ПРОКОПЬЕВСК, 28 июл — РИА Новости, Дмитрий Ермаков. Еще недавно
Прокопьевск был одним из крупнейших угледобывающих городов Кузбасса. Сегодня здесь ни одной шахты. Разработки при этом ведут — открытым способом. На таком производстве сотрудников минимум, поэтому многих горняков уволили. Как живет бывший моногород в новых условиях — в репортаже РИА Новости.
"Волга" на шесть зарплат
Растянувшийся на несколько десятков километров Прокопьевск напоминает гигантского осьминога. Город состоит из хаотично разбросанных районов: где было больше угля, там и селили людей. При
СССР здесь одновременно работали 16 шахт. В то время горняки получали большие деньги.
«
"В некоторые месяцы у меня доходило до тысячи советских рублей, — вспоминает ветеран шахты "Зенковская" Сергей Старовойтов. — На шесть зарплат можно было купить "Волгу", что многие и делали. Я ездил через Москву к родственникам на Украину и еле впихивал в самолет баулы с вещами: джинсы, польские костюмы, всякая дорогая ерунда".
Закрываться шахты стали после кризиса 2008-го — из-за нерентабельности. Дольше всех продержалась "Дзержинская" — остановилась два года назад. Владельцы предприятий утверждали: угольные пласты в Прокопьевске — крутопадающие, поэтому их сложно и дорого разрабатывать.
"Кто газоны стрижет, кто в свинарнике"
Старовойтов провел в забое 18 лет. Он кавалер всех трех степеней знака "Шахтерская слава". Получив шейный остеохондроз, перешел в профсоюз. В 2014-м, когда закрыли "Зенковскую", карьера закончилась. Оставшись без работы в 50 лет, занялся фермерством, разводит скот, пчел на лесной пасеке.
«
"В один день всех сотрудников уволили, — вспоминает он. — Хорошо, профессиональная закалка учит нигде не пропадать. С утра до вечера пашу, а езжу на жигулях. На иномарку так и не заработал. Но это не проблема — за шахтерскую державу обидно".
Большинство бывших коллег тоже не смогли устроиться по профессии.
Горный инженер и специалист по управлению взрывными работами Алексей Чуваев — директор службы охраны труда в прокопьевском театре. Добычей угля занимался десять лет, не раз спускался в забой.
«
"Театр люблю, но я профессионал высокого класса в другой области. Мои коллеги — кто газоны стрижет, кто в свинарнике работает. Многие в охране сидят. Другие прописаны здесь, но по факту уехали", — рассказывает он.
Владельцы закрывающихся шахт заявляли, что предлагали людям помощь с трудоустройством и переобучением. Однако горняки это отрицают.
"Ни от кого такого не слышал, хотя допускаю, что единичные предложения могли поступать. Но в целом все было ровно наоборот", — рассказывает один из бывших руководителей прокопьевских шахтеров.
"Кашляю кровью": сотни обманутых шахтеров не намерены больше терпеть Чуваев обращает внимание, что большинству местных специалистов сегодня 40-50 лет.
"Найти новую работу в таком возрасте в принципе сложно, — говорит он. — Многие спиваются".
"На поверхности работы никакой"
Андрей Меркуленко устроился на шахту в
Осинниках — в полутора часах езды от Прокопьевска.
«
"Я горняк в четвертом поколении. После армии был автомехаником в Москве, не понравилось: слишком суетно. Вернулся сюда. А тут на поверхности работы никакой нет либо зарплата маленькая. Пошел на разрез, но там платили "вчерную", а потом еще и оклад сокращали".
График — трое суток через трое. На шахту выезжает в четыре утра.
"Конечно, если появится что-то поближе, поменяю даже сферу деятельности", —признается Меркуленко.
Он получает 50 тысяч рублей. Для
Кемеровской области — высокая зарплата. Согласно исследованию trud.com, средний доход жителя Прокопьевска — около 33 тысяч.
"Только плакать хочется"
Старый "
УАЗ" Старовойтова, на котором от езды по ухабам давно отказали рессоры, грохочет по проселкам: "Здесь уже тридцать лет грейдер не проходил".
