Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Анна Кузнецова рассказала в интервью РИА Новости о планах по репатриации российских детей из зон боевых действий в Сирии, о готовящейся к запуску горячей линии, на которую можно будет обратиться по любым вопросам, связанным с защитой семьи, поделилась результатами работы по сбору проб ДНК у детей из неподконтрольных властям территорий в Дамаске, которые потенциально могут являться россиянами, а также обозначила первые шаги на пути к реформированию системы органов опеки и попечительства. Беседовала Алена Самарева.
– Анна Юрьевна, пожалуй, начнем нашу беседу с одной из важнейших тем последних лет. Число жалоб на работу органов опеки и попечительства, поступивших в возглавляемый вами аппарат, выросло более чем на 40% в 2020 году. В октябре в Минпросвещения РФ была создана группа по разработке концепции реформирования упомянутой системы. Расскажите, какая сейчас работа ведется в этом направлении? Когда в РФ, по вашему мнению, все же могут обновить систему органов опеки? Что для этого нужно сделать, как ускорить процесс?
– Тема работы органов опеки и попечительства не сходит с уст уполномоченного по правам ребенка. Рост числа обращений, вопросов и проблем, связанных с деятельностью этого ведомства в последние годы, говорит о том, что в данном случае не просто накопилось много проблем, но недостаточно ресурсов для их решения. Сегодня мы видим, что органы опеки действуют совершенно по-разному в регионах России: где-то есть смешанные формы работы, то есть часть полномочий находится в ведении органов исполнительной власти субъекта, часть отдана муниципалитетам, где-то действует только федеральная система. Но все это многообразие говорит об отсутствии единого подхода к деятельности органов опеки и попечительства, а требования растут.
Мы видим два решения в этой ситуации. Первое – это необходимость определения органа исполнительной власти на федеральном уровне, который бы координировал и направлял всю эту большую работу и содействовал четкому исполнению задачи по защите семьи. Второе – безусловно, нужно решать и тактические задачи, а именно – реформирование органов опеки.
С этим предложением мы обратились к президенту РФ, было принято положительное решение. Минпросвещения работает в рамках созданной рабочей группы, в которую мы тоже входим. Сейчас утвержден порядок мониторинга, который включает в себя 21 показатель, определены критерии эффективности работы органов опеки и попечительства. Но уже сейчас скажу, что у нас достаточно информации о том, какие нарушения и их виды могут быть выявлены, а также в каком соотношении между собой они находятся. Возьмем даже одну простую цифру – у нас сегодня, к сожалению, лишь 40% детей в детских домах получают алименты. А вместе с тем органы опеки и попечительства должны следить, чтобы эти средства доходили до детей. Ребенок там зачастую находится без статуса. Недавняя проверка в Дагестане это доказала. Дети в некоторых учреждениях региона находятся там продолжительное время – никто не работает ни с семьей, и одновременно с этим не решается вопрос о статусе ребенка, это значит, что он находится там просто так, не получая алименты, и не имея шансов вернуться в семью или найти любящих родителей.
И все же кардинальное решение этих вопросов, на мой взгляд, должно начинаться с определения органа власти, который будет специализироваться на реализации задачи по защите семьи.
– В последнее время СМИ стали неким рупором в части освещения резонансных случаев, связанных с грубым нарушением прав детей. Вспомним истощенных девочек, обнаруженных в Талдоме. После инцидента вы говорили о создании платформы с единой горячей линией, куда смогут обращаться свидетели, пострадавшие и другие лица, наблюдавшие беззакония в отношении детей. Когда планируется разработать систему? Есть ли договоренность с Минцифры, федеральным правительством?
– Сейчас не просто ведется работа, есть готовый цифровой продукт – информационная система, позволяющая обрабатывать обращения человека, которые связаны не только с экстренными случаями, но и с любыми тревожными сигналами, в том числе простыми вопросами из повседневной жизни. Например, как устроить ребенка в садик, где найти ближайшую поликлинику и так далее. Предполагается, что это будет трехзначный номер. Маршрутизация полученного системой обращения определяется автоматически в зависимости от характера запроса. Главная цель – максимально включить весь ресурс на помощь человеку, ребенку и семье, где воспитываются дети. Эта инициатива уже проработана с Минцифры РФ, получена поддержка этого проекта.
