МОСКВА, 9 июл — РИА Новости, Анастасия Гнединская. Все 872 дня блокады Людмила Минкина провела в
Ленинграде, на Васильевском острове. Помнит вкус холодца из столярного клея и кожаных ремней. По ночам закрывает глаза и видит людей, которые выгрызали траву в парке, а потом не могли подняться — от истощения. В 60-е она уехала в
Грузию. В
Россию вернулась после распада
СССР. Уже 25 лет она без гражданства и на положении нелегала — не получает пенсию, скитается по съемным квартирам.
"Коченели на ходу"
Людмила Викторовна — коренная петербурженка. Жила на 15-й линии Васильевского острова рядом со знаменитым Смоленским кладбищем. Летом во время блокады дети из окрестных домов бегали туда набрать лебеды для щей.
«
"Вкус того супа до сих пор помню. Картошку выдавали перемороженную — аж черная. Ее вымачивали и только потом варили", — рассказывает Минкина.
Траву на могилах быстро оборвали. Семья Людмилы Викторовны выжила только потому, что мать работала в цеху, где шили портупеи. Приносила домой обрезки ремней. Они долго отмокали, потом их прокручивали в мясорубке и варили из этой массы холодец.
То желе, признается блокадница, еще можно было проглотить. Но иногда для питательности в него добавляли столярный клей из костей животных.
«
"Вот это уже тошнотворное блюдо. Но мы терпели — другого все равно нет", — говорит блокадница.
Ста двадцати пяти граммов хлеба — влажного, тяжелого, замешанного на коре и бумаге вместо муки — не хватало.
"Продавщица отрезала пайку, и мякиш налипал на нож — как пластилин или глина. Воздушным хлебом, который продают сейчас, можно наесться, а блокадный проваливался в пустой желудок, как камень".
Часто среди ночи она просыпается от ярких снов-воспоминаний. Одергивает себя — неужели все это было с ней?
"Зима. По улице бредут то ли мужчины, то ли женщины. Мужские пальто поверх женских, подвязаны тряпьем. Прислонятся к дереву — да так и стоят. Коченеют на ходу. Первое время трупы даже не убирали. Только потом начали", — Людмила Викторовна и сейчас не понимает, как пережила блокаду.
"Женщина хотела меня съесть"
Самой страшной, по ее словам, была первая зима. Морозы доходили до сорока градусов. Спать детей укладывали в валенках, пальто, шапках. К утру подушки покрывал иней.
Дров не было — топили мебелью. "Помню, бабушка разрубила старинный дубовый стол, с которого еще год назад пылинки сдувала", — продолжает Минкина.
К концу блокады в доме, где жила Люда, не осталось ни одного ребенка — либо умерли, либо эвакуировали. На улицу девочка выходила крайне редко — не было сил.
«
"Помню, подошла женщина, спросила, хочу ли конфетку. "У меня дома много сладостей", — завлекала она, а сама еле стояла на ногах от голода. Эту сцену увидела наша дворничиха — и давай свистеть в свисток. Потом объяснила, что незнакомка съесть меня собиралась. Тогда я узнала, что в городе уже были случаи каннибализма. Часто для этого похищали детей".
Двадцать седьмого января 1944 года — день снятия блокады — Людмила Викторовна помнит хорошо. Первым делом убрали с окон светомаскировку.
"И засмеялись! Оказывается, мы все чумазые от коптилок, под носом черно. Но мы все равно обнимались, целовались", — она расплывается в улыбке.
"Валите в Россию"
Война забрала у Люды Минкиной родителей. Отец без вести пропал на фронте, мать умерла спустя месяц после Победы.
«
"Из-за голода и холода у нее развился туберкулез, в легких каверны — полости. Но она трудилась до последних дней. Говорила: "Дождусь Победы, тогда можно умирать". Так и вышло".
Люду с братом взяла под опеку тетка, но потом выгнала из квартиры.
После войны Минкина еще несколько лет прожила в Ленинграде. Отучилась на токаря, но хваталась за любую работу. Сначала устроилась на мельничный комбинат — "лазила по вагонам с зерном, проверяла на отсутствие паразитов". Потом была швеей, официанткой.
Беженка из Сирии шесть лет пытается получить российский паспорт Первый муж — капитан катера — увез ее в
Волгоградскую область. Но семейная жизнь не сложилась. Он злоупотреблял спиртным и после очередной попойки попал в тюрьму из-за драки. Минкина снова оказалась на улице — из общежития для речников ее выгнали. Ночевала в подъездах, а питалась в столовых, куда устраивалась работать.
