Я люблю АПН и с гордостью, удовольствием и благодарностью вспоминаю годы работы в нем.
Формально Агентство печати "Новости" не просуществовало и 30 лет (с 1961-го по 1990-й), гораздо меньше, чем другие центральные советские СМИ. Оно и известно было внутри страны гораздо меньше, чем, например, ТАСС или такие газеты, как "Правда", "Известия", "Комсомольская правда" или "Литературная газета".
А в самом конце 80-х вообще захирело. Потом, если называть вещи своими именами, его начали грабить — и творчески, и материально. Самое печальное, что это делалось в том числе и теми, кто в АПН воспитывался и работал. Ну а тем, что в 90-е годы возникло в здании АПН (с изъятиями, разумеется), одно время руководила даже жена члена правительства. Так сказать, "демократизация". В худших своих проявлениях.
Я проработал в АПН с августа 1976-го до апреля 1988 года, то есть почти половину его существования. А вообще-то — даже больше, так как, поступив на факультет журналистики МГУ, я попал в апээновскую группу — группу, которая готовила журналистов именно для АПН. И сотрудничать с агентством я начал с первого курса, с осени 1971 года. Тогда я пришел в Главную редакцию Западной Европы (ГРЗЕ). А уже на следующий год, когда была создана Главная редакция периодических изданий (ГРПИ), я начал постоянно сотрудничать с Объединенной редакцией изданий для стран Западной Европы (ОРЗЕ) ГРПИ, а конкретно — с редакцией замечательного журнала "Этюд совьетик" (издавался во Франции), в который после окончания факультета и пришел работать.
А летом 1974 года я проходил двухмесячную производственную практику в отделении АПН в Ташкенте, что позволило мне взглянуть на работу агентства из всесоюзной глубинки. И вообще все годы учебы я постоянно и работал в АПН как редактор, и писал статьи для апээновских изданий.
В 1983 году, помимо своего желания, но волею высшего апээновского начальства я был переведен в Главную редакцию информации (ГРИ), которая имела и другое (секретное) название — Главная редакция контрпропаганды. О чем, кстати, не пожалел. Последний год моей работы в АПН я прослужил в только что возникшем странном подразделении — Группе приоритетных акций (ГПА) при председателе правления АПН. И уже оттуда, увидев, что агентство в условиях "гласности и перестройки" потеряло творческие и профессиональные ориентиры, в 1988 году я перешел в еженедельник "Московские новости", который, впрочем, в то время формально тоже относился к агентству, по причине чего в том же году стал политическим обозревателем АПН и "Московских новостей" одновременно.
Здание АПН на Зубовском бульваре
Для чего я все это перечисляю? А для того, чтобы не знающие меня люди поняли, что я могу рассказать об АПН не просто много, а очень-очень много. Но не буду сейчас этого делать по двум причинам. Во-первых, жанр юбилейной статьи не предполагает большого объема. А во-вторых — и это главное, — сейчас я работаю над пятым томом моих воспоминаний, который как раз и посвящен АПН. Там я расскажу все!
Теперь несколько штрихов к "юбилейному портрету" любимого мною агентства.
Юридически АПН являлось общественным агентством, но внутри самого АПН никто не скрывал, более того — время от времени это открыто провозглашалось, что наше агентство является "отделом ЦК КПСС".
АПН располагало самой большой зарубежной корреспондентской сетью среди всех советских СМИ — за исключением ТАСС, разумеется.
В АПН были очень большие по тем временам и даже для Москвы гонорары — десять рублей за машинописную страницу.
Но в журналистских кругах Москвы, а порой и внутри самого агентства АПН называли "могилой неизвестного журналиста". Дело в том, что писали мы для зарубежной аудитории, и внутри страны имена апээновских журналистов, за исключением пяти-шести политобозревателей, время от времени выступавших по телевизору, никому ничего не говорили.
Стенд Агентства печати "Новости", посвященный писателям зарубежных изданий АПН
Впрочем, лично я довольно быстро сумел выскочить из этой ловушки, так как вскоре начал писать и для внутренних советских изданий.
Тогдашнее агентство — это сонмище редакторов-страноведов и журналистов-страноведов самой высокой квалификации. Ни одно другое советское СМИ того времени не обладало такой мощной когортой знатоков зарубежных стран. Причем эти люди умели еще и писать на аудиторию этих стран, что совсем не то же самое, что писать на внутреннюю аудиторию: другой стиль, другие жанровые особенности, другая терминология, другие (понятные зарубежным читателям) примеры. Разумеется, в целом — в рамках тогдашней советской идеологической догматики. Впрочем, не совсем. В своих воспоминаниях я подробно расскажу об этом.
А сейчас приведу только один пример. Как известно, освещение религиозной жизни внутри СССР для внутренней советской прессы было табуировано. Разве что ежемесячный журнал "Наука и религия" писал об этом регулярно, но исключительно с атеистических позиций.
