Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
Судьба очередной попытки законодательно изменить статус латвийских "неграждан" будет решена в четверг, на заседании латвийского Центризбиркома. Вероятнее всего, успехом она не увенчается, но породить серьезную юридическую коллизию вполне может.
Движение "За права человека", или, как его для краткости называют в Латвии "ЗаПЧел", позиционирующее себя как защитника прав русскоязычного населения, подготовило проект поправок к закону о гражданстве. В соответствии с ними, гражданство предлагается предоставлять всем, кто приехал в республику после ее вхождения в СССР в 1940 году и их детям. Другими словами, всем, кто в настоящее время проживает в Латвии.
Чтобы вынести поправки на референдум, их инициаторы, в соответствии с законодательством, должны представить в Центризбирком не менее 10 тысяч подписей. И, как говорит закон, если ЦИК признает подписи действительными, а представленный проект – детально разработанным, начинается второй этап подготовки к референдуму, на котором его организаторы должны представить уже 150 тысяч подписей – то есть 10% латвийских избирателей, после чего, вновь эти подписи проверив, ЦИК должен назначить референдум.
Еще в августе организаторы референдума представили в ЦИК 12 тысяч подписей. Однако ЦИК, видимо, помня о той критике, которой подвергся несколько месяцев назад за назначение референдума о признании русского языка государственным (который, впрочем, организаторами был проигран), на сей раз решил подстраховаться. Для оценки детальной разработанности проекта он обратился к экспертам, в том числе к министерству юстиции, что не является обязательным, но и не запрещено.
И министерство юстиции Латвии свое заключение дало: идея поправок не соответствует конституции, поскольку, согласно законодательству, гражданство – это стойкая правовая связь человека с государством, в основе которой лежит лояльность. Статус же негражданина обусловлен не лояльностью, а фактом его проживания на территории Латвии, в связи с чем предоставить гражданство автоматически этим людям нельзя.
Заключение Минюста носит рекомендательный характер, но, как говорит латвийский политолог Ивета Казока, юристы уже разошлись во мнениях насчет того, вправе ли ЦИК трактовать заключение Минюста о неконституционности как ту самую недостаточную разработанность. Окончательное решение ЦИК теперь должен принять 27 сентября, и в случае отказа организаторы референдума, возможно, обжалуют его в суде.
Но вне зависимости от юридического решения можно смело утверждать, что политическая интрига уже состоялась.
Гражданин с детства
Несколько недель назад безо всякого референдума в закон о гражданстве уже были вписаны поправки, предусматривающие автоматическое предоставление гражданства детям неграждан одновременно с выдачей им документа о рождении.
Гражданство тех, кто рождается в Латвии, таким образом, перестало быть вопросом выбора их родителей-неграждан. Они и прежде могли сделать своих детей гражданами, подав соответствующе заявление, но писали его отнюдь не все, как не все, кстати, спешили воспользоваться имевшейся возможностью стать гражданами и самим.
На это обращали внимание регулярно обвиняемые в ксенофобии латвийские иммиграционные чиновники, и этого, в общем-то, никогда не отрицали активисты русских движений, искренне не понимая, как можно требовать от соискателя гражданства знания чужого языка и той самой лояльности.
Да и вообще, было не очень понятно, зачем, принимая гражданство, лишать себя возможности безвизовых поездок в Россию, в то время как паспорт негражданина позволяет беспрепятственно путешествовать в любую сторону, хоть на евросоюзовский запад, хоть на родной восток.
Но даже несмотря на это, количество "неграждан" продолжает неуклонно сокращаться, их уже не больше 16 процентов, а еще, кажется, вчера, была треть.
Словом, гражданство и язык в реальности никогда не были тем, чем его представляли профессиональные борцы за права русскоязычных. Чем дальше, тем очевиднее этот факт становится для всех, включая самих русских. Партии, позиционирующие себя как "русские", все реже преодолевают на выборах пределы статистической погрешности, да и осталась по большому счету среди таковых только одна – та самая "ЗаПЧел".
С другой стороны, стоит партии, которую возглавляют люди с нелатышскими фамилиями, позиционировать себя как общелатвийскую и отказаться от претензий занять "русскую нишу", она немедленно заручается поддержкой тех, за чьи симпатии безуспешно бьется "ЗаПЧел". И не только их, потому что одной поддержки русскоязычных левоцентристам из "Центра согласия" никак бы не хватило, чтобы выиграв выборы в Риге, привести в столичные мэры одного из своих лидеров Нила Ушакова, и побеждать на выборах в латвийский парламент – Сейм.
