Москва, 3 авг — РИА Новости. С 29 июля по 28 сентября Исторический музей проводит выставку Федора Рокотова — мастера, портрет которому считали долгом заказать все уважающие себя дворянские семейства в XVIII веке. Экспозиция не приурочена к круглой дате — она отмечает завершение шестилетнего процесса кропотливой реставрации, подарившей вторую жизнь одиннадцати полотнам. О том, что удалось обнаружить в ходе исследования работ, как красавицы требовали "переписывать" свои платья и почему забытого почти на сто лет живописца заново открыли в Серебряном веке, — в материале РИА Новости.
Человек-фантом
Для любителей тайн биография Рокотова — настоящий подарок, бесконечный источник предположений и догадок. Родился в 1736 году — но это не точно: также называют 1734-й и 1735-й. Вроде был незаконнорожденный сын князя Петра Репнина — однако, как утверждают некоторые историки, в эти годы вельможа находился в Петербурге и не заезжал в свое подмосковное имение Воронцово, где будущий художник появился на свет.
И даже в глаза мастеру не взглянуть: у человека, написавшего тысячи лиц, почему-то нет ни одного автопортрета — он всегда оставался за кадром, точнее, за холстом. Есть, конечно, кандидат — красивый незнакомец в гвардейском мундире, но нельзя сказать наверняка, что это Рокотов.
Спустя двести с лишним лет автор "русской Моны Лизы", знаменитого портрета Александры Струйской (1772), про которую восхищенный поэт Николай Заболоцкий написал "ее глаза — как два тумана", словно растворился в дымке, окружающей его моделей.
Но тем интереснее специалистам и кураторам ГИМ, располагающим теперь третьей по объему после Третьяковки и Русского музея коллекцией работ художника, было изучать работы Рокотова и его мастерской.
О дамах, не захотевших быть в похожих нарядах
Особая радость, по словам хранителя выставки Натальи Аринич, — обнаружить так называемые пентименто, то есть не видимые невооруженным глазом детали и штрихи, которые в финале были закрашены. Именно они позволяют сделать выводы о просьбах и пожеланиях заказчика.
Посетительница на выставке "Федор Рокотов. Собрание Исторического музея" в ГИМ
Так, выяснилось, что костюм на "Портрете княжны Марии Волконской" полностью переписан. Вместо роскошного бального наряда красавицу "переодели" в светлое домашнее платье. Однако цветные шелка и шаль со временем предательски проступили сквозь белила. Дело в том, что почти тогда же к Рокотову поступил заказ от сестры Волконской, Анны Белосельской, чье изображение также есть на выставке. Она-то как раз предстает на холсте при полном параде, затянутой в тугой корсаж. Видимо, дамы в последний момент решили выбрать противоположные образы, чтобы не повторяться.
Выставка Рокотова в ГИМ
Однако "битву нарядов" в итоге выиграла Волконская, а на Рокотова посыпались заказы модниц с просьбой сделать "портрет в неглиже" — благодаря ему мода на этот жанр распространилась среди русского дворянства. По мнению Аринич, это можно объяснить двумя причинами.
Во-первых, такие картины создавались не для музеев, а для интерьеров дворянских усадеб. Так что, по крайней мере, в женских изображениях, допускалась камерность: посторонних среди зрителей не предполагалось, только члены семьи и друзья. Во-вторых, стремление к расслабленности в принципе было присуще московскому высшему обществу, которое находилось в стороне от суеты столичного Петербурга.
В Москву, в Москву
С Первопрестольной у Рокотова вообще сложились особые отношения. Бывший крепостной — именно такой версии его происхождения придерживается большинство искусствоведов, он сделал в Петербурге головокружительную карьеру, став академиком еще до 30 лет. Однако на пике славы, по слухам, то ли из-за конфликта с начальством, то ли устав от дворцовых интриг, вернулся в Москву, где быстро стал художником номер один.
