Константин Богданов, военный обозреватель РИА Новости.
Вашингтон снова добивается контроля за российским арсеналом тактического ядерного оружия. Последний комментарий заместителя госсекретаря США Роуз Гетемюллер возвращает две страны к сложному клубку взаимозависимостей, где переплелись воедино проблемы стратегического и тактического ядерного оружия, а также ПРО. Без расшивки этого гордиева узла дальнейший прогресс в области ядерного разоружения уже невозможен.
"Президент США Барак Обама, подписывая договор по СНВ 8 апреля 2010 года, сказал, что нам следует начать думать о следующем этапе сокращения вооружений, и выделил три категории вооружений для этой цели: во-первых, дальнейшие сокращения уже развернутых стратегических вооружений. (…) Президент Обама также предложил две принципиально новые категории: неразвернутые (резервные) вооружения и нестратегические, или тактические, вооружения", – сказала Гетемюллер. По ее словам, США очень хотели бы обсудить с РФ вопрос о сокращении этих видов вооружений.
С неразвернутыми вооружениями вопрос довольно-таки щекотливый, но более-менее понятный: речь идет об упорядочивании единиц хранения и об их категоризации. То есть об определении, в каком виде хранящаяся ядерная боеголовка (или ее компоненты) еще могут считаться неразвернутым боеприпасом, формирующим возвратный потенциал, а когда уже нет. Тут можно будет до упора торговаться за трактовки, но в целом методология ясна.
Тактическое же ядерное оружие (ТЯО) грозит превратиться в совершенно неподъемную проблему двухсторонних отношений. В чем же состоит сложность с ядерными боеголовками крылатых и тактических баллистических ракет, ядерными торпедами, глубинными бомбами и минами, артиллерийскими снаряды в "специальном" исполнении и прочим ядерным оружием, "не достающим" через океаны?
Элемент доктрины сдерживания
До недавнего времени любые намеки США на двустороннее обязывающее сокращение ТЯО вызывало резкую отповедь Москвы. В условиях нарастающих разногласий по еврокомпоненту американской глобальной ПРО позиция Москвы в вопросе ТЯО вряд ли смягчится.
Зачем же Москва так яростно вцепилась в тактические арсеналы ядерного оружия? Ответ на этот вопрос дает, как это ни странно прозвучит, военная доктрина РФ. Согласно этому документу, Россия с 1999 года готова первой применить ядерное оружие "в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства".
Российские военные и экспертное сообщество этого факта и не скрывают, комментируя приведенный тезис доктрины как под копирку: в условиях общего превосходства КНР и стран НАТО в силах общего назначения ТЯО является ключевым элементом военно-политического сдерживания на континенте.
Проще говоря, при случае все эти соседские танки останавливать будет, в общем-то, нечем, да и незачем: пока у России остается возможность качественно проредить их ряды ядерными "Искандерами" или крылатыми ракетами, танков и не будет. Грубовато, зато очень практично.
Проблемы учета и контроля
Но если отстраниться от таких высоких эмпиреев, как национальная ядерная стратегия в смеси с геополитикой, выясняется, что проблема не заканчивается – наоборот, она только начинается. Дело в том, что учет и контроль в части ТЯО – процедура радикально более сложная, нежели в случае со стратегическими наступательными вооружениями.
Во-первых, ТЯО не является оперативно развернутым – это оружие в массе своей заскладировано. Стратегические ядерные ракеты стоят на боевом дежурстве постоянно, а ядерные торпеды, крылатые ракеты, бомбы или боеголовки для тактических баллистических ракет спокойно ждут своего часа ("угрожаемого периода") на базах хранения.
Контроль и зачет ракетных шахт (или подвижных пусковых, или подводных лодок-ракетоносцев) на порядок проще и эффективнее, чем контроль "складского пространства". Требуется ли ограничивать площадки хранения ТЯО конечным перечнем? Запрещать ли выносить его на другие базы (в т.ч. неспециализированные – а иначе с тактическим оружием не получится)? Как быть с регулярной передачей "спецбоеприпасов" на носители для тренировок личного состава?
Тут вступает в силу "во-вторых". Практически все элементы тактического ЯО имеют двойное назначение. Боеприпасы, за незначительным исключением, выпускаются и в обычном, и в ядерном снаряжении. Носители (самолеты, подводные лодки, артиллерия и ракетные установки) могут нести как обычное, так и ядерное вооружение, применяя его из одних и тех же пусковых.
