Влад Гринкевич, экономический обозреватель РИА Новости.
Девяносто лет назад 10 съезд РКП(б) принял решение о переходе к новой экономической политике - НЭПу. Для многих историков НЭП - набор загадок и противоречий. Почему руководство большевиков решилось на радикальную смену курса? Что это было - тактическая уловка или "время упущенных возможностей"? А можно ли вообще было "поженить" взаимоисключающие модели экономики? Впрочем, загадками эти вопросы являются только для тех, кто отслеживает историю по отдельным событиям и заявлениям политиков. В действительности и переход к НЭПу, и его свертывание были продиктованы неумолимой логикой экономического развития.
Взять не значит удержать
Большевики, в совершенстве овладевшие технологией захвата и удержания власти, поначалу понятия не имели, что делать с экономикой - это легко проследить по крайностям, в которые бросало советское руководство. Меж тем, после Гражданской войны перед Советской Россией стояло две архисложные экономические задачи: первая - обеспечить рынок продуктами и товарами народного потребления, вторая - построить независимую промышленность.
Методом "научного тыка" руководство большевиков пришло к единственно верному решению первой проблемы - быстро насытить потребительский рынок может только частный предприниматель и фермер. Поэтому переход к НЭПу был логичным и неотвратимым, если только большевики не хотели подписать себе смертный приговор. Нет смысла еще раз описывать нюансы новой экономической политики, достаточно сказать, что ставка на мелкий и средний бизнес себя оправдала: удалось восстановить сельской хозяйство и улучшить ситуацию с продовольствием, снять социальную напряженность, и даже преодолеть экономическую изоляцию СССР (это тоже результат НЭПа).
А вот что дальше? Новая экономическая политика стояла на том, что осталось от Российской Империи - крестьяне и артельщики работали на довоенных мощностях, большинство из которых были импортными. Без "технологической подпитки" советская экономика неизбежно зашла бы в тупик, это был лишь вопрос времени. В лучшем случае страну ждал возврат к экономике колониального или периферийного типа - сырье в обмен на технологии. А учитывая политическую обстановку того времени, можно с уверенностью сказать, одной лишь экономической зависимостью дело вряд ли ограничилось.
Между пиратами и самураями
Приемлемой альтернативой было проведение настоящей промышленной революции, причем в предельно короткие - какой-нибудь десяток лет - сроки. Сконцентрировать финансовый и интеллектуальный капитал, трудовые ресурсы… История однозначно свидетельствует: рыночными методами такие задачи не решить. Англосаксы с их пиратскими капиталами, колониями и культом белого человека потратили на это три сотни лет. У Советской России этого времени не было. Да и примеров подобных индустриальных прорывов было немного. Вернее, всего один - Япония Мейдзи.
Японская индустриализация велась в рамках мобилизационной системы, которую сейчас принято называть госкапитализмом: государство своими силами строило капиталоемкие "образцовые предприятия", а потом на льготных условиях (порой за бесценок) передавало их избранным предпринимателям. Тем, кто доказал свою преданность "партии и правительству". (Впоследствии тем же путем пойдут Южная Корея, Тайвань т.д.)
Советская индустриализация абсолютно укладывается в логику догоняющих модернизаций, и даже является одним из самых удачных примеров. Впрочем, дьявол кроется в деталях. Начнем с того, что неизбежно возникает противоречие между отраслями экономики - между легкой и тяжелой промышленностью. Мелкие и средние предприятия (как правило, частные), работающие непосредственно на потребительский рынок, требуют меньших вложений, а отдачу приносят гораздо быстрее. Предтечей этого противоречия стали так называемые "ножницы цен" - ценовая диспропорция между сельхозпродуктами и промышленными товарами, появившаяся уже на второй год НЭПа.
Избежать этого противоречия пока не удалось никому. Не случайно прусский социализм Бисмарка строился на идее невозможности сделать счастливыми всех одновременно. Смягчить последствия диспропорций можно искусной налоговой политикой, но правительству большевиков было не до этого - им не хватало денег ни на индустриализацию, ни на покупку лояльности национальных окраин, которые были не в состоянии прокормить себя сами.
Единственным источником финансовых поступлений для советского руководства стал массовый экспорт зерна на Запад, причем рентабельным он становился лишь в том случае, если зерно изымалось у производителя по ценам во много раз ниже рыночных. Этот факт и определил судьбу НЭПа - практически насильственное изъятие зерна у крестьян ломало всю логику рыночных отношений на селе и в смежных с ним отраслях.
Бетон экономики
Ценой миллионов жизней русских крестьян Советскому Союзу удалось совершить индустриальный прорыв и создать иллюзию дружбы народов. Но экономические диспропорции, возникшие со сворачиванием НЭПа, предопределили гибель советской экономики.
Строители знают, как важно соблюсти фракционность при изготовлении бетона - чтобы в его составе были и крупные, и средние, и мелкие камни. Уберите одну из фракций - конструкция потеряет прочность. Экономика - это тоже бетон, где крупные камни тяжелого машиностроения поддерживаются средними камнями товарного производства, между которыми засыпан гравий мелкого бизнеса.
А бетон советской экономики состоял в основном из крупных камней, между которыми зияли пустоты. В 1970-80-х годах американские эксперты признавали беспрецедентные возможности советской экономики по концентрации усилий в ключевых направлениях - за несколько лет создать предприятие вроде КАМАЗа в рыночных условиях было в принципе невозможно.
СССР создавал индустриальных гигантов, а обыватель жаловался на недостаток кроссовок, джинсов и продовольствия - проблема нерентабельных окраин ведь никуда не исчезла. Вот она - "великая сила и слабость" СССР. Нехватка малых камней подтачивала экономику ничуть не меньше, чем дефицит крупных.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
