Замглавы МИД РФ Сергей Рябков рассказал в интервью РИА Новости о том, как Россия видит ситуацию вокруг иранской ядерной программы, что можно сделать для выхода из намечающегося кризиса вокруг этой договоренности, о подозреваемом в России шпионаже американце Поле Уилане, а также о том, верит ли Москва Вашингтону на слово.
— Какие вопросы обсуждались с иранскими дипломатами в Тегеране? Вы заявляли о необходимости провести встречу совместной комиссии по ядерной сделке, была ли затронута эта тема? Каковы примерные даты проведения подобной встречи и на каком уровне?
— Обсуждалась вся проблематика, относящаяся к сегодняшней ситуации вокруг СВПД. Это, безусловно, ситуация после объявления Ираном о частичном приостановлении принятых им на себя добровольных обязательств в рамках СВПД. Второе направление наших обсуждений – это то, что происходит в плане выполнения СВПД остальными участниками данной сделки, включая нашу собственную работу над объектом в Фордо по его реконфигурации на производство стабильных изотопов, ситуацию с перспективой реконфигурации, модернизации тяжеловодного реактора в Араке, вопросы, связанные с накоплением в Иране ядерного материала и наработкой тяжелой воды, и так далее.
Третье направление – это деятельность МАГАТЭ как структуры, которая занимается проверкой выполнения Ираном его обязательств. Четвертый комплекс вопросов – это то, как компенсировать Ирану потери в результате применения США жесткого санкционного прессинга в отношении этой страны. И здесь на переднем плане находилась проблематика запуска механизма по обслуживанию торговых сделок INSTEX по линии европейской тройки. Мы настаиваем на том, чтобы INSTEX был открыт для третьих стран, включая Россию, чтобы это не было просто замкнутой структурой, доступ в которую имеют только европейские страны. И мы также хотели бы обеспечить, чтобы эта структура привлекалась к обслуживанию, в том числе сделок с продажей и поставками иранской нефти, а не только той продукции, которая и так выведена из под американских санкций американскими же wavers. А именно – не только к обслуживанию сделок по продовольствию и фармацевтике.
Наконец, мы, конечно, обсуждали проблематику совместной комиссии, и когда дошли до этого пункта, убедились в том, что иранские коллеги позитивно относятся к идее как таковой. Мы выступаем за то, чтобы данное мероприятие провести не затягивая. Конечно, оно должно быть содержательным. Оно не может свестись только, знаете, к зачитыванию заранее заготовленных речевок. Это должен быть живой разговор, когда участники – все страны, которые остаются в СВПД после выхода из него США – получат возможность продвинуться к конкретике решений, к формированию дорожной карты: как не допустить дальнейшей деградации обстановки, что сделать, чтобы эскалация не происходила и какие на этом пути первоочередные задачи.
Определенные идеи в этой области есть, но сроки проведения мероприятия в большой мере зависят от позиции, которую займут координаторы от ЕС: традиционно европейская внешнеполитическая служба является тем звеном, которая обеспечивает нахождение общеприемлемых дат и созывает мероприятие, формирует его повестку дня с учетом пожелания участников и так далее. В данной ситуации мы не видим причин отклоняться от этого алгоритма, и мы продолжим работу с европейской внешнеполитической службой в интересах проведения мероприятия без особых затяжек, учитывая срочность всех тех вопросов, о которых я говорил.
— Российская сторона, как и Иран, выступает за как можно более скорое проведение подобного мероприятия?
— Я подчеркиваю, что наше предложение о скором проведении этого мероприятия встретило понимание с иранской стороны.
— Иран продавал излишки тяжелой воды в ряд стран, в том числе в Россию. В связи с заявлением Ирана о том, что он более не связывает себя ограничениями в объемах хранения тяжелой воды, прекратил ли Тегеран поставки тяжелой воды в Россию? Давал ли Иран какие-то разъяснения российской стороне на эту тему? Уведомлял ли о том, что прекращает поставки тяжелой воды в Россию?
— Я хочу подчеркнуть прежде всего, что вопросы, связанные с закупкой этого материала, не решаются одноразово с последующим конвеерным способом ее изготовления и передачи кому бы то ни было. Это по большому счету высокотехнологичный товар, рынок его сбыта достаточно узкий, как и сфера применения, поэтому говорить о том, что Иран раньше поставлял нам тяжелую воду, а теперь перестал, было бы неправильно с содержательной и политической точек зрения.
В данной ситуации к этому добавляется еще и решение Тегерана приостановить выполнение серии добровольно принятых им на себя при принятии СВПД обязательств, включая вопросы поставки тяжелой воды. Пока Иран не превысил установленный в СВПД лимит накопления этого материала в 130 тонн, но, видимо, через какое-то время это произойдет, если в предстоящий период участники СВПД, включая Иран, не смогут найти общеприемлемые решения проблем в сфере, прежде всего, обеспечения законных экономических интересов Исламской Республики.
