Процесс выбора лидерами стран Евросоюза кандидатов на руководящие посты институтов власти ЕС отразил нынешние кризисное состояние этого объединения, а дальнейшая процедура их окончательного утверждения обещает быть весьма непростой. Об этом, а также о напряженности вокруг Косова и перспективах иранской ядерной сделки в интервью корреспонденту РИА Новости в Брюсселе Марии Князевой рассказал постоянный представитель РФ при ЕС Владимир Чижов.
— Владимир Алексеевич, хотелось бы вначале поговорить об обновлении руководства институтов власти ЕС. Какова ваша оценка кандидатов на основные посты, недавно объявленных Евросоветом?
— Давайте все-таки будем говорить не о достоинствах или недостатках кандидатов, а об оценке процедуры их выбора и утверждения. Тем более что все номинированные или уже назначенные кандидаты сразу, буквально с первых минут, стали объектом целого потока критических публикаций в СМИ.
— И что же можно сказать о процедуре?
— В общем, она отразила нынешнее кризисное состояние Евросоюза. Так совпало, что одновременно решалась судьба целого ряда ключевых постов: председателя Еврокомиссии, главы дипломатии ЕС – высокого представителя Евросоюза по иностранным делам и политике безопасности, руководителей Евросовета и Европейского центрального банка. Сроки назначения высокого представителя ЕС и главы Еврокомиссии всегда одинаковые, поскольку первый является еще и зампредом ЕК. А вот что касается остальных, то по совпадению мандаты действующих глав Евросовета и ЕЦБ, период которых составляет соответственно 2,5 года и 8 лет, подошли к концу одновременно.
— Но началось все с выборов в Европарламент…
— Результаты которых не принесли крупных сюрпризов, как я уже не раз говорил. Некоторое изменение соотношения сил на политической арене Евросоюза было достаточно предсказуемо: просели крупнейшие партии еэсовского мейнстрима, набрали больше голосов правые и популисты, но не настолько, чтобы доминировать над всеми, произошло укрепление позиций "зеленых" перед лицом изменения климата и всплеска общественного интереса к экологии. И то и другое вполне очевидно – достаточно сейчас выйти на улицу или посмотреть, что плавает в морях. Ожидаемо было и то, что новые оттенки в общую палитру привнесет недавно народившаяся на свет партия президента Франции Эммануэля Макрона.
Так вот, с учетом всего этого встал вопрос: как двигаться дальше с выбором кандидатов на ключевые посты в ЕС? В головах у многих была идея назначения председателя Еврокомиссии по так называемой процедуре Spitzenkandidat (когда первый номер избирательного списка от крупнейшей партии Европарламента автоматически становится претендентом на кресло главы Еврокомиссии — ред.)
— Эта процедура сработала в прошлый раз, ведь благодаря ей Жан-Клод Юнкер стал председателем ЕК.
— Да. Понятно, что были политические лидеры, которым такая процедура чужда, она им не нравилась. Тот же президент Франции, чья партия изначально не вписывалась ни в один из элементов сложившейся традиционной политической архитектуры ЕС. Вот в таких условиях и началась дискуссия о кандидатах на высшем уровне – между главами государств ЕС.
Первый их саммит не принес решений по кандидатам. Затем была "тайная вечеря" в Осаке (на полях саммита "Группы двадцати" — ред.), где присутствовали пятеро европейских лидеров, включая председателя Евросовета Дональда Туска. После нее, как показалось некоторым, на первом плане все же оставалась концепция Spitzenkandidat. Однако немец Манфред Вебер, кандидат от Европейской народной партии (ЕНП), которая одержала хоть и бледную, но все-таки победу на выборах в Европарламент, был признан непроходным вариантом. Это, впрочем, было очевидно с самого начала: в общем, он фигура малоизвестная, без опыта работы за пределами Европарламента.
Следовательно, альтернативным Spitzenkandidat – теперь от второй по величине партии в парламенте Прогрессивного альянса социалистов и демократов – стал Франс Тиммерманс. Это бывший министр иностранных дел Нидерландов, а в последние почти пять лет – единственный первый заместитель председателя Еврокомиссии. У него, конечно, были свои трудности с получением общей поддержки от стран ЕС. Его жесткая линия в отношении необходимости соблюдения законодательных норм Евросоюза в некоторых государствах-членах из Центральной и Восточной Европы не могла не вызвать реакции со стороны последних. Однако без дополнительной поддержки они, наверное, не сумели бы торпедировать утверждение Тиммерманса кандидатом в председатели ЕК. Но тут запустился механизм маятника: раз не прошел кандидат от основной партии, ЕНП, ее члены сделали все, чтобы не пропустить кандидата от второй крупнейшей политсилы. Эти качели раскачали настолько, что после Осаки лидерам стран ЕС пришлось заседать трое суток практически без перерыва и получилось в итоге то, что получилось.