Мы, на самом деле, очень долго работали над созданием этой системы, это стоило нам больших усилий – разработать сам цифровой продукт, продумать всю нормативную базу, ведь нужно подключить все ведомства, чтобы они с этой программой умели работать. Мне сейчас очень радостно, что этот формат поддержан, более того, он вписывается в разрабатываемую сегодня цифровую систему. Для нас важно, чтобы маршрутизация обращений была без лишних проблем для человека.
Вы напомнили про девочек, я не могу не рассказать о них, потому что мы постоянно на связи с уполномоченным по правам ребенка (в Москве – ред.), постоянно следим за их состоянием. Вы знаете, предварительная информация по младшей девочке была о том, что есть некоторые вопросы к ее здоровью, которые якобы носили врожденный характер. Сейчас, к счастью, мы видим иную картину. Сейчас девочка уже ходит, но еще есть признаки, остаточные явления той страшной жизни, которой она жила. Конечно, страшно предположить, что бы было, если полицейские тогда не проследили за этим человеком. Среди мусора, завернутая в мусорный мешок, сидела девочка… Когда я пришла в больницу к девочке, она лежала, накрывшись одеялом, сама укачивала себя, сосала пальчик – мы часто видим таких детей в ДДИ (детские дома-интернаты – ред.), то уже спустя буквально полторы недели ребенок кардинально изменился. Она улыбается, такая улыбка светлая, добрая. Конечно, очень хотелось бы, чтобы нашлись любящие, заботливые родители, которые ей помогут забыть все то, что с ней было, восстановить ее здоровье, поставить на ноги, сопровождать по жизни.
– А старшая девочка?
– Старшая девочка тоже находится сейчас в социальном центре, она занимается игрой на гитаре, первые звуки я слышала, пока еще она играет с открытым грифом, начинает, но уже интересно. Кто-то даже аккомпанирует ей. Я надеюсь, что она найдет свой интерес и сумеет устроиться в жизни. Пока делается все возможное, чтобы вернуть девочек к нормальной детской жизни. Дети расцветают от любви, у некоторых снимаются даже диагнозы. Не так давно у меня в гостях был маленький Сережа, которого мама усыновила из ДДИ в Крыму. Раньше это был "невесомый", лежачий ребенок, а в семье он окреп. Он по кабинету у меня так бегал. Сережа просто поражает. Когда видишь лежачего ребенка в детском доме-интернате, и нам говорят, что его состояние связано с особенностями его здоровья… Но когда мы видим, как преображаются дети, находясь в семье… Возникают вопросы: какие диагнозы? Где они? Действует закон: когда ребенка любят, он расцветает. Если есть рядом мама, которая заботится, все остальное приложится.
– Когда вы планируете отправиться за детьми, чтобы забрать их с территории боевых действий – из лагерей, тюрем и приютов Сирии, лагерей беженцев "Аль-Холь", "Рош"?
– Сегодня работа по вывозу детей из лагерей беженцев "Аль Холь", "Рош" все чаще востребована на международной арене, ведь мы начинали практически одни. Были мы, коллеги из Казахстана и еще несколько государств... Буквально единицы. И сейчас все чаще международное сообщество обращает внимание на то, что дети их государств находятся на территориях лагерей беженцев. Эти дети могут просто не выжить, а те, кому удастся спастись, будут подвергнуты страшным идеологическим деформациям. Забирая этих детей, мы спасаем не только их жизни, но и разрываем порочный террористический круг.
В ближайшее время мы планируем выехать за детьми. Сейчас тот этап, когда работа по возвращению детей уже поставлена на хороший темп. Конечно, он прерывается в связи с непредсказуемыми обстоятельствами на территориях. Мы каждый раз не знаем, что нас там ждет – выведут нам детей или нет. Мы оформили документы на 120 детей, мы не знаем, скольких из них удастся найти на территории лагерей. И, конечно, у меня болит за это сердце. Ситуация неопределенности, она не просто тревожна, это сигнал к действиям, в том числе и международному сообществу. Очень хочется, чтобы эта работа проходила более активно – не только слова, декларации, заявления о необходимости, призывы, но и были реальные шаги в этом направлении, а именно те, которые помогают иметь больше гарантий по возращению наших детей, которых по сути никто не в праве удерживать.