Тормозим у "Зенковской", где работало 3200 человек. Вокруг бывшие ремонтные мастерские — сейчас это горы кирпича, хотя закрылось предприятие всего семь лет назад. По словам Старовойтова, на одной только этой шахте запасов угля хватило бы как минимум на 30-40 лет. Тем более что пласты исследованы и полностью подготовлены.
«
"Раньше тут елки голубые росли, на площади каток заливали, Новый год праздновали. В смену по 400-500 человек выходило. Теперь только плакать хочется", — грустно улыбается Старовойтов.
На соседней "Дзержинской" свалены тонны угля. То и дело проезжает "БелАЗ", несмотря на то, что разработку давно не ведут.
"Это просто склад", — поясняет человек с черным от угольной пыли лицом.
Пласт разрабатывают буквально в ста метрах — уже вне самой шахты. Понятно, откуда на вокзале Прокопьевска столько вагонов, доверху груженных углем.
«
"Он никуда не исчез, пласты идут под нами везде, как слоеный пирог. Другое дело, что на разрезах просто берут сверху не очень хороший уголь. На глубине же он качественный, дорогой", — поясняет Старовойтов.
Прокопьевск в разрезе
Разрезы сами шахтеры называют главной бедой региона. В окрестностях Прокопьевска таких мест несколько. Добычу ведут верховым способом: сдирают пласт почвы там, где уголь выходит к поверхности. Последствия видны невооруженным глазом — вокруг огромные пятна голой почвы, засохшие сосны на краю обрывов.
«
"Вырубают сосняк — по сути, "легкие" нашего города. А угольная пыль летит по розе ветров как раз туда, на санатории "Прокопьевский" и "Шахтер", — отмечает горняк. — Там и красиво, и лечение неплохое. Только воздух такой грязный, что мама не горюй".
Старовойтов и другие активисты писали жалобы на неэкологичный способ добычи в прокуратуру, в природную охрану. В итоге разработку остановили только на одном из десяти разрезов.
Последний из семи тысяч. Как отшельник живет в заполярном поселке Бывший горняк Алексей Чуваев уверен: сами по себе угольные разрезы — "дело неплохое", если только соблюдать технологию. Однако за этим не следят.
«
"По санитарным правилам после закрытия разреза предусмотрена рекультивация: землю и уголь необходимо вернуть в отвал, засеять пшеницей, посадить лес, — рассказывает он. — Но собственники меняются постоянно и никто вопросами экологии не занимается. Кроме того, некоторые виды угля, особенно коксовые, при соприкосновении с кислородом самовозгораются и портятся. Шахта в этом плане более технологична. В итоге в городе высокая смертность — онкология подскочила из-за экологической ситуации".
Яркий пример в угольной пыли
Вечером в Прокопьевске немноголюдно. В середине 80-х здесь было почти 270 тысяч жителей. Согласно последней переписи, осталось 190 тысяч.
"По ощущениям — цифры завышены, — говорит исследователь истории города Александр Пащенко. — За последние 15 лет произошел сильный отток населения. Я лично знаю очень много семей, уехавших в крупные города Сибири и в Москву".
До недавнего времени в Прокопьевске работали четыре филиала университетов. Сейчас остался один — кемеровского КузГТУ. После закрытия шахт и вузов, по словам Пащенко, город попал в демографическую ловушку.
«
"Прокопьевск — яркий пример того, какая судьба ждет бывший моногород. Советская схема больше не работает, а новой нет", — заключает он.
Впрочем, следующее поколение местных жителей, видимо, адаптировалось.
Михаил Худяков, 33-летний уроженец Прокопьевска, по стопам отца в сферу добычи угля не пошел — дает уроки английского языка.
"В детстве я заглядывал к отцу в котельную — он работал там начальником, — вспоминает Михаил. — Не могу сказать, что мне категорически не нравилось, но я видел эту грязь, шумящие котлы. Наблюдал, как он теряет слух, болеет цингой. Отец посвятил всю жизнь горному делу. Умер от рака легких в 60 лет. Я благодарен родителям, но тогда было другое время".
Худяков подчеркивает, что почти все его знакомые тоже нашли занятия по душе. Дети бывших шахтеров стали дизайнерами, массажистами, фотографами, инкассаторами.