В начале следующей недели в Китай отправится Михаил Мишустин — сначала на двусторонний экономический форум в Шанхае, а потом на переговоры в Пекин. Состав делегации впечатляет: три вице-премьера, пять министров, главы крупнейших банков и госкорпораций. Россия и Китай готовятся выйти на новый уровень своего сотрудничества — еще более близкого, интегрированного и взаимовыгодного.
Причем все это происходит на фоне возобновившихся на Западе рассуждений о том, что Китай и Россия не могут быть настоящими союзниками. В вышедшем в The Economist огромном интервью с Генри Киссинджером, отмечающим через неделю столетний юбилей, большая часть посвящена американо-китайским отношениям — бывший госсекретарь надеется, что удастся избежать столкновения, и даже пытается объяснить, что для этого нужно сделать. Киссинджер реалист и прагматик, он не демонизирует Китай, скорее его беспокоит американское непонимание китайских мотивов — ну и сам факт того, что США и Китай "это две державы того типа, где исторически военное противостояние было неизбежным".
Основная мысль Киссинджера — нужно выстроить нормальный американо-китайский диалог, который уменьшил бы риск скатывания к прямому военному конфликту (поводом к которому станет Тайвань). Но при этом Киссинджер, похоже, верит в то, что Россию можно оторвать от Китая: "Возвращение России в Европу важно. <...> И с нашей стороны неразумно говорить, что мы хотим отделить их от Китая, но это то, что мы должны иметь в виду".
Откровенно — но на чем же основаны расчеты Киссинджера? На личном опыте — вот что он рассказывает: "Я никогда не встречал российского лидера, который говорил бы что-то хорошее о Китае. И я никогда не встречал китайского лидера, который бы сказал что-то хорошее о России, к ним относятся с презрением. <...> Да, презрение — это основное отношение.
И даже когда Путин находится в Китае, ему не оказывают тех любезностей, которые оказывали Макрону, которого привезли в особое место, связанное с историей китайского лидера, и не делают этого для русских. Символизм очень важен в Китае, так что это неестественный союз".
Эти рассуждения очень показательны. Да, Киссинджер действительно знаком со всеми китайскими и нашими руководителями, начиная с Мао и Брежнева, но можно уверенно усомниться в том, что все китайские лидеры говорили с ним о СССР и России с презрением. Более того: его цитата из Дэн Сяопина, вспомнившего о китайских претензиях на Приморье, относится к 1974 году, то есть времени, когда отношения Москвы и Пекина достигли низшей точки, а связи Китая и США находились на подъеме после состоявшего двумя годами ранее визита Никсона. Будущий китайский лидер не доверял Брежневу и боялся нападения СССР (как и Мао во время Даманского) — и в разговорах с американцами говорил как раз то, что было важно для гостей из Вашингтона: Пекин настроен против Москвы, и Штаты могут исходить из этого в своей игре с СССР. При этом территориальные споры были закрыты как раз при Дэне — в 80-е, когда он стал лидером страны и принимал в Пекине Горбачева. Так что напоминание о китайских претензиях полувековой давности выглядит более чем слабым аргументом для подкрепления мысли о том, что союз Москвы и Пекина "неестественный", а уж рассуждения о презрении китайцев к русским просто не соответствуют реальности. В глубине души китайцы относятся к русским точно так же, как и как ко всем некитайцам — как к стоящим ниже по уровню цивилизационного развития, но стратегическое значение близких и надежных отношений с Россией они понимают очень хорошо.
Да, в истории отношений России и Китая были кризисные времена — и, кстати, именно они и сделали возможным американо-китайское сближение. Сам Киссинджер практически признает, что решение о нем Мао принимал в первую очередь из-за опасений советского нападения, из-за страха перед советской угрозой. То есть Китай тогда позволил Америке настроить "треугольник Киссинджера" (в котором у Вашингтона отношения с Москвой и Пекином лучше, чем у них между собой) исходя из своих интересов — говоря проще, использовал США. Точно так же, как потом он использовал амбиции американской глобалистской элиты и жадность американских глобальных корпораций для своего экономического рывка и приобретения статуса мировой фабрики и главной торговой державы мира.
Но этот период закончился — Америка наконец-то осознала, что окрепший Китай не согласен далее играть по чужим правилам и требует формирования нового, более справедливого миропорядка. Точно так же, как этого требует и Россия. И поэтому неестественным является не крепнущий альянс Москвы и Пекина, а упрямое и слепое желание Вашингтона сохранить свое положение мирового гегемона. И нежелание всерьез договариваться с Китаем и Россией о новых принципах мироустройства. Киссинджеру сложно это признать, но проблема англосаксов в том, что он хотя бы может задумываться об этом. Его наследники на руководящих постах в Вашингтоне не способны на это — и для того, чтобы убедиться в крахе своих иллюзий, им даже не нужно будет прожить сто лет.