Первая группа детей, вывезенная из лагеря Аль-Холь
Параллельно с этой работой сейчас все большую актуальность приобретают вопросы по реабилитации тех ребятишек, которых мы уже привезли. Есть проблемы стигматизации. Такие дети могут иметь проблемы со здоровьем, даже визуально. Вы знаете, несложно определить на глаз возраст ребенка. Смотришь – ребенок лет пяти, а ему на самом деле 8-9 лет. Условия, в которых они жили, оставляют отпечаток. Но наша работа, родные семьи, в которые возвращаются дети, призвана все исправить.
Сегодня есть соответствующее поручение, в результате реализации которого должна быть разработана системная программа реабилитации таких детей. В чем еще вопрос: недостаточно исследований, как эти дети дальше адаптируются, что происходит. У нас в России есть исследование на небольшой группе детей из Ирака, которых мы привозили ранее. Это социально-педагогическое исследование говорит о том, что дети хорошо адаптируются и имеют высокий реабилитационный потенциал.
Конечно, исследования нужно углублять, чтобы иметь больше инструментов для работы, помощи семье. Большинство детей маленькие, им по три, четыре года, и здесь мы понимаем, что им нужна любовь, забота, лечение в ряде случаев, а с детьми постарше, конечно, нужен более серьезный комплексный подход.
– Ранее вы попросили посла Ирака в РФ Абдулрахмана Хамида Мохаммеда Аль-Хуссайни помочь с поисками российских детей, которые еще могут оставаться на территории этой страны. Поступали ли какие-то сообщения на этот счет? Есть ли данные, что российские дети все же могут оставаться в Ираке?
– Да, мы вели переговоры с Ираком. У нас до сих пор есть обращения людей, которые разыскивают своих детей на этих территориях. Несколько лет о них не было никакой обратной связи. Мы знаем, что на этих территориях велись активные боевые действия, но мы не вправе отказать в надежде родным, с одной стороны, и с другой стороны, не можем отказаться сами от розыска этих детей, несмотря ни на что. Мы собрали список детей, которых мы разыскиваем на территории Ирака, и передали послу. Он обещал проработать все эти вопросы, будут отправлены запросы соответствующим службам, надеюсь, на обратную связь. Повторюсь, это дело небыстрое, об этих детях не было информации в течение нескольких лет. Про некоторых детей нам сообщили, что часть из них может находиться на территории "Аль Холя" или пересекла границу с Турцией, то есть придется разыскивать где-то еще. Хочу отметить, что мы уже нашли российских детей на территории Турции, Пакистана. Несколько десятков детей находятся там, и мы планируем в ближайшее время их тоже вернуть. Их здесь очень ждут родственники.
– У скольких потенциальных российских детей, которые находятся на неподконтрольных властям территориях в Сирии, возьмут пробы ДНК в ближайшее время? В течение какого периода? Может есть готовые результаты? О каких цифрах речь?
– Забор проб ДНК – это очень важный для нас момент. В основном речь идет о детях, о которых мы догадывались, что они могут находиться на территории лагеря "Аль Холь". И вот, они впервые оказываются перед нами именно в момент забора ДНК и, честно сказать, очень сложно их отпускать назад. Некоторые дети говорят нам: "А ты заберешь меня? Ты за мной приехала?". Это, конечно, очень тяжело, но в то же время мы понимаем, что есть требования законодательства, мы должны для начала доказать, что это гражданин РФ. Число детей, которые приходят на анализ ДНК, когда мы оповещаем, очень разное. Могут прийти 10 человек, могут 80. Мы не можем сейчас до конца сказать, сколько наших детей еще остается на территориях лагерей беженцев "Аль Холь" и "Рош".