"У нас получилась очень московская выставка, — говорит директор Исторического музея Алексей Левыкин. — По датам она четко соответствует периоду, когда Рокотов обосновался в Белокаменной, оставаясь при этом придворным живописцем и продолжая получать заказы от августейших особ". Он подчеркивает, что мастер стал певцом не только определенной эпохи, но и страты — русского дворянства.
Директор ГИМ Алексей Левыкин на выставке "Федор Рокотов"
За портреты, по воспоминаниям современников, Рокотов брал 50 рублей — сумма небольшая, особенно по сравнению с иностранцами, державшими ценник на уровне полутора-двух тысяч рублей. Так что во флигеле на Старой Басманной, где располагалась мастерская, работа кипела: одновременно в деле могло быть до 50 холстов. В основном мастер писал только головы моделей, а их нарядами занимались ученики.
Художник настолько тесно связан со своей мастерской, что иногда бывает трудно определить авторство полотна, поэтому на выставке в Историческом представлены также произведения его учеников.
«
"Мы старались показать этого живописца не в отрыве, а в контексте, в художественном процессе, в который он был активно вовлечен", — подчеркивает Левыкин.
И отмечает, что лично ему, как историку, из всей экспозиции ближе всего единственный на выставке образец интерьерной живописи: "Кабинет И. И. Шувалова": "своеобразное окно в ту эпоху и работа, которую можно рассматривать бесконечно". Это копия с несохранившегося оригинала Рокотова, выполненная Андреем Зябловым — единственным учеником Рокотова, чье имя нам известно.
Эти глаза напротив
При жизни художника его самой большой удачей считался коронационный портрет Екатерины Великой (1763), который хранится в Третьяковке. Императрице так понравился ее профиль, подобный античным камеям, что именно он стал образцом для копий, отправлявшихся в иностранные посольства. И именно Рокотову она доверила исправить работу иностранца Александра Рослина, которую забраковала из-за того, что на ней показалась себе "шведской кухаркой". Результат переделки, огромное полотно кисти Рокотова, служит композиционным центром выставки.
Посетительница на выставке "Федор Рокотов. Собрание Исторического музея" в ГИМ
Позже императрица поручала художнику писать и ее сына, цесаревича Павла, и любимого внука Александра. Кроме него, на выставке есть еще одно изображение ребенка — Саши Глебовой (начало 1770-х). Любопытно, что в то время не слишком было распространено заказывать детские портреты. Рокотов отнесся к делу очень внимательно: изображая юных моделей со всей серьезностью, он тем не менее не стремится сделать из них взрослых, оставляя живость и пытливость взгляда.
Как раз с портретом маленькой Глебовой, признается куратор выставки Людмила Руднева, реставраторы намучились. Проблема "домашних" полотен в том, что владельцы часто экономили на их восстановлении, отдавая в неопытные руки. Такие "маляры", пытаясь очистить холст от грязи и пыли, порой просто соскребали живописный слой, что было сделать легко, ведь Рокотов привык писать жидкими красками.
Людмила Руднева, куратор выставки "Федор Рокотов. Собрание Исторического музея"
Так что экспертам из ГосНИИР по крупицам пришлось восстанавливать прическу и кружева платья Глебовой. А вот глаза, удивительное дело, сохранились — мерцают из глубины веков.
Звезда Рокотова угасла тихо: возможно, из-за гонений на масонов, а он был одним из них. Смерть его осталась незамеченной, о работах на долгое время забыли.
Заново открыл художника Сергей Дягилев, устроивший в 1905 году ретроспективу русского портрета. В Серебряном веке этот полумрак, несвойственный эпохе Просвещения, как и рокотовскую игру на полутонах и недосказанности, оценили в полной мере.
«
"Секрет его популярности, наверное, в том, что он старался увидеть в своей модели душу, запечатлеть особые черты характера, уловить психологию", — считает хранитель выставки Наталья Аринич.
И добавляет: "Рокотов, конечно, не льстец — лица на полотнах похожи на оригинал, точность отмечали современники". Но, возможно, как и все лучшие светские фотографы нашего времени, он явно знал, какими "фильтрами" пользоваться.