Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости
То, что в четверг президентом Индии изберут 77-летнего Пранаба Мукерджи, стало очевидно уже в начале недели: его поддержали две ключевые партии и несколько мелких. И поскольку президентский пост в этой стране – примерно как в Италии или Германии, то есть по значению куда ниже премьерского, то нынешние выборы сами по себе не выглядели бы большим событием. Если бы не политические штормы средней силы, сопровождавшие их процедуру.
А даже маленький шторм в Индии, стране с 1,22 миллиарда жителей (по этому показателю скоро обгонит Китай) и с реальной заявкой на ключевые позиции в завтрашнем мире – это совсем не пустяк.
Пятое колесо
Итак, процедура голосования завершена, официальные итоги будут объявлены в воскресенье. Если во многих странах Европы президента избирает парламент, то в Индии процедура посложнее, голосует избирательная коллегия, состоящая опять же из парламентариев, федеральных и местных.
Но как бы его ни избирали, президент Индии часто оказывается мишенью таких же шуток, как вице-президент США: он - что-то вроде пятого колеса для телеги, или можно так: "вице-президентство – не преступление, это скорее порок, типа писания анонимных писем".
Президент в Индии формально может очень многое. Он - главнокомандующий вооруженными силами, он может осуществлять прямое президентское правление штатами, и, если присмотреться, перед нами что-то вроде страховочного механизма. Если проваливается премьер и правительство, то на авансцену может выйти и президент. Пока, впрочем, подобное случалось редко.
Есть типично индийский подход выбирать на пост президента даже не личности, а представителя какой-то особой и не всегда большой группы людей. В президенты выдвигался Кочерил Рамаян Нараянан (1997-2002), из касты неприкасаемых. Было несколько мусульман, а последний из них, доктор Абдул Калам – знаменитый ученый-ядерщик, национальная гордость. Уходящая Пратибха Патил – первый президент-женщина, притом что она была талантливым региональным политиком.
В общем, президент – это некая уважаемая в народе альтернатива премьеру, причем такая, чтобы напоминала: Индия – это не только индусы по религии, мужчины и профессиональные политики. Индия – большая и сложная, люди в ней очень разные.
Дело в премьере
Вот эту свою возросшую в последние годы сложность она и показала в шедшей несколько недель процедуре отбора фактически одного компромиссного кандидата. Собственно, Пранаб Мукерджи стал чуть ли не предметом скандала. Хотя на самом деле мишенью был совсем не он, а премьер-министр Манмохан Сингх.
Дело в том, что Мукерджи был министром финансов в нынешнем кабинете. И тут есть две взаимоисключающие, но обе неприятные для власти версии того, как он попал в президенты.
Одна – что премьер, представляющий партию Индийский национальный конгресс (ту самую, от которой правили страной Джавахарлал Неру, его дочь Индира Ганди и другие), решил выдвинуть друга и сторонника на ключевую в политике позицию в ожидании тяжелых для себя политических времен. А вторая версия – что, наоборот, отношения у премьера и его министра резко испортились, отчего Мукерджи и вытеснили на почетную, но чисто символическую должность, после чего начали демонтировать его наименее удачные решения. Например, то, где оффшорные сделки пытались обложить налогом, причем задним числом.
То есть проблема в том, что примерно начиная с этого года дела в Индии пошли чуть хуже. Но что такое хуже? Цифры сами по себе ни о чем не говорят. Рост ВВП Индии составлял 6,1% в последнем квартале 2011 года, а в первом квартале этого сократился до 5,3% - ну и что, многие европейцы такому позавидуют. Однако общий диагноз – экономика показывает неожиданную слабость. Финансы, инвестиции, промышленное производство – все идет не так.
Дошло до тяжелой артиллерии. Семья Тата – это вершина индийского делового мира, активы конгломерата оцениваются в 100 миллиардов долларов. В день выбора президента внезапно выступил с заявлением глава этого бизнес-монстра, Ратан Тата.
Он, в общем-то, выдал происходящему ясный и точный диагноз: премьер-министру нужно вернуть Индию на путь роста, восстановить доверие к правительству, поскольку страна сильно затормозила в последние 12 месяцев. А еще, добавил Тата, несправедливо превращать в мишень для нападок премьера – между прочим, автора экономических реформ 1991 года, честного и умелого лидера; в целом же все происходящее наносит стране громадный вред.
Диагноз, у которого нет названия
Что все-таки происходит?
Было бы слишком просто напрямую привязать темпы экономического роста к уровню удовлетворенности населения своим правительством. Тогда можно было бы автоматически менять власть при приближении показателей, скажем, к цифре в 1%. Глядишь, народ бы и успокаивался.
Но то, то происходит в Индии, несколько сложнее. Да, новому президенту 77, премьеру 79 лет, однако в этой стране возраст никогда не считался помехой для занятия должностей. Лидерам главной оппозиционной партии, Бхаратия Джаната, тоже под 80. Индийцы ждут скорых перемен. И многие недовольны. А ведь вполне возможно, что не настроения ухудшаются от спада экономики, а экономика входит в пике оттого, что делающие ее миллионы людей опускают руки.
"Звонки" были давно. Можно вспомнить, как та самая Бхаратия Джаната вопреки всем прогнозам потеряла власть на выборах 2004 года – неожиданно голосовать пошли самые бедные, считавшие, что правительство о них забыло. А ведь восьмилетний период правления БДП объективно – со стороны глядя – был результативным и удачным, тогда-то страна и стала признанной мировой державой. Можно еще вспомнить события прошлого года, когда борцы с коррупцией своими голодовками ввергли Индию в серьезный кризис.
Вообще, когда в политической борьбе темой номер один пытаются сделать коррупцию, это означает вовсе не то, что коррупция есть или она усилилась. Порой именно таков пусть примитивный, но эффектный путь к мобилизации наименее образованных сторонников, которых иначе не проймешь.
В общем, в Индии нарастает "что-то". Но только ли там? Допустим, арабские страны – наиболее экстремальный случай того, что происходит, когда в умах людей что-то меняется. В случае с арабами мы имеем войны и революции, после которых среднемировая норма - 10 лет заживления ран (в лучшем случае), а потом – то ли все вернется к нормальности, то ли нет.
Но не то же ли самое, только в иных формах, происходит в России, Казахстане, Китае, некоторых странах ЕС и в США? Везде значительная часть общества ощущает: "все плохо", "надо все менять". Хотя интенсивность ощущений (и действий) разная.
Отчего так? Виновата информационная революция, совпавшая с упадком гуманитарного образования? Просто конфликт стилей жизни поколений, как в 60-70-е годы? Юпитер с Сатурном образовали квадратуру? У диагноза или нет названия, или названий слишком много. Зато когда диагноз станет ясен, нынешний всемирный кризис можно будет считать законченным.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
