Второго декабря на 95-м году жизни скончался от последствий COVID-19 патриарх французской политики Валери Рене Мари Жорж Жискар д’Эстен, занимавший пост президента республики с 1974-го по 1981 год.
Оставшиеся президенты Франции, как бывшие (Олланд, Саркози), так и ныне действующий Макрон, младше усопшего Жискара кто на тридцать (бывшие), а кто и на пятьдесят лет. Разрыв в возрасте колоссальный: кто на поколение младше, а кто и на два.
Хотя все там будем — и даже, скорее всего, в более молодом возрасте. И возглашать скорбь по поводу невосполнимой утраты было бы несколько натужно.
Притом что невосполнимая утрата в самом деле была — правда, не вчера — и носит не личный, а общественный характер. "Франция, которую мы потеряли" и "Европа, которую мы потеряли". Смерть Жискар д'Эстена эту утрату лишь подчеркивает.
Конечно, двадцатипятилетие (1956-1981), когда Жискар был на политической авансцене — депутат, министр, финансист, титан и гений, а наконец того президент, — не следует совсем уж идеализировать. Да, было "славное тридцатилетие", когда хозяйство Франции (как и Европы, как и СССР) поступательно росло. Правда, на своем высшем посту он застал эту славу уже на излете. Да, при нем Францию прорезали сверхскоростные железнодорожные линии (TGV) и бурно строились АЭС, обеспечившие энергетическую независимость республики. Правда, теперь передовые "зеленые" под дубом вековым намерены это дело поломать — и ломают весьма успешно.
Но эта же эпоха отмечена тяжелым конституционным кризисом. Гибель Четвертой республики в 1958 году (давшая резкое ускорение карьере Жискара) современники называли ни много ни мало фашистским переворотом. А потом был 1968 год, буйства студентов-бесштанников и разные прочие радости. Нет, эпоха не была медом намазана, и президентское кресло в Елисейском дворце — тоже.
Но это была эпоха, когда "Величие Франции" еще не было пустым звуком и тем более — как стало при президенте Олланде — прямым издевательством. Еще действовали голлистские заветы. Ведь "Сделаем нашу страну снова великой" — это не Трамп придумал, а французский генерал-президент.
Может быть, именно поэтому Жискар д'Эстену, с 1981 года уже двадцать лет пребывавшему на покое, в 2001 году доверили возглавить Конституционную комиссию ЕС — старый голлист борозды не испортит. А побочный потомок Людовика XV — наипаче.
Другое дело, что и Франция, и Европа уже были не те, и труды Жискара окончились провалом. Трудящиеся на референдуме отвергли Европейскую конституцию, в качестве паллиатива в 2007 году приняли устраивающий всех и не устраивающий никого Лиссабонский договор, а ЕС ускоренно пошел туда, где он сейчас пребывает.
Впрочем, еще де Голль (сам тоже "тоскующий монархист") замечал своему молодому сотруднику Жискару: "Ваша главная проблема — народ". Аристократизм бастарда королевской крови — это хорошо, но трудящиеся не поймут (как они в 1969 году не поняли и республиканского монарха де Голля). Не помогло даже ношение свитера под пиджаком и игра на аккордеоне — оказывается, кроме В. С. Черномырдина, по-народному меха сдвигал также и Валери Рене Мари Жорж Жискар.
В сущности, Жискар д'Эстен стал на склоне лет кем-то вроде конституционного монарха в республиканской стране. Потомок Бурбонов пользовался почетом и уважением, к его словам прислушивались, но делали все по-республикански, то есть по принципу "кто в лес, кто по дрова". Де Голль в такой ситуации просто удалялся от зла, Жискар продолжал исполнять обязанности как бы короля, которого никто не слушает, но все почитают. Все-таки даже тень величия оказывалась для чего-то нужной.
Конечно, сейчас это полностью утратило актуальность. Из трех живущих ныне президентов республики Саркози таскают в прокуратуру, куда он ходит как на работу, Олланда не таскают, но презирают решительно все, а Макрон осажден неверными рабами и чуствует себя до крайности неуютно. Затруднительно представить себе, что кто-нибудь из этих троих сможет олицетворять Францию и стать почетным монархом. С Жискаром эта неофициальная ветвь власти пресеклась навсегда.
Но, что ни говори, он был достойным правителем, что нынче в Европе (и не только в Европе) встречается все реже. А то и вовсе не встречается.
Да помилует его Господь.