Ефремов пришел во МХТ и радикально сократил неимоверно раздутые штаты – так МХТ тогда разделился на женский и мужской.
В основном же театры безропотно тащат на себе груз обязательств перед своими сотрудниками.
Но есть одно обстоятельство, которое не учитывают брезгливо относящиеся к экономике господа артисты – с 2012 года театры, как и все другие культурные учреждения Москвы (а также не культурные, но тоже бюджетные) перешли на новый способ финансирования.
Им стали давать субсидии на выполнение конкретных заданий. Ну, например – на выпуск спектаклей. Или на ремонт. Или на закупку аппаратуры. Но все остальное – коммунальные услуги, зарплаты, премии – все теперь на совести администрации, и если денег на свет не окажется, то его выключат…
В этой новой ситуации театр еще не жил. Пресловутый театр Гоголя получал столько же бюджетных денег, что и театр Вахтангова, как сказал Сергей Капков, при этом премьер у него было мало, а в прошлом году и вообще не было, а заполняемость зала была самой низкой в Москве – 30 %.
Про ремонт в театре и не заикались, оборудование устарело, трубы сгнили, а зал был перегорожен занавесом, чтобы зрителей не смущали пустые ряды. То есть театр просто проживал казенные деньги, не имея никаких дополнительных доходов. Это и возмутило начальство, которое стало искать выход. Нашло.
Но для много лет существовавших в привычных условиях актеров заявленная модернизация – шок. Как если бы детей из бедной семьи предложили бы забрать в интернат. Там и кормят лучше, и одежда, и развлечения, но – не дом, не семья.
А дом для наших людей, не чувствующих социальной защиты от государства и живущих в атмосфере тревоги и неизвестности, – это куда больше, чем место проживания. Это чувство безопасности, это стабильность, это уверенность в завтрашнем дне. Старое лучше нового – с этим убеждением выросло не одно поколение, и сегодняшняя бодрость молодых профессионалов, предлагающих рынок, конкуренцию и обновление, только пугает. Им попросту не верят.
Драма модернизации в репертуаре
То, что происходит в театре Гоголя – театрализованная форма того, что тихо происходит в других местах Москвы (например, можно вспомнить инцидент с Московским институтом социально-культурных программ).
Департамент культуры взялся за серьезную ломку старых схем. Это неминуемо вызывает протест – тем более, что за последние годы московские учреждения культуры жили тихо и стабильно. Все приспособились, притерпелись к тем правилам, что существовали при прежнем руководстве, не потому, что они были хороши, но потому что они были знакомы.
Хотя как раз в театрах взрывы и скандалы начались еще при Сергее Худякове: внутри стационарных трупп возникли конфликты между частью актеров и их лидерами. Самым громким (но далеко не единственным) был конфликт с Юрием Любимовым, который в результате покинул созданный им театр на Таганке, обвинив своих бывших товарищей во всех смертных грехах…
Это были издержки старой системы, которая уже давно начала давать сбой. Сейчас, когда начался процесс модернизации и старую систему пытаются заменить на нечто новое, столкновений и подавно не избежать.
И не только в театрах, просто в театрах бунт слышней и видней. Известные актеры уже сидят наизготовку – чтобы защитить репертуарный театр, национальное достояние, искусство, духовность.
Как известно, главная проблема сегодняшнего театра – это невозможность отказаться от бессрочных договоров и перейти на контрактную систему.
О том, что это необходимо сделать, говорят давно. Но в недавно принятой правительством "Концепции развития российского театра" такого пункта нет. Есть ежегодная аттестация, но это не одно и то же. Художественного руководителя и директора сейчас уже приглашают на срочный договор, но старые договоры и с ними – бессрочные. Однако Департамент культуры может расторгнуть договор с руководителями, как это произошло с Яшиным. Актеры защищены Трудовым кодексом. И пока не нашлось смельчаков, решившихся эту систему сломать.
Департамент культуры Москвы настроен решительно. Но пока в театре Гоголя все артисты – и те, кто работать готов, и те, кто не собирается этого делать, – остаются на своих местах.
Почему актеры театра Гоголя боятся Серебренникова
Есть еще один аспект – помимо психологического и социального. Кирилл Серебренников – решительный радикал, яркий харизматичный человек и у него есть своя программа – очень богатая, пестрая и амбициозная. Которая, тем не менее, может не совпадать с тем, как видят искусство и профессию другие люди. В том числе многие актеры театра Гоголя.
Зачем, – задают они вопрос себе и другим, – надо было закрывать наш театр, чтобы открыть этот претенциозный Гоголь-центр, которые еще неизвестно чем ошарашит? У Серебреникова в спектакле и мат, и еще мало ли что… И классику он переделывает так, что не узнаешь. А что он ставит в Европе – так Европа нам не указ.
Да, Сергей Яшин делал спектаклей мало, да, публика ходила неохотно, но в театре могли оправдывать это тысячью разных причин – от плохого менеджмента до неудачного расположения театра на карте города. В конце концов, разве театр не экспериментировал?
Ведь новый enfant terrible нашего театра, Константин Богомолов, свой первый спектакль поставил именно в театре Гоголя. И других молодых приглашали на постановки. А что критика не жаловала театр Гоголя – так ведь не только его. А что происходит в "Театре Луны", которым руководит Сергей Проханов? А в театре "Модерн" Светланы Враговой? Да и в других московских театрах? Их только на балансе города 88, а вообще – более трехсот.
Кто судит, кто решает – кому жить, кому переформатироваться? Ведь публика – дура, критики ангажированы, начальство ворует, культура умирает…
Департамент культуры предлагает судить каждый театр по тем законам, которые театр сам для себя выберет. Хочешь – экспериментируй, только тогда пусть тебя замечает критика, премии, фестивали. Хочешь – зарабатывай деньги, тогда пусть у тебя будут полные залы. Хочешь – думай о высоком, тогда занимайся социальной деятельностью, собирай ветеранов или детей, или устраивай благотворительные спектакли. Любая благая цель хороша, но пусть она будет сформулирована и достигнута. А если не будет – к вам придет Серебренников. Или кто-то другой, пострашней!
В общем-то – это революция. А к революциям у нас известно какое отношение. Так что пока сыгран только первый акт.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
