Россия перестала "оплодотворять" мир мозгами — ученые из других стран теперь сами едут к нам за открывающимися возможностями, говорит президент Национального исследовательского центра "Курчатовский институт" Михаил Ковальчук. В интервью РИА Новости он рассказал, в каких сферах российская наука сохраняет лидерство, как ЦЕРН охотится за российскими физиками, от которых сам же избавлялся, чем Курчатовский помогает СВО, почему нашей стране так важно развивать свою технологическую повестку, а также поделился планами по освоению Луны и созданию атомного подледного газовоза и объяснил, зачем Курчатовскому институту заниматься виноделием. Беседовали Владимир Сычев и Диляра Солнцева.
— Михаил Валентинович, советская научная школа традиционно была одной из сильнейших в мире. В каких сферах Россия остается первой? Чем мы можем действительно гордиться? А где уже предстоит побороться?
— Мы практически всюду, где были сильны, так и остаемся, тут ничего не изменилось. Просто некоторые наработки оставались невостребованными много лет и нуждаются в некоей реновации. Но то, что потенциал огромен, показывает, например, то, что мы за короткий срок по инициативе президента сделали гиперзвук, которого нет ни у кого в мире, и на Западе нас догнать в этом пока не могут.
Наше технологическое могущество выросло из атомного проекта, на самом деле мы состоялись как технологическая сверхдержава только после его реализации. Да, мы догоняли Америку при создании атомной бомбы. Но дальше мы всегда были первыми. Первая водородная бомба — 1953 год, первая атомная электростанция — 1954 год, первый атомный ледокол — 1959 год. А также ядерная медицина, исследовательские ядерные реакторы у нас были одними из лучших в мире.
То же самое в космосе. Первый спутник — 4 октября 1957 года, первая собака, обезьяны, первый человек на орбите, первый выход в открытый космос, первый коллективный полет, первая орбитальная станция "Мир", облет Луны, высадка лунохода на Луне. Сегодня по Луне ходит "родственник" нашего советского лунохода. Надо этим гордиться.
Многое из того, что делают сегодня "новые космические державы", основано на разработках, сделанных в нашей стране десятилетия назад. Значит, теперь на общей базе нам легче вместе создавать новое. У нас и сегодня огромное количество идей, например, освоение Луны и дальнего космоса.
— Что такое освоение Луны?
— Луну первым освоит тот, у кого будет для этого энергия, кто создаст там энергетическую установку. В результате многолетних исследований нами разработана основа энергетических установок для Луны и других космических тел и прототипы принципиально новых космических двигателей.
Эти наработки и надо продвигать, фиксируя при этом наше технологическое лидерство. Надо знать свою цену и правильно выстраивать отношения с партнерами. Например, в Китае сегодня успешно развивается термоядерный проект. Но надо помнить, что он начинался на советской установке "Токамак", поставленной туда в начале 2000-х годов. А затем мы вместе спроектировали "Токамак" нового поколения, который сегодня один из лучших. И на наработанном совместном опыте надо строить обоюдовыгодные перспективные отношения.
— Получается, мы развиваем отношения с дружественными странами. А с недружественными есть взаимодействие?
— У нас давние научные контакты с нынешними недружественными странами. Мы до последнего времени активно участвовали практически во всех мегапроектах в Европе. ЦЕРН в Швейцарии, рентгеновский лазер на свободных электронах XFEL в Германии, Европейский синхротронный центр ESRF во Франции и многие другие появились во многом благодаря нашему участию — интеллектуальному, технологическому и финансовому на последнем этапе. Идеологически мы очень сильны в области меганауки, и это признается всем миром.
У нас к концу 1980-х на площадке в Протвино был близок к завершению проект коллайдера. После развала СССР этот проект был заморожен, как и многие другие, поэтому наши физики, ускорительщики вынуждены были поехать в Швейцарию со своим уникальным опытом и компетенциями. Поэтому многие эксперименты, которые планировались для протвинского коллайдера, были перенесены потом в ЦЕРН. Например, никто в мире не мог вырастить кристаллы вольфрамата свинца, нужного для детекторов коллайдера. Мы же вырастили почти 100 тонн этих кристаллов. Так что в открытии бозона Хиггса есть и наш заметный вклад. После начала специальной военной операции наши бывшие партнеры стали ограничивать наше участие в совместных проектах и выталкивать из ЦЕРНа.
— Каким образом?
— Они лишили доступа в ЦЕРН сотрудников российских институтов. При этом предложили, чтобы все российские сотрудники, ранее работавшие в ЦЕРН, вернулись в свои родные институты в Россию и зачислились по совместительству в Объединенный институт ядерных исследований в Дубне. А далее с этой новой аффилиацией международной (а не российской), как ни в чем не бывало, продолжили работу в ЦЕРНе. Но так не выйдет.
— То есть мы на это не пойдем?