— Но это еще не конец истории?
— Конечно, нет. Ибо за исключением будущего главы Евросовета, нынешнего премьер-министра Бельгии Шарля Мишеля, который так или иначе вступит в должность 1 декабря, все остальные кандидаты должны пройти утверждение Европарламентом. А номинант на пост руководителя ЕЦБ Кристин Лагард – еще и Советом управляющих банка. Отмечу, что для них она человек со стороны.
— Из МВФ, который в Вашингтоне?
— Не только. Она, в принципе, банкиром никогда не была. Была, конечно, министром финансов (Франции – ред.), но это немного другая должность.
— Как может проходить процесс утверждения кандидатур в Европарламенте? Ведь уже сообщалось, что лидеры большинства политических групп парламента выразили сильные сомнения относительно решений глав государств ЕС по кандидатам. Они, кстати, выразили и сожаление тем, как лидеры пренебрегли процедурой Spitzenkandidat...
— Которая поднимала бы роль Европарламента во всем этом процессе.
— В ЕП также отметили отсутствие среди кандидатов представителей восточноевропейских странах.
— Легкой прогулкой процедура утверждения в Европарламенте выдвинутых кандидатур на руководящие посты Евросоюза уж точно не будет. Я не стану предвосхищать ее исход. Мы пока работаем с нынешней Еврокомиссией и одновременно с новым составом Европарламента.
— А можно предположить, что такой сигнал от Европарламента означает, что эти кандидатуры вообще не будут одобрены? Или что процесс сильно затянется?
— Дебаты будут жаркие. Посмотрим.
— А как вы прокомментируете выбор нового главы Европарламента?
— Я наблюдал, как это было, непосредственно в Страсбурге. В зале явно чувствовалось желание депутатов показать, что, в отличие от закулисных сделок в Евросовете, в ЕП уж точно торжествует демократия. Но это им удалось лишь отчасти в том смысле, что первый тур голосования по новому главе ЕП оказался безрезультатным. Не хватило буквально семи голосов. После чего мне лично стало ясно, что третьего и четвертого тура не будет, что ко второму туру голосования, который состоялся через полтора часа после первого, большинство будет обеспечено. Ведь, как это ни удивительно, крупнейшая фракция, ЕНП, своего кандидата не выдвинула, стало быть, у ее депутатов было большое пространство для маневра.
В итоге был избран Давид Сассоли – далеко не всем здесь известный один из четырнадцати заместителей председателя Европарламента. Кстати, снова итальянец, как и предыдущий глава ЕП. Они плотно работали вместе, хотя и были из разных партий, поэтому тут налицо такой бесшовный переход власти. Ясно, что все это было частью общего пакета – и народники, и либералы проголосовали за него.
— Если все представленные лидерами стран Евросоюза кандидаты пройдут...
— Мы в любом случае будем иметь дело с теми руководителями ЕС, которых выбрали народы стран-членов и их лидеры. Мы не вмешивались, не вмешиваемся и не будем вмешиваться в выборы и любые другие внутриполитические процессы в Евросоюзе. Были желающие списать свои неудачи на евровыборах на Россию, но у них ничего не получилось.
— Тем не менее появление этих людей в руководстве институтов власти ЕС как-то может повлиять на европейскую политику?
— Как они себя поведут в отношении России, говорить рано. Будем надеяться, что здравый смысл в Евросоюзе возобладает и при новом руководстве нам удастся возобновить сотрудничество по различным направлениям, в том числе в его парламентском измерении, которое находится в спящем режиме последние пять лет.
— А более широко – в отношении США, Ирана, Балкан?
— Конечно, они будут формулировать свою политику. Однако основные решения принимают все равно страны-члены ЕС. Ведь Евросоюз – это не единое государство и даже не конфедерация, это союз независимых, суверенных государств.
— То есть новые лидеры в любом случае будут действовать по направлению, указанному странами ЕС? По тем принципам, которые будут вырабатываться в столицах?
— Конечно. Но есть нюанс. Европарламент фактически не подчиняется никому. В развитых странах мне известны три таких парламента, которые никто не может распустить – это Конгресс США, Палата лордов в Великобритании и Европарламент. Другое дело, что те резолюции, которые Европарламент принимает, в том числе по России, не имеют непосредственной юридически обязывающей силы для исполнительных органов власти ЕС. Хотя, согласно Лиссабонскому договору, мнение Европарламента должно учитываться.
— Позвольте сменить тему. Какое развитие могут получить последние события вокруг Косово? Новый посол России в Сербии 1 июля говорил в интервью РИА Новости, что ситуация в регионе крайне напряженная, она становится опасной. Как сейчас, на ваш взгляд, стоило бы решать эту проблему нашим европейским коллегам, коль скоро они поддерживают диалог Белграда и Приштины?