А вот в апээновских изданиях мы об этом рассказывали. И без всякого как воинствующего, так и не воинствующего атеизма. Я, например, написал большой репортаж, сопровождавшийся многими фотографиями, о жизни Московской духовной академии и Московской духовной семинарии, располагавшихся в Троице-Сергиевой лавре. Готовя этот репортаж, мы с моим фотокорреспондентом три дня прожили в монастырской келье, посещали занятия и даже присутствовали на одной из самых закрытых церковных "церемоний" — пострижении в монахи.
Разумеется, этот материал был опубликован во всех зарубежных изданиях АПН.
Итак, мы в АПН имели право писать о том, о чем было либо запрещено писать во внутренней советской прессе, либо работающие во внутренних СМИ журналисты просто не решались на это. То есть тематически наша работа была куда шире и свободнее, чем внутри страны.
Смею утверждать, что и о том, о чем писали журналисты, работающие в центральных советских газетах и журналах (разве что за исключением "Литературной газеты"), мы, в АПН, писали гораздо свободнее. Хотя бы потому, что в наши непосредственные обязанности входила "внешнеполитическая контрпропаганда", то есть реакция на все зарубежные критические выпады в адрес СССР. А недостатка в таких выпадах и целых месяцами ведущихся кампаниях не было. И на все это было нужно оперативно отвечать, причем не в стиле простейших формул "это клевета" или "мы с гневом отвергаем". Нужно было доказывать нашу правоту.
Агентство печати "Новости"
Наконец, то, о чем я уже упомянул: мы должны были писать в стиле, привычном зарубежной (в моем случае — западной) аудитории, и языком, понятным ей. А для этого мы изучали этот стиль и язык (язык — еще и в буквальном смысле), прорабатывали присылаемые в Москву внутриредакционные документы крупнейших западных газет (а там в этом смысле никакой вольницы не было — рекомендации были конкретные и безапелляционные). Ну и, конечно, читали зарубежную прессу, постоянным потоком поступавшую в спецхран библиотеки АПН. А спецхраном этим мог свободно пользоваться каждый творческий сотрудник АПН. Собственно, с этого, да еще с просмотра высоких стопок так называемого белого ТАСС и тассовского же "БПИ — Бюллетеня почтовой информации" (в нем оперативно печатались полные русские переводы всех самых интересных и острых статей из западной прессы) и начинался наш рабочий день.
«
Резюмирую: отточенный годами стиль работы на западную аудиторию, лишенный традиционной беллетризированности русской журналистики, более сухой, более формализованный ("по первому абзацу должно быть ясно, о чем рассказывает автор и что он хочет сказать"), но обязательно с яркими (привлекательными) заголовками — это и есть стиль апээновской журналистики в ее не только лучших проявлениях, но и почти повсеместный.
Вот почему, я уверен, когда я из длинных коридоров здания АПН на Зубовском бульваре переместился в узкие коридорчики и крохотные кабинетики еженедельника "Московские новости" на Пушкинской площади, этот выработанный за годы работы в агентстве стиль помог мне стремительно и, как свидетельствуют многие, ярко проявить себя уже во внутренней журналистике: написать, в частности, пространные политические портреты Бориса Ельцина, Михаила Горбачева, Егора Лигачева. А ведь даже тогда ничего подобного в уже перестроечной советской прессе еще не публиковалось.
Бесспорно для меня, что и при создании "Независимой газеты" я интуитивно опирался на свой апээновский опыт, прежде всего — как раз стилевой, жанровый и формальный (яркие заголовки, обязательные подзаголовки, содержательные лиды и прочее).
Президент СССР Михаил Горбачев и главный редактор "Независимой газеты" Виталий Третьяков (справа) перед интервью
По моим наблюдениям, этот опыт (работы на зарубежную аудиторию) — умение рассказывать о проблемах нашей страны не в стиле традиционной советской журналистики — оказал в конце 80-х годов и в 90-е годы такую же услугу не только мне, но и многим другим апээновцам. Равно как и аналогичный радийный опыт позволил бывшим молодым журналистам советского Иновещания стремительно переместиться на отечественное телевидение, потеснив там (иногда и грубо) старые кадры как знаменитых советских журналистов-международников, так и тех, кто рассказывал о внутренней жизни нашей страны.
«
Я уверен, что в истории отечественной журналистики ХХ века глава "АПН", если ее написать объективно, полно (ибо многое об АПН до сих пор мало известно, как было и тогда, но по другим причинам) и со знанием дела, должна быть одной из самых больших, ярких и интересных.
Ну а я просто люблю АПН 70-х — первой половины 80-х. И не только потому, что это были годы моей журналистской молодости. Не только потому, что лично у меня две альма-матер в журналистике — журфак МГУ и АПН. Но и потому, что скрыто или явно (для меня — явно) апээновская журналистика исторически суть предтеча и один из краеугольных камней современной российской журналистики.