Рядом, но не вместе
Как объясняет Борис Цилевич, один из лидеров "Центра согласия", решение об участи в подготовке референдума партия оставила на усмотрение своих членов. Сам Цилевич не скрывает скепсиса по поводу этого начинания, полагая, что в нем больше политической игры, чем здравого смысла, не говоря о шансах на победу, которые не просматривались уже задолго до решения Минюста.
Дело не в гражданстве. И даже не в пресловутом национализме, который, кстати, на бытовом уровне русские в Балтии особенно не замечают. Все русские синдромы в Балтии – позавчерашнее самоутверждение, вчерашняя боязнь, сегодняшняя уверенность в том, что жить остается только здесь, – не проходя до конца, наслаиваются друг на друга и друг с другом смешиваются.
В начале 90-х одни шли в Народный фронт, другие защищали исчезавшую державу, а потом все перепуталось: первые ушли в обоснованную во многом обиду, интернационалисты приспособились и даже выучили пару десятков слов на латышском. Оторвавшись от исторической родины и не став латвийцами, русским осталось только одно – осваивать первую и самую простую фазу космополитизма, который становится формой их самоидентификации.
Как признают и русские, и латыши, они живут в Латвии рядом, но не вместе. К этому привыкают, и модель самовоспроизводится, несмотря на то, что молодежь знает язык и получает гражданство. 80 процентов латвийских неграждан живут в крупных городах, и между строк бесстрастной статистики скрыт принципиальный нюанс: в крупных городах. А это зачастую означает – компактно, там, куда привела их когда-то очередная стройка коммунизма, в своих микрорайонах, оставшихся от времен промышленного интернационализма. И там латышский и в самом деле никому не нужен. Но потом сокращается количество школьных часов на русском, и уже никто не виноват, и все это понимают, но русские ничего не могут сделать с неприятным чувством, а латыши пожимают плечами – притом, что все имеют на это право.
Русские живут в Латвии и Балтии, вообще наблюдая за ней как бы со стороны. И, не будучи погруженными во внутриполитические нюансы, они, как говорят социологи, оценивают и качество местной жизни, и перспективы, открываемые вступлением в Европу, куда оптимистичнее самих балтийцев.
Но из передач российского Первого канала они узнают о своей нелегкой судьбе. В итоге, как заметил коллега-соотечественник, русские загоняют себя в добровольное гетто – и чем оно комфортнее, тем более необратимо они становятся вещью в себе. Проблемы как бы и нет.
Третья община
Для латышей же двухобщинное и разделенное общество тоже проблемой не является: существования второй общины они просто не замечают. По крайней мере, до тех пор, пока она о себе не напоминает. И тогда происходит защитная мобилизация, общество настораживается, Минюст выдает пассажи про лояльность, а "Центр Согласия", выигрывая выборы, оказывается в оппозиции, потому что ни одна из партий не решается вступить в коалицию с теми, кто, несмотря на все старания, все равно считается "русской" партией.
И никакой напряженности. Есть русские дискотеки, есть латышские, есть латышский бизнес, есть русский, и дело здесь не в национализме или великодержавии, а потому что так уже привычно, и такова модель, из которой все исходят, и никто не замечает, что и это уже постепенно становится стереотипом.
Ведь каждый третий брак из числа заключаемых русскими – смешанный. Да и вообще, как полагает Цилевич, степень интеграции русских в латвийское общество намного выше, чем принято считать.
Их называют "третьей общиной" – те, кто легко переходит с русского на латышский и обратно, кто одинаково комфортно чувствует себя и в русской компании, и в латышской, и речь не только о языке, а о понимании реальности вообще, хотя, наверное, о своей лояльности они не задумываются.
Они просто вырвались из гетто, а за его пределами про это гетто никто ничего не знал, а поскольку они вели себя как свои, их за своих и приняли.
Их немного. Процентов десять, полагает Цилевич. Остальных отказ ЦИКа в проведении референдума о нулевом варианте гражданства, наверное, опять обидит. Но вряд ли всерьез огорчит.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