— Балканы остаются проблемным регионом с общеевропейской точки зрения. И главная проблемная территория там – это Косово. Евросоюз приложил немало усилий к тому, чтобы организовать диалог между Белградом и Приштиной. Мы внимательно за этим наблюдали, в том числе следили за тем, чтобы этот диалог опирался на существующие элементы международного права, такие как резолюция 1244 СБ ООН. Но процесс зашел в тупик. Насколько в этом можно винить ЕС? Отчасти можно, потому что Евросоюз, по моему личному мнению, был слишком лоялен к одной из сторон.
— К Приштине?
— Да. А косовоалбанские лидеры – люди лихие, с богатым боевым прошлым, и они восприняли это как согласие на собственную безнаказанность, тем более что аналогичные и даже более четко выраженные сигналы шли из-за океана. Вот они, как говорится, и пошли вразнос. Формальным поводом стал отказ ЕС незамедлительно предоставить Приштине безвизовый режим и открыть переговоры о приеме Косово в Евросоюз. Это было бы чересчур даже для ЕС. Тогда Приштина ввела стопроцентные пошлины на товары из Сербии, а также из Боснии и Герцеговины, исходя из предположения, что сербы смогут обходить ограничения через тамошнюю Республику Сербскую. Это получило здесь большой резонанс.
Менее замеченным прошло решение косоваров о трансформации собственных сил безопасности, созданных в рамках резолюции 1244 СБ ООН, в полноценную армию. Евросоюз в свойственной ему манере на наши соответствующие вопросы реагировал так: это же военные дела, обращайтесь к НАТО, а ЕС не военный блок.
Все попытки ЕС добиться хотя бы отмены стопроцентных пошлин, чтобы вернуть стороны за стол переговоров, успехом не увенчались. И сейчас ситуация в тупиковом положении. Есть и другие проблемы на Балканах. Например, та же Босния и Герцеговина. Там до сих пор нет правительства и прочих общегосударственных органов власти.
— Каковы возможные причины такой ситуации?
— Опять-таки воздействие внешнего фактора, вопрос о движении или не движении в сторону НАТО. Боснийские сербы категорически против, а боснийские мусульмане и хорваты – за. А кто подталкивает государство в сторону НАТО? Понятное дело, что не Россия. Это к вопросу о вмешательстве.
Кстати, и здесь некоторые бездоказательно говорят: Россия, мол, вмешивалась в евровыборы. А кто публично критиковал одного из главных кандидатов на пост главы ЕК Маргрете Вестагер (еврокомиссар, отвечающая за конкуренцию, под чьим руководством вводились штрафы ЕК в отношении, в частности, Google — ред.), говорил, что она якобы ненавидит США больше, чем кто бы то ни было другой? Это разве не вмешательство, не попытка оказать влияние на результат?
— Позвольте последние вопросы посвятить не менее острой теме – иранской ядерной сделке. Каковы сейчас в целом перспективы выживания соглашения по ядерной программе страны? Пойдет ли ЕС на проведение сделок по нефти через механизм INSTEX?
— Можно, конечно, сказать, что СВПД сейчас находится на искусственном дыхании. В последнее время появились определенные позитивные сигналы после встречи совместной комиссии в Вене 28 июня. Там было объявлено, что механизм INSTEX запущен. Однако пока даже первых результатов никто не видел. Но главная-то проблема в другом. С чего начал работу этот механизм? С продуктов и медикаментов. Но они и так не подпадают под санкции США. Ирану нужно не это, ему нужна возможность продавать свою нефть.
— Иранский министр нефти буквально несколько дней назад говорил, что через INSTEX нужно проводить обороты в миллиарды, а не миллионы долларов и работать с нефтью.
— При этом главные потребители иранской нефти – это не Европа и тем более не Америка. Это Китай, Индия и некоторые другие страны. Пока с организацией этого процесса дело обстоит сложно. Разные варианты обсуждаются, в том числе и многосторонние сделки.
— В рамках INSTEX?
— С применением этого механизма. Посмотрим, как будут развиваться события. Конечно, иранцы – нация достаточно терпеливая и несклонная принимать поспешные решения. Поэтому их заявления, сделанные за последние недели, это, конечно, не следствие каких-то эмоциональных всплесков, а достаточно продуманный политический курс, призванный показать, что их терпение не безгранично, они недовольны тем, как работают их партнеры, в том числе евротройка, которая опять начала их стращать.
— А мы продолжаем сотрудничать с ЕС по участию, по расширению номенклатуры сделок в INSTEX?
— Мы работаем по поддержанию на плаву СВПД. Наши здешние коллеги иногда задают вопрос, а почему Россия и Китай не создадут свой аналог INSTEX, на который мы отвечаем вопросом: а зачем он нам? Мы и так торговали и будем торговать, не обращая внимания на американские санкции.