Как осуществить проверку неразвернутости ТЯО, если у вас нет никакого внятного способа отличить имеющийся в наличии бомбардировщик с обычными или ядерными ракетами на борту? Не говоря уже о скорости, с которой можно перевести его из одного качества в другое (которая при наличии "спецбоеприпаса" ограничивается, в сущности, только проворством обслуживающего персонала).
И одновременно это означает, что ТЯО, в принципе, может оказаться где угодно. Ядерная торпеда – на технической позиции, обслуживающей обычную флотскую базу. Ядерная крылатая ракета – на любом аэродроме, где базируются самолеты-носители. Ядерные снаряды или боеголовки для тех же "Искандеров" или "Точек" – вообще где угодно, исходя из интересов сухопутных войск.
Ядерные авгиевы конюшни
Если пытаться вводить контрольные меры – очень легко договориться до того, что внезапным проверкам подлежат вообще любые мало-мальски значимые военные объекты, а также корабли и подводные лодки на выбор "партнера по переговорам". На это не пойдут ни в Вашингтоне, ни в Москве.
А если переходить к формулированию правил зачета тактических боеприпасов, то тут возникает еще одна совершенно замечательная проблема подтверждения стартовых значений. Дело в том, что, в сущности, никто (кроме уполномоченных структур соответствующих государств) даже и близко не в курсе того, сколько единиц ТЯО имеется в арсеналах РФ и США.
Информация это закрытая, оценки ведутся независимыми экспертами с совершенно чудовищными допусками в обе стороны. В результате возникают лакуны и разного рода неопределенности.
Например, у американцев есть официальная графа хранения ядерного боеприпаса: "подготовлен к утилизации" (таких у них несколько тысяч). Что это такое на самом деле, нет ли в этом возвратного потенциала или просто хранения годных к применению боеприпасов на консервации – еще только предстоит выяснить будущим партнерам по гипотетическим переговорам о сокращении и контроле ТЯО.
И таких моментов очень много – вплоть до проблем с учетом элементов разобранных ядерных боезарядов. Например, в американском Оук-Ридже хранятся многие тысячи плутониевых стержней и элементов термоядерной накачки от разукомплектованного ТЯО. Аналогичное хранилище есть и в России, на комбинате "Маяк".
Клубок стягивается
Американский Конгресс очень нервно относится к российскому ТЯО. В частности, после подписания Пражского договора (он же СНВ-3) сенаторы в специальном наказе предупредили президента Обаму, чтобы без решения проблемы российских тактических арсеналов он к ним с идеями насчет дальнейшего сокращения стратегических вооружений даже не подходил.
Россия же даже в момент наибольшего потепления, на пике политики "перезагрузки", категорически отказывалась не только увязывать дальнейшие переговоры по СНВ с ТЯО, но и вообще хоть как-то обсуждать тактические арсеналы.
Эксперты из чистой вежливости сформулировали возможные ходы при торговле – например, обмен информацией о реальном количестве тактических боеприпасов и сокращение оборонительных ядерных вооружений (спецбоеголовок для зенитных ракет). Потом весь горизонт закрыла собой проблема европейского компонента ПРО и, в общем, стало понятно, что путь даже до предварительных консультаций по ТЯО еще очень и очень долог, причем обе державы идут явно не в том направлении, чтобы к ним приблизиться.
Американская администрация очень аккуратно подходит к вопросу о тактических арсеналах. Во-первых, безусловно, там сознают, какой ящик Пандоры можно открыть, всего лишь постулировав необходимость контроля и зачета ТЯО. Во-вторых же – учитывают позицию парламента, которая в целом отражает вполне объективную ситуацию: стратегические арсеналы уже сокращены настолько, что ТЯО начинает играть очень заметную роль и становится важным козырем на переговорах.
Однако проявленная государственная политика России в этом вопросе даже в период максимального обострения робкой любви между обоими берегами Атлантики (или Тихого океана – кому как удобнее) не сдвинулась ни на шаг: Москва не видела и не видит в ТЯО предмета для разговора.
Маловероятно, чтобы что-то изменилось и на этот раз. Видимо, с этим и связаны осторожные формулировки Роуз Гетемюллер: российский ответ на предложение "обсудить вопрос о сокращении этих вооружений" в Вашингтоне в общих чертах себе представляют.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
