История о том, как британские правоохранители "шли арестовывать" некоего "богатого русского бизнесмена", а заодно его "сообщников", облетела тех, кого облететь требовалось, и приземлилась где-то там на веточке обывательского сознания.
Сумки с наличностью, которые прислуга якобы таскала по лондонским улицам, чтобы помочь "русскому богачу" избежать санкций, какой-то пришлый человек — якобы бывший нынешней сердечной зазнобы богача — вроде помогал многотысячный налик паковать, чтобы, опять-таки, скрыть большую деньгу от острого ока надзорных органов Британии… Нет, это не сценарий романтической комедии, не триллер со шпионским уклоном, не памфлет и даже не театральная пьеса.
Это реальность, данная The Daily Mail ее читателям.
Кто, зачем, когда и почему — на конкретные вопросы, которые могла бы задать наиболее въедливая аудитория, ответы даны ну прям как в советских газетах. Ноль конкретики, много лозунгов и того, что "мы не позволим и не допустим". Если кто-то кое-где у нас порой, вот именно, честно (под санкциями то есть) жить не хочет…
И надо же такому совпадению было случиться: за несколько дней до описываемых и происшедших в столице британского королевства событий в столице бельгийской монархии решили, что отныне "попытка обойти санкции, введенные в отношении России и российских граждан, если она была совершена физическим лицом, будет караться тюремным заключением. На срок от пяти лет". Верхний предел пребывания потенциальных нарушителей в пенитенциарных учреждениях не обозначен.
В финале упоминается необходимость выпуска соответствующей директивы, которая будет согласована и которая даст возможность включать в соответствующие кодексы стран-членов эту норму закона.
Примечательно, что юрисдикция правоприменения распространяется на все государства, входящие в ЕС, а самое главное — если и когда факт обхода санкций будет доказан в судебном порядке, деяние будет расцениваться как преступление против всего Евросоюза.
Полотно, конечно, настолько чарующе и прекрасно, что можно потерять дар речи. Примерно как и в случае с прислугой "богатого русского", которая бегает, как нам говорят, по фешенебельному лондонскому кварталу с сумкой, набитой банкнотами.
Очнувшись от изумления, однако следует, поскольку речь идет о России и о ее гражданах, задать европейским вершителям (ну как это они о себе думают) наших и не наших судеб несколько вопросов.
Например, вот такой. Если предусмотрены столь жесткие меры в отношении нарушителей конвенции, простите, многочисленных пакетов ограничительных мер в отношении России, то каким образом в суде (который, напомним, есть состязательный процесс между адвокатом и прокурором) будут доказываться нарушения? Ведь, как все понимают, обвинение не равно доказанному же деянию, а тем более умыслу это деяние совершить. И пока решение судебное не вынесено, обвиняемый, вне зависимости от того, хочется этого или нет, считается невиновным.
Кто будет собирать доказательства? В каком суде — а в европейских странах есть суды административные, уголовные, есть арбитражи — такого рода дела должны слушаться?
Это крупные процессуальные детали юридической процедуры, которая, напомним, считается едва ли не самым значимым краеугольным камнем европейского правосудия, и нарушение этих процедурных нюансов может привести вовсе к аннулированию всех собранных следствием улик и доказательств.
Есть еще и такое соображение.
Внесение поправок в действующие правовые кодексы в европейских странах обычно проходит через парламентские слушания. Поправки вносят органы исполнительной власти, законодатели их обсуждают, делятся своими соображениями, голосуют и принимают. Или не принимают.
Так вот, каким образом — даже при наличии того трогательного факта, что национальный свод законов ниже, чем наднациональный, то есть общеевропейский, — когда и кто будет включать эти поправки в свод уголовных или административных уложений каждой из 27 стран, входящих в ЕС?
Есть и нюансы помельче, в которых хотелось бы разобраться, но даже не это кажется важным. Важно вот что.
Право (в самом широком смысле) в Европе, по крайней мере на протяжении второй половины ХХ века и текущих чуть более двадцати лет, служило предохранителем от произвола. Произвол мог касаться предвзятости в отношении подозреваемых в совершении незаконных деяний, а предвзятость, в свою очередь, могла быть (и бывала, кстати говоря) основана на расовых предрассудках, этническом происхождении, имущественном и социальном неравенстве, как и неравенстве женщин и мужчин.
На протяжении десятилетий европейская юстиция работала над тем, чтобы равенство перед законом было для всех абсолютной величиной. И, надо сказать, пусть и не без проблем, не без сложностей, но в какой-то момент даже казалось, что вот — добились, свершилось. Вот оно, европейское правосудие, которое гарантирует всем участникам равные права. Но нет. Рано радовались. Оказывается, это не так. Или совсем не так.
Потому что если бы юстиция действительно чтила равенство перед законом, то пресса (пусть и таблоидная), которая почувствовала, что в демонизации русских и России с нее сняли ошейник политкорректности, нашла бы иные характеристики для описания рейда британских правоохранителей в жилище некоего богача, не ставя тут же клеймо "русский".
Потому что если бы юстиция действительно чтила принцип презумпции невиновности, то русских скопом не обвиняли во всех самых страшных преступлениях исключительно на основе их происхождения, гражданства и того, что родной язык для них — язык Толстого и Чехова.
Наверное, нужно нам прежде всего понять и затвердить, что вне зависимости от того, что и как происходит в нашей ли стране, за ее ли пределами, мы — и персонально, и коллективно — находимся под подозрением. И всегда под ним находились. Неважно (и вот тут точно равны все до единого), обычный ли человек, рядовой сотрудник западной корпорации, или миллиардер, вложивший огромные деньги в западные банки, в западную благотворительность, в то, чтобы там, где сейчас очень многие дружно "глотают пыль", считали бы своим.
Не получилось. Не удалось. На карандаш взяли сразу же, как окончилась холодная война, как стали свободно (ну мы так наивно думали) ездить, зарабатывать, тратить деньги, покупать. Мгновенно найденные и замороженные активы тому лучшее подтверждение и неубиваемый аргумент.
Кстати, об активах. Долго думая, как бы их из состояния "замороженности" перевести в состояние "конфискованности", и не найдя способ сделать это безболезненно для имиджа "хранительницы священной неприкосновенности частной собственности", Европа, как континентальная, объединенная и не вполне, а также островная, решила зайти с флангов.
Малейшего подозрения в том, что ограничения обходятся или имеется умысел их обойти, согласно проекту, представленному Еврокомиссией и будущей директивой, будет — и сейчас это уже не секрет — достаточно, чтобы активы того, кто хотел бы, или предполагал, или замышлял санкции обойти, и его имущество конфисковать. В соответствии с действующим правом и теми правовыми нормами, которые еще будут введены.
Ну а в качестве вещественного доказательства нарушения и умысла в совершении преступления, конечно, предъявлять придется сумку или сумки, набитые наличными. Чтоб отпали любые сомнения в том, что сумки эти действительно принадлежат "богатым русским", кожаные изделия будут исключительно красного цвета.