О том, как прошли два года борьбы с коронавирусом, какие симптомы наблюдаются у пациентов с омикрон-штаммом, и что необходимо для победы над инфекцией, в интервью РИА Новости рассказала главный врач городской клинической больницы №52 Марьяна Лысенко. Беседовала Ольга Овчинникова.
– Ваша больница уже два года в коронавирусе, расскажите, как прошли эти два года, и стало ли сейчас легче, чем два года назад, когда все это начиналось?
– Мы не совсем в коронавирусе, мы работаем с пациентами с коронавирусной инфекцией. Да, действительно, 26 февраля ровно два года, как мы приобрели статус инфекционного стационара. Конечно, за два года мы приобрели много знаний об этой инфекции, мы выстроили все свои процессы внутри, и, безусловно, это стало в какой-то степени рутинной практикой.
– А сейчас с приходом омикрона стало легче?
– Мы занимаемся достаточно тяжелой категорией пациентов в силу традиционных профилей, которыми занимается больница, мы берем на себя не просто пациентов с коронавирусной инфекцией, а в большой степени пациентов с коронавирусной инфекцией плюс определенными соматическими проблемами, которые они имели до болезни. Поэтому сказать, что приход того или иного штамма как-то существенно меняет нашу ситуацию, наверное, нет, но действительно, омикрон имеет менее жесткую клиническую картину, чем предыдущий вирус, подвиды вируса.
– А на что жалуются пациенты?
– Вы имеете в виду жалобы, характерные для омикрона? Принципиальный набор жалоб остался прежний – это все та же слабость, выраженная интоксикация, температура, но, может быть, в какой-то степени менее выраженные, чем при дельта-штамме. То есть нет такой высокой лихорадки у большей части пациентов, как была при дельта-штамме, нет такой скорости распространения инфекции с поражением легочной ткани, поэтому пневмонии имеют место быть, но они среднетяжелого течения. Практически нет жалоб на выпадение вкуса и запаха. Но сохраняются все те же жалобы на сухой, непродуктивный кашель, на боль в горле, очень часто стали проявляться диспепсические явления, нарушения стула, выраженная головная боль при даже невысокой лихорадке и слабость, ощущение отсутствия концентрации при обычной нагрузке интеллектуальной, которая привычна для пациентов в привычном формате.
– Пациенты омолодились, по сравнению с теми, которые были раньше?
– Омикрон – очень высоко контагиозный подвид вируса, и средний возраст пациентов остается прежним. Безусловно, серьезно страдают категории населения, которые не получили вакцинацию: в части случаев это и молодые пациенты, в части случаев это возрастные пациенты, которые по каким-то причинам не были привиты. Поэтому сказать, что мы получили какие-то кардинальные изменения среднего возраста, поступающих, нет, конечно. Другой вопрос, что молодые пациенты не так тяжело болеют Омикрон-штаммом.
– Есть ли какие-то необычные симптомы среди пациентов с омикроном?
– Нет, вы знаете, самым необычным симптомом в предыдущие две волны были нарушения вкуса и запаха, очень характерные для этой болезни, но сейчас практически нет таких жалоб, за редким исключением. Поэтому обычная клиника тяжелой респираторной инфекции, которая может быть вызвана чем угодно, что, собственно, в том числе и составляет сложность для диагностики, особенно на амбулаторном этапе и восприятия самих пациентов омикрон-штамма, потому что, когда пропадал вкус и запах, уже все знали об этом и готовились к тому, что это действительно коронавирусная инфекция.
– Как вы считаете, мы победим коронавирус? Лето в этом плане будет спокойным?
– Мы, естественно, оптимисты. Мы считаем, что рано или поздно коронавирусная инфекция, безусловно, не будет такой агрессивной, она будет управляемой. Говорить о полной ликвидации, я думаю, нам какое-то время не придется, потому что это новый вирус. И максимально позитивное, что мы от него ждем, – что он станет в какой-то степени сезонным, но, опять же, все зависит от нас самих. Управляемый инфекционный процесс может быть только в случае массовой вакцинации населения и коллективного иммунитета, о котором мы так много времени уже говорим. Только в этом случае любые инфекционные процессы могут быть управляемыми. А значит, могут быть прогнозируемыми, а значит, количество заболевших будет невелико.
– А что нам еще нужно сделать для того, чтобы победить коронавирус?
– Вакцинироваться.
– Только вакцинироваться?
– Да.
– С иностранными коллегами проводите зумы по протоколам лечения коронавируса?
– Вы знаете, мы проводили такую активную интернет-связь с нашими коллегами в самом начале, особенно с коллегами из Китайской народной республики, которые первые столкнулись с коронавирусной инфекцией, для того, чтобы понять, каким образом устроена эта инфекция, как с ней пытаться бороться. В настоящее время мы, безусловно, очень много читаем того, что выпускают наши коллеги, очень много пишем сами, и сейчас нет необходимости какого-то активного общения в зуме. Мы общаемся с большим количеством коллег в регионах Российской Федерации, в странах СНГ, если говорить об иностранном общении.