Когда это произойдет, возникнет новая ситуация. Мы исходим из прочтения СВПД таким образом, что параграфы 26 и 36 самого документа позволяют Ирану действовать так, как он действует. Это не означает, что мы согласны со всем, что предпринимает Иран, отнюдь нет. Наоборот - мы предостерегаем Иран от реализации намерения, обозначенного на очень высоком уровне, выйти из ДНЯО, к примеру, если темы антииранских санкций вновь актуализируются в СБ ООН.
Мы считали бы это неправильным и по большому счету опасным развитием. Это как пример.
Но в отношении тяжелой воды и уровня обогащения и количества ядерного материала мы считаем, что объявление о намерении не придерживаться установленных в СВПД потолков само по себе не представляет себе проблемы – Иран остается внутри СВПД.
Если будут предприняты какие-то другие шаги с иранской стороны, они станут предметом отдельного дополнительного рассмотрения. Но пока этого не произошло, рассуждать спекулятивно и гипотетически было бы неправильно.
— Через 60 дней Иран обещал предпринять следующий шаг в приостановке выполнения обязательств по ядерной сделке, если стороны СВПД не обеспечат интересы Тегерана, - отказаться от ограничений в уровне обогащения урана. Грозит ли это фактически тем, что Иран сможет получить высокообогащенный уран, или оружейный, и будет ли это концом ядерной сделки?
— Прежде чем мы будем говорить о высокообогащенном уране, мы должны для себя понять, что ранее уже предпринималось Ираном в этой сфере и какие технологии у Ирана есть в этой области. У нас нет никаких сомнений, что Иран может быстро восстановить обогащение урана до 20%.
Мы знаем также, что в Иране проводятся эксперименты с разными типами новых центрифуг, используемых в уранообогатительных каскадах. Мы видели, что для некоторых стран эта деятельность представлялась проблематичной, если не сказать вызывающей серьезные опасения.
На это мы, российская сторона, всегда реагировали таким образом, что лучшей гарантией непереключения ядерного материала на оружейные цели, является применение в Иране соответствующего соглашения с МАГАТЭ, а также дополнительного протокола к этому соглашению, в рамках которого осуществляется проверочная деятельность, позволяющая убедиться надежным образом, с использованием экспертизы высокой и современных технологий, что никакого движения к оружейному циклу не происходит.
Поэтому говорить абстрактно на эту тему можно и очень многие этим занимаются в спекулятивных целях, но мы, будучи практиками и людьми, стремящимися действовать в соответствии с буквой договоренности всегда, в любой ситуации, исходим из того, что было бы важно сохранить соглашение о всеобъемлющих гарантиях между Ираном и МАГАТЭ и дополнительный протокол к этому соглашению независимо от того, какая судьба постигнет СВПД.
— Как в Москве оценивают заявления обвиняемого в шпионаже американца Уилана о том, что его преследование политизировано?
— Было бы странно ожидать чего-то другого от него. Следствие продолжается, конкретику произошедшего я раскрывать не собираюсь, это было бы нарушением соответствующих процессуальных норм как минимум. Мы исходили и исходим из того, что господин Уилан совершал действия, которые потребовали его задержания и ареста. По сути дела, он был взят с поличным.
Когда следствие закончится, дело будет передано в суд. И он, и его адвокаты, разумеется, получат полную возможность ознакомиться с этим делом.
Насчет политизации я хотел бы обратить внимание на то, что в США в отношении целого ряда российских граждан применяется практика преследования сугубо по политическим мотивам, по-другому мы не можем это охарактеризовать.
— Советник президента США по национальной безопасности Джон Болтон, находясь в Абу-Даби, заявил, что Иран стоит за нападениями на нефтяные танкеры в ОАЭ. Как в Москве оценивают подобные заявления со стороны американских политиков?
— Эти заявления, как минимум, не помогают нормализации обстановки, а, что называются, льют масло в огонь. Мы призываем все страны региона Персидского залива озаботиться проблемой формирования если не системы коллективной безопасности, то по крайней мере ее элементов в виде мер укрепления взаимного доверия, обмена информацией, создания каналов связи между столицами. В этом же русле идет и иранская идея о заключении пакта о ненападении, которую на днях выдвинул министр иностранных дел Ирана господин Зариф.
Мы не можем принимать на веру то, что произносят наши американские коллеги. Мы видели бесчисленное количество примеров того, как те или иные факты или события подгоняются американцами и под политзаказ, и под их собственные узконациональные представления о том, что и как происходит и что и как должно делаться. Это даже не британское "хайли лайкли", это нечто худшее, а просто безапелляционное навязывание собственного мнения всему остальному миру, попытка это сделать. В регионе Ближнего Востока такая линия опасна вдвойне, поэтому мы будем и далее в спокойном ключе работать над тем, чтобы все-таки здравый смысл возобладал и конфронтационность, изначально заложенная в подобного рода постановке вопроса, уступила место более здравому подходу, и чтобы люди, кому это положено, занимались дипломатией, а не пропагандо