Фильм Владимира Мирзоева "Как Надя пошла за водкой" выходит в российский прокат 29 октября. О музах и реальных женщинах, любви, одиночестве и русской смерти корреспондент РИА Новости Анна Горбашова поговорила с исполнителем главной мужской роли Евгением Цыгановым.
— Название фильма "Как Надя пошла за водкой" немного, как мне кажется, дезинформирует зрителя, сразу представляешь чернушную артхаусную историю, которая происходит где-то в глубинке с главной героиней, неиспорченной интеллектом, а тут совсем другая история с вполне себе чеховскими героями в доме с мезонином. Как родилось такое название?
— Мне даже не сказали, что фильм так будет называться. Когда меня журналисты спрашивали про роль в фильме "Как Надя пошла за водкой", я отвечал, что в таком фильме я не снимался. Изначально это была короткометражка Владимира Мирзоева, которая называлась "Русская смерть". Потом Владимир Владимирович решил ее продолжить, дописали сценарий, появилась жена моего героя, Яна Троянова, и история вызволения его из лап "псины", так он называет супругу. Родилось такое название, но эта история не про водку, конечно.
— А про что, если глубоко копнуть?
— На мой взгляд, про то, что люди живут в каком-то иллюзорном мире. Мой герой любит не реальную женщину, свою жену, а какую-то мечту, и другая женщина, которую он встречает, тоже имеет свое представление об идеальном мужчине, который должен быть рядом. Он ждет некую женщину, которая будет его вдохновлять, а она — мужчину, который будет ее поддерживать и как-то опекать, а в итоге они оба не соответствуют представлениям о музе и о сильном плече. В конечном счете, это история про одиночество, наверное.
— Одна из героинь Валентина спрашивает вашего героя: "Что такое любовь?", он уходит от ответа, а вы нашли для себя ответ на этот вопрос?
— Когда Аня Меликян снимала фильм "Про любовь", она всем актерам задавала этот вопрос, я ничего не нашел лучшего, кроме как процитировать Олю Мухину, чью пьесу "Олимпия" я тогда ставил в театре: "Это когда думаешь про человека, думаешь и больше ни о чем другом думать не можешь". Слово "любовь" – оно одно, а форм любви много. Но если мы говорим о любви между мужчиной и женщиной, то, в конечном счете, это принятие человека таким, каким он, собственно говоря, является, а не попытка создать собственную модель и реализовать ее в жизнь. То же касается и любви родителей к детям: не душить то, что пробивается, потому что мой ребенок должен быть вот таким, не культивировать свои фантазии, а доверится ребенку, его индивидуальности. Но это не просто почувствовать.
— Скоро на экраны выйдет фильм "Цой" Алексея Учителя, где вы сыграли главную роль — водителя автобуса, врезавшегося в "Москвич" Виктора Цоя. Отец и сын Виктора Цоя высказались против проката картины, якобы в ней искажаются реальные факты из жизни музыканта, который даже не появляется в кадре. Что вы думаете по поводу подобных претензий, на которые родственники, конечно, имеют право, не нам их судить?
— Я думаю, что не может кино претендовать на какую-то правду, только в каких-то общих чертах. Тут допущено очевидное иносказание, и герои этого события были отчасти иные.
Для Алексея Учителя эта история не одного года жизни. Когда ты уже не мальчик, то, наверное, хочешь, чтобы появилась какая-то история, которая не дает тебе покоя, которая захватывает. Судить в категориях можно так или нельзя не совсем уместно. Учитель изменил имена участников событий и тем самым попытался снять с себя любые обвинения. Изначально фильм назывался "47", про кассету, которую все ищут, может быть проблема как раз в этом, имена все поменяли, а название стало "Цой". Но тут не мне судить.
Когда я снимался у Алексея Ефимовича в "Прогулке", он сначала с нами советовался, и говорил: "Ну это история про молодых людей, вам там многое понятнее", а потом когда возникли моменты какого-то недопонимания, режиссер сказал: "Вот когда ты будешь снимать свое кино, тогда будешь снимать как хочешь". Мне кажется, что это справедливо. Есть автор, который придумал эту историю, собрал съемочную группу, снял фильм и несет за это определенную ответственность. Учитель был знаком с Цоем, снимал его, к Цою он тоже относится с определенным пиететом. В конечном итоге, это все равно собирательные образы — погибший музыкант, его жена, его сын, продюсер...
— Что для вас было принципиально важным в работе над ролью водителя автобуса?
— Для меня было важно, что мой герой — латыш из маленького города. Он из другой страны, никогда не слышал про Цоя, с ним происходит роковое событие, которые все в жизни переворачивает. Сталкиваются совершенно два разных мира – водитель из городка с тремя улицами и питерская музыкальная тусовка. Но когда я посмотрел материал, я понял, что попытки играть какой-то акцент не очень работают, отвлекает от сути. Важно, чтобы кино сложилось в целом, а герои и само событие — это лишь повод поговорить о том, что такое потеря, судьба и рок.
— В каких еще проектах мы вас увидим в ближайшее время?
— Я недавно закончил сниматься в "Мертвых душах" у Григория Константинопольского, где мне доверили роль Чичикова, в ноябре должен выйти фильм Анны Меликян. Анина короткометражка "Нежность", в которой я снялся с Викторией Исаковой, стала первой серией восьмисерийного черно-белого сериала. Мне кажется, это две очень любопытные работы.
Сейчас я параллельно снимаюсь в двух историях: "Всякая пьянь" Владимира Щеголькова и "Псих" Клима Козинского, который будет называться как-то иначе, потому что такой сериал уже снял Федор Бондарчук. Клим вместе с Александром Дулерайном заведены на то, чтобы снять какую-то неординарную жанровую историю.
И в театре "Мастерская Фоменко" работаем вместе с Дмитрием Крымовым над спектаклем "Дон Джованни, репетиция оперы". Это все, что я могу пока рассказать.