На сегодня, на мой взгляд, те протоколы, которые существуют в Российской Федерации, и временные методические рекомендации, которые были приняты в последний пересмотр, имеют абсолютно адекватную, актуальную идеологию борьбы с этой инфекцией, и дополнительная информация черпается сейчас уже из печатных источников. Раньше она передавалась в основном в устном формате, потому что просто некогда было писать. Сейчас достаточно информации для того, чтобы не общаться непрерывно,но, безусловно, у нас есть определенные связи с клиниками за рубежом, с которыми мы традиционно дружим и общаемся с ними о их каких-то наработках. Но в большей степени это касается реанимационных протоколов, и не столько с коронавирусом, связанными со всеми осложнениями, которые вызывают респираторные инфекции и этот формат взаимоотношений у нас сохранялся и сохранен, и будет сохраняться вне зависимости от того, будем мы работать с коронавирусом или нет.
– За два года были ли какие-то особо вспоминающиеся пациенты или случаи?
– Конечно, пациентов было огромное количество уже за этот период, и запоминаем мы особенно тяжелых пациентов, которые, слава Богу, вылечились и выздоровели, у нас достаточно много пациентов, которые провели у нас не два и не три месяца, и, конечно, эмоционально к ним привыкаем, они к нам привыкают, тоже какая-то такая совместная борьба за их жизнь и здоровье. Но мне, безусловно, больше всех помнится пациент "ноль", который первый оказался у нас с этой инфекцией, действительно, было много раздумий, слава Богу, он поправился, хотя очень долго лежал у нас в реанимационном отделении, почти три месяца провел в больнице. Но с него стартовала эта новая история для нашего коллектива, и поэтому, конечно, он в памяти. И, безусловно, все тяжелые наши пациенты тоже.
– После выздоровления благодарят вас как-то? Может быть, запоминающаяся какая-то благодарность была?
– Знаете, достаточно того, что люди выздоравливают и говорят "спасибо", и всегда это очень трогательно, особенно тогда, когда они побороли смерть в прямом смысле этого слова, и иногда со слезами на глазах коллектив прощается с этими пациентами, это счастье, что они уходят от нас, но, с другой стороны, мы настолько проникаем друг в друга эмоционально, конечно, это слезы радости, поэтому, мне кажется, их уже самих по себе достаточно, для того, чтобы ощутить счастье результата. И не обязательна словесная благодарность, хотя, конечно, у нас появилось огромное количество друзей, у нашей больницы, люди благодарны, и это очень приятно.
– Остался ли костяк коллектива 52-й во время пандемии?
– Да, абсолютно. Штат основной никак не изменился, люди поддержали эту нашу историю, мало того, на мой взгляд, в коллективе произошла такая перезагрузка, и, несмотря на физическую усталость, безусловно, этот период работы в инфекционном стационаре, сейчас наблюдается некий такой подъем по тем направлениям, которыми мы традиционно занимаемся. Очень много люди пишут, печатаются. Все-таки было время в работе с этой одной патологией, переосознать то, что мы делали раньше, что мы будем делать в будущем. И поэтому сейчас, наоборот, у нас такой эмоциональный подъем, я бы сказала, направленный на какие-то научные изыскания, новые протоколы, новые предложения. Что касается нашего коллектива, то я безумно благодарна людям, я не устаю повторять, за то, что ни один человек из нашего основного штата не развернулся и не ушел. У нас был период, когда на удаленную работу ушли люди, которым за 70 лет, именно за 70, а не за 60, потому что мы боялись за их жизнь и здоровье. Как только появилась вакцина, они все вернулись в строй, и они все работают.
– А какой процент привитых сейчас в коллективе?
– Сто процентов.
– А чувствуете какое-то эмоциональное выгорание у сотрудников?
– Ну, конечно, люди устали. Я не могу сказать, что ощущается активное эмоциональное выгорание, когда уже не хочется приходить на работу, не хочется ничего делать, если в этом смысле рассматривается эмоциональное выгорание. Безусловно, очень хочется вернуться к нашим обычным направлениям работы. Но сказать, что мы 100% выгорели, и это помешает нам в дальнейшем работать по медицине, – это не так.
– А есть ли что-то, чего вашей больнице не хватает?
– Вы знаете, мне кажется, что сейчас этот вопрос совсем не уместен, так как мы сейчас настолько продвинулись и в своем оснащении, и в лекарственном обеспечении, и к нам поступают все новые и новые лекарственные препараты.
– А готовили лично вас к такой масштабной пандемии в университете, когда вы учились?