Еще один ребенок был обнаружен на территории приюта Дамаска, хотя мы думали, что забрали всех. Вдруг нам поступает заявление родственницы. Когда у нас появилась информация, мы сразу сказали, что знаем этого ребенка, потому что я сама была в этом приюте на территории Дамаска в Сирии. Конечно, там у них гораздо лучше условия, чем в лагерях беженцев. За детей можно не переживать, но лучше побыстрее вернуть домой.
Люди на территории лагеря беженцев "Аль Холь" в сирийской провинции Хасаке
– Анна Юрьевна, в конце февраля вы анонсировали создание информационной платформы, которая станет подспорьем для родителей, имеющих детей с орфанными заболеваниями. Посредством новой системы, в частности, семьи смогут найти ответы на многие вопросы социальной, юридической и благотворительной направленности. Прорабатывается ли инициатива с федеральными властями, причастными ведомствами? Подготовлен ли проект? Известны ли сроки разработки системы?
– Инициатива по созданию единой цифровой платформы, куда могла бы обратиться семья, где есть ребенок не только с орфанными заболеваниями, но и с иными особенностями, обсуждается давно. Эту тему поднимали общественные организации, которые в той или иной части помогают детям-инвалидам. Но толчок к началу работы был дан на встрече с руководителем "Деловой России". Когда мы проработали эту идею, то, конечно, увидели, в том числе, и поддержку со стороны министерства здравоохранения РФ. Это делает прозрачными все запросы по разным форматам поддержки со стороны общественных организаций, фондов. Сейчас идет уже непосредственно проработка технических заданий, которые недавно были утверждены, и работа над самим программным продуктом, он выверяется – что будет в начале, что в конце, как будут распределяться заявка и обращение, с чем это связано, какую это проблему призвано решить. Первая задача системы – информирование. Для большинства родителей, которые впервые столкнулись с определенным заболеванием ребенка, сложно найти достоверную информацию, как лечить, где лечить, к кому обратиться, с кем посоветоваться, где найти помощь. Но кроме информации мы ставим также задачи второго уровня – это возможность получить действенную помощь. И, безусловно, после того, как будет решен так скажем "медицинский" вопрос, можно расширять и дальше этот функционал.
Но сейчас для нас важно, чтобы именно вот эта первая задача была решена. Надеемся, что это хотя бы в пилотном формате будет работать в ближайшее время. Мы возьмем сначала несколько видов заболеваний, чтобы апробировать систему, то есть как это будет работать, как будут идти запросы, какие будут сложности в пользовании этой платформой.
– Мониторинг прошлого года, проведенный вашим аппаратом, выявил, что лишь 8% образовательных учреждений обеспечивают детей с ОВЗ горячим питанием. Скажите, какая работа ведется в этом направлении? Направлены ли школам рекомендации, как – и самое главное за какой период – удастся решить эту проблему, как вы полагаете?
– На самом деле мы провели масштабный мониторинг, он стал очень репрезентативным и показательным. В более 40 тысячах образовательных организаций проверили обеспечение горячим питанием детей с ограниченными возможностями здоровья и, конечно, пришли к неутешительному выводу. Знаете, 8% -– это учреждения, в которых хоть что-то сделано, фрагментарно, мы их также учитывали в статистике. До того момента, как мы вышли с коллегами с проектом к Минпросвету, и он был одобрен, никакого системного механизма и подхода в регионах не было. Можно по пальцам перечесть субъекты РФ, в которых более менее системно был решен этот вопрос, то есть детей кормили специализированно, и это меню было отработано.
После того, как мы увидели эту ситуацию, в том виде, в котором она предстала перед нами, а именно – ребенка в садик приводили, например, после завтрака и забирали перед обедом, потому что ему нельзя было есть то, что там предлагали. Проще организациям вообще было не связываться с такими родителями, с таким ребенком.
Есть еще одно решение – это отдельные группы. Но мы с вами прекрасно понимаем, что в масштабе больших мегаполисов, да даже в небольших муниципальных образованиях достаточно сложно возить ребенка в какую-то одну группу на другом конце города. Таким образом, мы выработали несколько предложений, в том числе предложений по изменению СанПиН, по системе организации самого питания для детей с ОВЗ, они нашли концептуальную поддержку, в частности и по вопросу введения диетсестры в образовательные учреждения. Дальше вопрос в реализации этих решений.