Однажды знакомая предложила поехать в Грузию.
«
"Сказала, что там можно и место получить на чайной фабрике, и комнату. А если повезет, то и квартиру, — объясняет Людмила Викторовна.
В селе Какути Минкиной действительно дали жилье — три комнаты. Она вновь вышла замуж, родила детей.
Но в 90-е в Грузии стало тяжело: отношение к русским ухудшилось. Например, дочь Людмилы Викторовны вынудили уволиться с чайной фабрики.
«
"Все чаще мы слышали: "Не нравится — валите в Россию!" — вспоминает блокадница.
Октябрьским вечером 1994-го она с дочерью и внуком села на самолет до
Москвы. Обосновались у старшего сына в
Химках — в общежитии. Муж остался в Грузии.
"Все упирается в этот злосчастный штамп"
Получить гражданство России Минкина не может до сих пор. Всему виной — грузинский штамп в паспорте.
«
"Когда распался Союз, полки в магазинах опустели. Хлеб получали только в пекарне от сельсовета. Я тогда работала на птицефабрике. Коллегам выдавали бесплатно тесто для выпечки, а нам — нет. Говорили: "Вы приезжие, идите за талонами". Мы и пошли на свою голову. У нас взяли паспорта, а вернули со штампами", — она открывает первую страницу советского паспорта. Там — чернильный прямоугольник с надписью "Гражданка Грузии".
Людмила Викторовна уверяет — ее не предупреждали, что таким образом она примет гражданство: "Если б сказали, я бы точно не согласилась".
Впервые получить российский паспорт она попыталась через два года — в
ФМС в Химках.
"Там мне объяснили, что прежде нужно сделать регистрацию. А у меня здесь только сын, но у него прописаться нельзя — он в общежитии", — говорит Минкина.
Обратилась в другие инстанции: в приемную Путина, в УФМС.
«
"Там заверили, что гражданство дадут в упрощенном порядке, так как я блокадница. Сказали через месяц подойти за документами по месту жительства. А когда я пришла, сотрудница очень грубо ответила: "Жаловаться поезжайте в свою Грузию".
Получить российский паспорт она пробовала еще несколько раз. Последний — около трех лет назад. Не вышло: "Все упирается в этот злосчастный штамп".
Людмила Викторовна разговаривала и с депутатами. Никто не помог — только стали присылать открытки 9 мая и 27 января.
"Ты же бомж"
Сейчас блокадница живет в городе Сосенский
Калужской области — квартиру для нее снимает сын. Он же оплачивает ежемесячные расходы, которые Минкина свела к минимуму.
"Живу на пять тысяч рублей. Сын старается, но у него на иждивении еще сестра после инсульта. Тяжело ему", — объясняет Людмила Викторовна.
Единственное, что ей досталось за все мучения, — знак "Жителю блокадного Ленинграда". Его ей выдали в 1999 году. Ни пенсии, ни льготных лекарств. А в последнее время Людмила Викторовна даже не вызывает скорую.
«
"Ко мне всегда приезжали фельдшеры из Козельска, очень хорошие. Но года два назад прибыла другая бригада. Врач смотрит и говорит: "Ну какая тебе помощь, ты же бомж!" Она меня предупредила, чтобы больше скорую я не вызывала, иначе придется оплачивать".
"Нужны не разговоры, а дела"
На ситуацию Минкиной недавно обратил внимание депутат
Госдумы Геннадий Скляр.
"В этом году было 30 лет со дня разрушения Советского Союза, а осколки того события до сих пор до нас долетают. История Людмилы Викторовны — один из них. Так сложилось, что у нее гражданство Грузии, но по сути она — россиянка", — говорит парламентарий.
Их нет ни в одной базе. Как живут россияне-невидимки Скляр обещал сделать все возможное, чтобы Минкина получила паспорт в ближайшее время.
«
"Закон это позволяет. В юбилейные годы мы часто вспоминаем об участниках войны, о блокадниках. Но нужны не разговоры, а конкретные дела. Люди должны хотя бы на исходе жизни пользоваться благами, которые им положены", — подчеркивает он.
РИА Новости направило запрос в МВД России.
Сама же Людмила Викторовна , которой сейчас 88 лет, признается, что уже опустила руки. На днях рассказ о своей проблеме она попросила сына отправить на прямую линию с
Владимиром Путиным. Но ей пока не ответили.