— Кто хочет, пусть туда едут, там живут. Но наше государство — точно нет, категорически по двойным стандартам мы работать не будем. Хотя, очевидно, Запад по-прежнему заинтересован в нашем участии.
История с утечкой мозгов из России уже давно закончилась. Очевидно, что сегодня в России есть уникальные возможности для научной карьеры, развития. К нам уже едут ученые из-за рубежа. Вот посмотрите, в национальном центре "Россия" собрались представители 100 стран, чтобы обсудить в Москве будущее. И это происходит вскоре после саммита БРИКС в Казани. Поэтому сейчас у нас идет переформатирование мира.
— Вы как-то говорили, что Запад понимает и уважает только силу.
— Я бы уточнил — американцы, только они сейчас определяют политику Запада в целом.
— А Европа?
— Успех европейской экономики, особенно германской, на протяжении последних десятилетий был связан в значительной мере с нашими относительно дешевыми ресурсами, в первую очередь газом. Этот газовый "рай" закончился по их инициативе, и последствия уже всем понятны. Если у Франции есть еще атомная энергетика, то Германия ее добровольно закрыла у себя.
— А как же зеленая энергетика? У России самая большая площадь лесов в мире — получается, мы бесплатно помогаем всему миру бороться с глобальным потеплением?
— Нам нужна своя глобальная повестка. Например, американцы запускают историю с глобальным потеплением, но при этом сами не подписывают Киотский протокол, а смотрят, что будет с торговлей этими углеродными единицами. Поэтому нам надо сформулировать свою собственную повестку, то есть быть на острие развития новых технологий, при этом не дать себя обмануть.
— То есть просто сказать: мы не будем играть по вашим правилам?
— Конечно, мы уже сказали. Президент, начав специальную военную операцию, это и сказал по факту. Теперь надо по каждому направлению предлагать свою повестку.
— Вы представили на форуме в Санкт-Петербурге недавно проект атомного подводного газовоза. В условиях ужесточения санкций он стал как никогда актуальным. Есть ли уже заказы на него, от каких компаний? Когда он может стать реальностью?
— Буквально на днях мы заключили договор с "Газпромом" на начало работ, на проработку проекта, технического задания. У нас есть стандартные материалы и изделия, которые не надо заново разрабатывать: металл для корпусов, блоки электродвижения, реакторы. По сути — это будет подводный подвижный газопровод.
— Подледный челнок для Северного морского пути?
— Конечно. Он может и не всплывать или всплывать, когда и где надо. Это важно и с точки зрения безопасности. Во-первых, там безлюдная зона. Во-вторых, под водой. В принципе, он может быть беспилотным, но для этого надо, чтобы реактор был необслуживаемым. Там много задач, их хватит на десятилетия. Но идеологически вопросов для нас там нет.
— Это тоже, получается, еще одно из величайших достижений российской науки? Нас в дверь санкциями, а мы — в окно, не хотят, чтобы мы летали, — мы будем под водой идти?
— Конечно. Я не зря говорю: мы всегда были первыми, и сегодня у нас есть все основания ими быть. Любые прорывные проекты научно-технические такого рода всегда требуют политических решений прежде всего. Поэтому я считаю, что, если президент поставил задачу обеспечить наше технологическое лидерство, пусть каждый занимается своим делом.
— Курчатовский институт активно ведет генетические исследования, в том числе в области виноградарства. Когда ждать новых российских вин, сделанных на основе результатов ваших работ? В чем их уникальность?
— Сейчас у нас начат большой проект с Краснодарским краем по определению виноградопригодных земель, оценки терруаров. Вообще, эта тема очень важная и большая и требует отдельного внимания.
— А участвует ли Курчатовский институт в создании неядерных образцов вооружений и техники для армии, в том числе для нужд СВО?
— Там, где у нас есть компетенции, и там, где есть внешние заказы со стороны СВО, мы это делаем. Например, мы создаем новый материал для бронежилетов, очень легкий, но и сверхпрочный.
— Однако вы же работаете не только нужд СВО, но и для гражданской сферы?
— Не только военные, но и все гражданские самолеты, вертолеты, корабли в нашей стране изготавливают из материалов, разработанных в институтах, входящих в состав НИЦ "Курчатовский институт". Это материалы с особыми свойствами — сверхтвердые, жаропрочные и композитные материалы для космоса, для газовых труб, газодобывающих платформ, атомной энергетики.
Плюс большую часть работ мы ведем для регенеративной медицины. Это новые материалы, основанные на природоподобных образцах, то есть они биосовместимы, хорошо взаимодействуют с тканями человека.
Таким образом, любой рукотворный объект — это материал, но, чтобы создать материал, нужна энергия. То есть, как я уже говорил неоднократно, энергетика и материаловедение — это два приоритета, без которых невозможно развитие человечества. И наша страна была, есть и будет в лидерах в этих жизненно важных областях, поскольку традиционно обладает огромным интеллектуальным потенциалом.