Мы сейчас стараемся очень плотно взаимодействовать с родительским сообществом, как показала практика, это самый эффективный способ обратной связи. Можно бесконечно писать запросы, но самая точная обратная связь только от родителей. Да, в предыдущий мониторинг многое не сходилось: родители говорят одно, официальные цифры – другое. Это еще один важный вопрос. Мы держим руку на пульсе. После нашего обращения прокуратурой проведены масштабные проверки организации бесплатного горячего питания, внесено около 300 представлений.
Мониторинги будут продолжены, и сейчас, в режиме реального времени, мы смотрим, что происходит в регионах, следим за организацией питания несовершеннолетних с ОВЗ, в том числе вместе с коллегами из Роспотребнадзора, прокуратуры, как будут исполняться новые СанПиНы. Есть рекомендации – мы с Роспотребнадзором об этом говорили – по организации родительского контроля в образовательных учреждениях. Все это призвано дать объективную обратную связь, как кормят детей, как исполняется поручение президента.
– В начале года вы заявляли о критическом росте случаев преступлений против половой неприкосновенности детей в сиротских учреждениях. В настоящее время психологический институт РАО совместно с Минобрнауки разрабатывают систему, позволяющую выявлять насилия в таких учреждениях? В какие сроки планируется ее разработать и запустить?
– Буквально на днях созванивалась с Юрием Петровичем Зинченко (директор психологического института РАО – ред.), сейчас стадия формирования технического задания, ведь работа предстоит огромная, мы говорим о масштабах всей страны. Соответствующие поручения уже даны Министерством науки и высшего образования РФ. О чем мы говорим – растущее число преступлений в сиротских учреждениях возможно связано и с выявляемостью. Нам никогда столько не писали дети в социальных сетях. Мы понимаем, что есть закон, мы работаем по 59 ФЗ, где должно быть оформлено обращение граждан и так далее. Когда ребенок пишет и рассказывает о какой-то беде, а параллельно просит не называть его имени, не рассказывать, что это он… Мы выезжаем, и у нас есть четкий алгоритм, как решаются эти детские вопросы, чтобы никто и никогда не узнал, что написал ребенок, что это было обращение от него. Мы выезжаем в учреждения, разбираем эти ситуации. История с социальными сетями позволила создать такую негласную "службу доверия", конечно, всю информацию мы проверяем. Порой об этих историях мы слышим из рассказов приемных родителей, которые берут детей из детского дома, и дети начинают постепенно раскрываться, рассказывать, что с ними было. Вся эта детская беда заставила выйти на системные решения.
Здесь я хотела бы вспомнить наш разговор выше о едином федеральном органе власти, который здесь очень бы помог. Разные сиротские учреждения подведомственны разным органам региональной исполнительной власти – какие-то министерству социальной защиты, какие-то министерству образования, министерству здравоохранения. Но в целом позаботиться о ребенке некому. Поэтому, к сожалению, мы видим эти проблемы в детских домах. Ведь нет единого подхода к подготовке кадров, решения вопросов профвыгорания.
Когда преступление в отношении несовершеннолетнего уже совершено, этим занимается Следственный комитет РФ, прокуратура. Понимаете, система приходит на помощь, когда уже свершился факт насилия, беда произошла. Потом начинаются поиски виновника – причин и условий, как говорится.
Но нам ведь важно, чтобы этого не происходило вовсе. Так вот, мониторить эту ситуацию призваны как раз новые методы, которые разработают психологи. Это не просто методы или методичка – это комплексная система обследования, которой будут обучены специалисты органов опеки, специалисты, которые будут работать непосредственно с детскими учреждениями, более того, будет обратная связь и мониторинг эффективности.
Такой комплексный подход позволит закрепить заботу о детях за конкретным детским учреждением. И я уверена, что профессиональный подход позволит нам дать объективную информацию о том, что нужно менять, чтобы не допустить нарушения прав детей в учреждениях. Но мы с вами знаем, что лучше для ребенка, чем любящая семья, ничего нет. Помимо совершенствования подходов к организации сегодняшних сиротских учреждений, нужно работать и в другом направлении – это их открытость и возможность как можно большему числу детей найти семью.