Ровно восемьдесят лет назад, 5 июля 1943 года, на рассвете задрожала земля на Курской дуге. Началась немецкая артподготовка. И в лучах восходящего солнца на наши окопы падали листовки "Сдавайтесь! Вы уже не раз испытали сокрушительную мощь германских наступлений!".
Это была давно ожидаемая операция "Цитадель", призванная, по замыслу германского командования, переломить ход войны, вновь вернув немецким войскам стратегическую инициативу.
Контрнаступ (или просто наступ) продолжался неделю, завершившись кульминацией — танковым сражением под Прохоровкой, где поле, на котором бились русские и немецкие танкисты, выглядело сущим преддверием ада. От дыма горящих танков и поднятой ими пыли не было видно солнца. Имея в виду, что на том поле закончилась слава немецких броневых блицкригов, маршал И. С. Конев назвал битву под Прохоровкой "лебединой песней германских танковых дивизий".
И после 12 июля немецкий контрнаступ перешел в оборону. Хотя битва длилась еще более месяца — до 23 августа, когда был освобожден Харьков (точнее — его большая часть, полностью немец был выбит из Харькова 30 августа). Но то, что мы победили, стало ясно еще 5 августа, когда Левитан произнес по радио вошедшую в историю фразу: "Наши войска овладели городом Белгород. Наши войска овладели городом Орел". И в Москве прогремел первый за войну победный салют — 12 залпов из 124 артиллерийских орудий.
Конечно, Третий рейх все равно был очень силен. Кровавое сопротивление продолжалось еще год и девять месяцев, унеся бессчетное количество жизней. Однако инициатива окончательно перешла в руки Красной армии. Вермахту осталось только обороняться и отступать.
Но это было потом, а к дню начала Курской битвы, к 5 июля, и наши, и немцы подошли в состоянии тяжкого раздумья: что делать — наступать или выжидать? Раздумий не было только по поводу того, каким будет направление главного удара.
По итогам зимне-весенних боев 1943 года, когда настало затишье, линия фронта стабилизировалась, образовав Курский выступ (дугу) — полукружие, обращенное на запад. В центре выступа был Курск, на южном фасе дуги — оккупированный Белгород, на северном фасе — оккупированный Орел. Сама карта безальтернативно предлагала немцу нанести сходящиеся удары с севера и юга и срезать выступ, что означало бы прорыв на огромном участке фронта. А далее — опять на восток в надежде повторить успех лета 1942 года.
Но безальтернативность направления таит в себе и опасности. Когда обороняющейся стороне известно, откуда будет удар, она, насколько возможно, укрепляет свои позиции.
Примерно как в августе 1914 года географическая карта подсказывала русским нанести удар с отрезанием Восточной Пруссии от рейха, а немцы усердно планировали оборону восточнопрусской культяпки.
Весной 1943 года в Кремле думали думу. Упредить немца и атаковать первыми или измотать противника в обороне — и только после этого перейти в контрнаступление. Выбрали второе. На решение выждать повлияла и память о летней кампании 1942-го, когда Красная армия пошла в наступление первой, подставилась под удар, результатом была страшная "Харьковская мясорубка" и прорыв немца до Волги.
Думали и в Берлине. Немецкие генералы понимали всю опасность плана "Цитадель". Хотя бы потому, что у Германии не было преобладания ни в живой силе, ни в технике. А потери наступающего сравнительно с потерями обороняющегося принято считать как три к одному. Об этом еще древний грек Эпаминонд писал, и это было известно любому генералу.
С другой стороны, провести летнюю кампанию 1943 года в режиме выжидания для Германии было никак невозможно. Хоть второго фронта все не было, но англо-американские операции в Северной Африке с прицелом на Италию говорили о том, что юго-западный тыл рейха не слишком надежен и провести 1943 год в позиционном противостоянии — опасно. Опять же Геббельс еще в феврале 1943-го объявил, что теперь Германия будет вести тотальную войну. Выжидательная стратегия и тотальная война плохо между собой сочетаются.
Наконец, и в 1941-м, и в 1942 году Германия летом побеждала. То, что зимой не все было ладно, объясняли особенностями русского климата. Но если бы летом 1943-го вермахт стал уклоняться от наступления, естественен был бы вопрос: "А когда же вы собираетесь побеждать? На Рождество?"
Так что особенного выбора у германского командования не было — "Вперед, и горе Годунову (т. Сталину)".
Тем не менее Третий рейх имел как минимум одно преимущество перед нынешним укрорейхом с его контрнаступами. В Берлине сами решали (хотя и в серьезных спорах между собою), как быть дальше и что делать. У фюрера и рейхсканцлера не было партнеров и тем более начальников, перед которыми приходилось лебезить и выпрашивать. Про укрофюрера это сказать нельзя.
Поэтому контрнаступ 1943 года, хотя и кончился неудачно для рейха (и даже сильно неудачно — так война это вообще предприятие без гарантий), все же был плодом рациональной военно-политической логики. Тогдашний германский Генеральный штаб — это не то, что называется "набрали по объявлению".
Нынешний контрнаступ до того бессмысленен, что много чести сравнивать его с потерянными победами и роковыми решениями Третьего рейха. При всех преступных качествах последнего.