– Вы знаете, наверное, нас хорошо учили. Таким образом, в том числе в инфекционных болезнях, в том числе у нас был такой цикл военно-полевой хирургии. Из большого количества знаний складываются такого рода навыки. Безусловно, подготовки к каким-то серьезным эпидемиям в такой достаточно благополучный период, в который я училась, не было. Но к массовым каким-то проблемам, безусловно было, мы их разбирали. И мы оказались участниками событий в Армении, когда было землетрясение. И нас тогда просили помогать, насколько это было возможно. Но мы были еще совсем детьми, и какие-то специализированные работы выполнять не могли, но, тем не менее, готовы были эмоционально помочь большому количеству пострадавших людей. Но в какой-то степени это заложило, может быть, в голову нам способность принимать такого рода решения, оказаться в гуще событий, новых для себя. Но понятно, что на сегодня, наверное, очень актуальным будет вернуться к преподаванию в вузах именно той части программы, которая касается инфекционных болезней, которая, наверное, в какой-то степени не то, чтобы была забыта, а просто потеряла такую остроту на каком-то этапе, потому что мы давно победили большую часть особо опасных инфекций, и в какой-то степени расслабились. Да, наверное, нужно вернуться в программу, которую будут пересматривать по высшим медицинским заведениям.
– Недавно вас награждали в Кремле. Расскажите, что вы почувствовали, когда об этом узнали и волнующе ли было получать награду из рук главы государства?
– Очень волнующе, мне кажется, что я никогда так не волновалась, я даже сказала в своем благодарственном слове, вы знаете, это действительно безумно торжественно, очень ответственно, и вот гордость, ощущение гордости за свой коллектив, за коллег, которые рядом со мной трудятся эти два года, оно было таким всеобъемлющим, практически до слез благодарность к коллегам и гордость за то, что мы справились и справляемся, за то, что и московская медицина, и российская медицина в целом показали себя, на мой взгляд, в пандемию с самой лучшей стороны.
– Хочется ли вам изменить что-то в столичном здравоохранении, может быть улучшить, показала ли пандемия необходимость этих изменений?
– Вы знаете, изменить что-то плохое на что-то хорошее не хочется, потому что мы занимаемся этим перманентно. И пандемия очень мало что изменила в этом нашем движении вперед, в котором мы очень серьезно, рассудительно занимаемся очень долгие годы.
Другой вопрос, что пандемия, безусловно, ускорила развитие этих направлений, которые касаются дистанционных технологий, искусственного интеллекта, безусловно, этого не произошло бы, не будь под это базы определенной, которая просто вырвалась в связи с необходимостью из какого-то предподготовительного этапа и стала реализовываться в связи с крайней востребованностью. Мне кажется, что это большой плюс. Кроме того, безусловно, изменились очень многие подходы, в том числе протокольные по лечению тех или иных заболеваний, связанных с аутоиммунной агрессией, и сейчас это будет меняться. Пандемия, безусловно, спровоцировала изменение и расширение направлений, по которым мы и работали.
Мне сложно говорить за Россию в целом, но, по московскому здравоохранению, по той команде, которая работает в Москве, сказать о том, что пандемия просто все с ног на голову поставила, и все те результаты, которые были наработаны в предыдущих этапах, выявила какие-то "черные дыры", которые немедленно нужно закрывать, это абсолютно не так, это не произошло, иначе мы бы попадали в эти "черные дыры" в ходе вот этого всего, сложного, особенно начального периода, и не смогли бы из них выбраться. Поэтому те результаты, которые показали мы, они, безусловно, базировались не только на людях, но и на той базе, которая была и предшествовала тому и той работе, которую мы проводили.
– А в себе видите какие-то изменения из-за пандемии?
– Наверно, да. Каждый человек их видит, даже не осознавая, что они с ним произошли. Любые испытания даются нам для чего-то, в том числе и такие тяжелые испытания, для того, чтобы мы, наверное, остановились и осознали очень многие вещи для себя, в том числе как для специалистов в какой-то области, точно также для просто личностных человеческих восприятий. Мы научились понимать, что есть очень многие вещи, которых мы не замечаем, которые очень дороги для нас, – возможность общения, которая просто есть всегда и была, и мы никогда не думали, что на может по каким-то причинам приостановиться, возможность близких контактов, возможность отдыхать так, как хочется, возможность ходить туда, куда хочется, и вообще ощущение несвободы, насколько оно даже в комфортных условиях, насколько оно разрушительно для человека, насколько человек социальное существо, и насколько ему важны и нужны те обычные вещи, с которыми мы сталкиваемся в жизни, и которые мы совершенно не ценим на каком-то этапе своего сосуществования, оцениваем как что-то такое эфемерное. Но, наверно, пандемия это каждому показала. И мы, я надеюсь, научимся еще очень многое ценить и беречь. И я, в том числе.
– А есть ли у вас какие-то хобби? И есть свободное время, чтобы ими заниматься?
– Со свободным временем как-то не очень в последние несколько лет, я бы сказала. Но, тем не менее, хобби есть. Я очень люблю путешествовать. И, конечно, при любой возможности реализую эту свою любовь.
– Скоро 8 марта. Будете ли как-то поздравлять коллектив?
– Мы всегда поздравляем коллектив со всеми праздниками. Восьмое марта – это начало весны, начало чего-то нового всегда, это новые какие-то трепетные ожидания. Конечно, наши замечательные барышни получат поздравления от наших мужчин-коллег, которых мы поздравляли вот совсем недавно. Я надеюсь, что это будут какие-то приятные мелочи, цветы обязательно, так что весну надо отмечать обязательно.